Обретение

обсуждений. Вот что значит личный пример.

Я уже ранее говорил, что второй сталелитейный был цехом точного литья, в котором

мы использовали технологию литья по выплавляемым моделям и литье в корковые формы.

На этом поприще, вместе с институтом химии Академии наук Узбекистана, внедрили

корковое литье на основе фурфурольных смол. Была одна особенность – требовалось по

технологии большое количество спирта, в месяц одна - две тонны. Применяли мы этиловый

спирт, так как боялись, что кто-то может выпить и погибнуть. Я стал “королем” на заводе и у

своих друзей. Изготовление корок с помощью фурфурольных смол мы запатентовали и дали

большую информацию в специализированную литературу. Мне неизвестна дальнейшая

судьба этого изобретения. Но спирт являлся большим аргументом в деловых вопросах.

Например, коммерческий директор завода Алексей Доманский не выезжал в командировку

без канистры спирта.

В металлургическом производстве на узбекских заводах было двенадцать главных

металлургов, из нас шесть человек были из одного выпуска. Так сложилось, что по жизни

шли рядом.

Ташкентский эскаваторный связан для меня с двумя удачно совершенными

“революциями”. Которые позволили зримо оценить роль и значение организаторского

импульса. Особенно если добавить сюда фантазии, найти какое-то нестандартное решение.

Первую “революцию” я про себя называю женской.

Дело в том, что рабочие и служащие экскаваторного завода жили в городке, который

образовался вокруг завода. Было два десятка многоэтажных домов, и масса частных

построек. Все жили как бы на заводе. Так как все жили рядом, то и на работу приходили в

домашней одежде, плохо причесанные, без макияжа и зачастую в домашних тапочках. О себе

скажу, что всегда старался быть чисто выбритым и хорошо одетым, сказывалась школа

Чиркова.

Так как в отделе главного металлурга было около сорока женщин и всего двое

мужчин, то я собрал женское совещание, попросив мужчин удалиться. Нужно еще отметить,

49

что возраст работниц отдела был от двадцати лет до сорока, и практически более половины

замужних. Я попросил их посмотреть друг на друга, и спросил, где они находятся и почему

так некрасиво выглядят, где их женская прелесть. Почему у нас большой брак при отливке

деталей? Это и от того, что они никого не вдохновляют. Двадцать минут я, не повторяясь,

читал им мораль. Конечно, это было жестоко может и не этично, но эффект превзошел все

ожидания.

На другой день утром мне звонит начальник сталелитейного цеха Миша Новиков и

говорит, что его жена Шура (очень миленькая женщина) задержится на час, так как гладит

второе платье, потому что одно она нечаянно прожгла. Что тут было, не отдел главного

металлурга, а конкурс красоты. Многие из заводских отделов приходили просто посмотреть.

Через пару недель весь женский состав экскаваторного завода мог претендовать на звание

самого красивого коллектива города.

Другая одна история связана с проведением партийной “революции”.

В 1963 году после всех моих выступлений меня, по настоянию райкома партии

Куйбышевского района, избирают секретарем парткома экскаваторного завода. Несмотря на

все мои протесты. Проведение партийных собраний, заседаний парткома, участие в

районных и городских конференциях меня больше раздражало, чем мобилизовывало на

“подвиги”. Я решил, что нужно что-то сделать, чтобы всколыхнуть этот общий застой под

лозунг “одобрям –с”.

Экскаваторы, которые делал Ташкентский завод, были достаточно уникальны, они

имели самое низкое удельное давление на грунт из всех моделей мирового производства .

Это достигалось за счет “лыж”, которые наваривались на траки. Наш экскаватор был так

называемый – болотный. Кстати, большую партию этих машин мы поставили на Кубу, так как

там много заболоченных мест.

Трудоемкость изготовления одного экскаватора составляла около семи тысяч часов, и,

с моей точки зрения, раза в два превышала допустимую. Тогда-то и родилась программа

которую я назвал “Инженерный час”. Идея была в том, чтобы каждый, кто мог и соображал,

давал предложения и при возможности внедрял элементы снижения трудоемкости

экскаватора. Была изготовлена стена со всеми фамилиями всех инженеров завода, а также

свободный стенд для записей вклада в уменьшение трудоемкости со стороны рабочих,

служащих. За каждые тридцать минут экономии трудозатрат напротив фамилии автора

рисовалась одна звездочка, если экономия – час, то две звездочки.

“Инженерный час” с моей легкой руки стал самым популярным партийным знаменем.

Вначале секретарь Куйбышевского райкома партии Анна Ивановна Бродова увидела у нас на

заводе огромные доски с фамилиями инженерно-технических работников. Подробно

расспросила меня, что и как. Я впервые увидел восторг в глазах нашего секретаря райкома.

Анна Ивановна была очень суровым человеком, и бескорыстным коммунистом и, вместе с

тем симпатичной женщиной. В то время еще такие встречались. Ее знала вся

коммунистическая верхушка республики. Одно время она возглавляла идеологический отдел

ЦК КПСС Узбекистана. Ко мне Анна Ивановна относилась с большой теплотой, она в

пример ставила мою работу главным металлургом, и особенно ей нравилось, как я воспитал

своих сталеваров.

Буквально на следующий день Бродова собрала внеочередное бюро райкома и

заставила меня сделать большое сообщение.

Вообще, это бюро мне запомнилось и тем, что я вынужден был приехать с дочкой,

взяв ее из детского сада. Жили мы тогда в другом конце города, в районе Чиланзар, это

пятнадцать, а то и больше километров от завода, и я каждый день возил дочь в садик. Жена в

это время уже преподавала в политехническом институте, времени свободного у нее не было

вообще, к тому же эти расстояния быстро без машины невозможно преодолеть.

А мы уже купили Волгу М-21, и я ездил на ней на работу. Когда я вечером

задерживался по партийным делам, то дочь Иришка ночевала в садике, в круглосуточной

50

группе. Но в этот день он был закрыт. Поэтому Иришка активно “участвовала” в заседании

бюро райкома, и было решено, что на другой день на заводе в парткоме я проведу семинар с

партийным активом района.

После этого заседания в десять вечера я поехал домой, а Иришка сладко спала на

заднем сиденье. Усталость охватила меня, но мозг машинально прокручивал варианты

возможных вопросов и ответов, решений и постановлений. Вдруг я увидел, что милиционер-

гаишник показывает мне полосатым жезлом, приказывает остановиться и подходит к

машине. “Вы ко мне по какому вопросу?” - спросил я его; перестроиться с партийного лада

на общежитейский в тот момент был не в силах.

Он был так ошарашен, что сказал: “Езжайте, езжайте”.

В этот период моя жизнь превратилась в бедлам. После партийного актива районного

масштаба меня немедленно пригласили к первому секретарю горкома партии Каюму

Муртазаеву. Муртазаев был сильной личностью - очень волевым, жестким и

целеустремленным. Умел до конца доводить поставленную перед собой задачу. В республике

его уважали и побаивались.

Ташкент в это время уже был городом миллионником, война и умное руководство

республики серьезно развили промышленность. Можно привести в пример десяток заводов,

которые имели союзное значение. Это огромный авиационный завод имени Чкалова, где

работало пятьдесят тысяч человек. Средазирводсовхозстрой - это более двухсот тысяч

человек, организация создавшая всю ирригационную систему не только Узбекистана, а всех

республик Средней Азии. Работу ее можно понять, если знаешь, что вода в Средней Азии –

это жизнь. Если есть вода, то воткни палку, и вырастет дерево. Когда-то Голодная степь, где