Обретение

Исписарский сельсовет, потом город Чкаловск, и все это без передвижки домов и заводов.

У нас в цехе был прекрасный конструктор Юдаков, – он мог все. Если бы сказали:

“Сконструируй самолет”, он бы рассчитал и сделал. У него был один недостаток –

периодические запои и следующая за ними дикая депрессия. Он меня учил: “Если не хочешь

стать алкашом, то никогда не опохмеляйся.” Я этот тезис пронес через всю жизнь. К

сожалению, Юдаков в состоянии депрессии повесился. Не хочу быть ханжой, но многим

выпивка противопоказана. Вспоминаю, когда меня избрали секретарем парторганизации, то

приблизительно через пару недель мне в воскресенье позвонила жена начальника отдела

43

труда нашего завода Колобанова. Она сказала, что муж напился, ломает мебель, выгнал ее с

двумя детьми и грозится. Мы все жили рядом, и я вместо стадиона побежал к Колобановым.

Он был неплохой человек и по трезвости даже хороший. Но водка меняет человека, и я

увидел плюгавого, но наглого мужика. Первым делом дал ему по морде, и он сразу

успокоился.

Я впервые столкнулся с так называемой “бытовухой”, и на второй день мы

исключили его из партии по моему настоянию. Прошел месяц, наше решение рассматривал

политотдел, который был на правах райкома.

На заседание Колобанов пришел с женой, и она сказала, что ничего особенного не

было, и что я превысил власть и избил ее муженька. На политотделе ему записали замечание,

а мне посоветовали не торопиться с “оргвыводами”. Это был для меня первый урок: не лезь

в чужую семью, там потемки. Мудрость дается через опыт. Потом много раз приходилось

участвовать в разрешении семейных ссор, и опыт семьи Колобановых всегда для меня

являлся отправным.

... Электроцех на нашем заводе оказался проходным, то есть начальники там

менялись каждые в два-три года. Первым начальником был Юра Прокофьев, очень

талантливый парень, работать мы начали одновременно, но через два-три года он, написав

несколько статей в отраслевой журнал, уехал учиться в аспирантуру и к тридцати пяти годам

стал доктором наук. Вторым начальником электроцеха был Женя Золотухин, его мы женили

на девочке, которая была заведующей аптекой, и они вскоре уехали на один из рудников, где

Женя стал главным энергетиком. Третьим начальником стала Саша Суровцева, очень

миловидная энергичная дама. Муж у нее был юристом и очень ревновал свою подругу.

Вероятно, причины имелись. У Суровцевых росли две девочки, и с младшей дочерью Саша

поехала на курорт отдыхать. Девочке было три года, и по приезду домой она говорила, что

мама ее бросала одну, а сама уходила гулять. Вскоре Суровцеву избрали парторгом завода.

Война внесла коррективы в жизнь нескольких поколений, и на Ленинабадской

площадке сошлись люди из различных республик, различного интеллектуального уровня,

различных взглядов на жизнь.

Например, главный инженер завода Кузьмичев, выходец из российской дворянской

семьи, грамотный специалист, но бесхарактерный пьяница, и все это он списывал на

революционные издержки.

Олег Попов, заместитель главного технолога – москвич старой формации из

старинной русской интеллигенции. Его дядя был крупнейший знаток Пушкина. Мне

помнится, что фамилия его дяди – Новиков.

Ефремов Николай, начальник участка, в который входила разливка чугуна и обрубка

чугунных изделий. Выходец из семьи уральских металлургов. Очень собранный,

ответственный человек. Он много не говорил, но умел слушать и исполнять блестяще. Тоже

ведь был ПФЛ – бедная наша Родина!

Этот список можно продолжать. Наш завод из ремонтного предприятия превратился

в завод по производству горно-шахтного и обогатительного оборудования. Наряду со сталью

и чугуном мы в большом количестве делали отливки из алюминиевых сплавов, бронзы,

латуни и даже свинца. Из свинца отливали экраны рудосортировочных машин.

Квалификацию мы все получали высочайшую, так как все делали сами и спросить или

перепоручить просто было некому. По стране развивались предприятия нашего профиля, и к

нам зачастили за опытом. Наш цех являлся универсальным и заводообразующим, и пришло

время, когда мы, уже своих специалистов командировали на другие предприятия нашей

отрасли, где вводили новые мощности.

Жизнь продолжалась. Мы все лучше обосновывались в городке и в конце концов

получили прекрасный коттедж с большим участком земли в десять соток. На этом участке

было все, что растет в Средней Азии. Виноград, которого мы снимали до полтонны. Вишни,

яблони, груши, инжир, очень много малины и клубники нескольких сортов. Помню все как

44

будто это было вчера. Помню даже расположение грядок и деревьев в саду. Справа от входа в

дом шла дорожка через весь участок до самого гаража и курятника. Да, да, именно так,

держали кур! Справа от дорожки заросли малины и смородины куда мы периодически

выпускали детей “попастись”. Слева - клубничные грядки и фруктовые деревья. У ворот

стоит знаменитый тополь с которого не слезал мой сын целыми днями и из ветвей которого

он мастерил луки и стрелы. У правой стены дома беседка увитая сладчайшим в мире

виноградом “дамские пальчики”. Я мало занимался сельским хозяйством в связи с большой

занятостью, и вся нагрузка легла на плечи жены. Как она все успевала, до сих пор

непонятно. Учебная нагрузка, занятия в техникуме, двое детей, муж, сад и огород, кроме

того, нужно было всех обшить, ведь в продаже не было никаких промтоваров. Как-то Соня

решила сшить мне рубашку, день был выходной, утром она сняла мерку. Я ушел на работу, а к

нам зашла соседка. Она видела, как Соня сняла мерку и стала кроить. Я приехал на обед,

соседка еще сидела у нас, а Соня уже сделала мне примерку. Вечером рубашка была готова, а

женщина все сидела у нас. Она была хорошим человеком, но дома ей было скучно, так как

муж все время пропадал на работе, а дети, уже взрослые, учились, у них свои заботы.

Жизнь была очень напряженной, но мы находили время для веселья, шуток и

застолий. Помню, как, идя с работы, мы, то есть я и Коля Липчак – наш начальник ОТК,

позже начальник завода, мой ровесник, решили купить ему прюнелевые туфли. Эти туфли

имели брезентовый верх и их чистили зубным порошком. Туфли мы купили, они стоили пять

рублей. Мы решили, что нужно их хорошо обмыть, и сделали это, прихватив еще пару

друзей. Решили, что этого недостаточно и зашли ко мне и выпили еще несколько литров

вина. Потом сделали несколько визитов, и компания увеличилась. Часам к двенадцати ночи

решили, что хватит, и вдруг обнаружилось, что туфли, которые явились причиной застолья,

пропали, мы их где-то потеряли. Искали целый час и не нашли. Прошел год, у нас на

открытой террасе стоял сундук с каким-то барахлом. Весной мы отодвинули сундук, чтобы

произвести уборку, и обнаружили эти пропавшие туфли. Я немедленно оповестил всех

участников и даже неучастников, и весь городок был свидетелем повторного, грандиозного

обмывания туфель. Конечно, это было совсем несерьезно, но в этом был какой-то смысл,

какой-то кайф. Вероятно так сбрасывалось постоянное состояние стресса в котором мы

находились. Наряду с серьезнейшей производственной деятельностью, мы проводили

большую шефскую и партийную работу. Сегодня все, что касается деятельности компартии

бичуется. В действительности партия проводила большую созидательную работу. Конечно,

репрессии, тоталитарный режим – страшные язвы общества и не имеют права на

существование. Но идеи организованности, умение мобилизовать нацию (народ) на большие

дела, умение организовать идеологическую работу не следует отбрасывать. Прошло

пятнадцать лет, и главный персонаж этой истории Николай Липчак стал директором завода.