Еще одна жизнь (СИ)

Ее слова разожгли в нем страстное, непреодолимое желание обладать ею, слиться с ней в единое целое. И он снова с жадной ненасытностью принялся целовать ее, шепча:

- Будь моею частичкой! Будь!.. Я хочу тебя... хочу тебя... хочу тебя...

А она шептала ему в ответ:

- Да...да...да... я твоя, только твоя... хочу тебя...

Они раздевали друг друга торопливо, яростно, словно боялись терять драгоценные минуты. Брюки, трусики, носки - все летело на пол, покрывало, резко выдернутое из-под ее спины, тоже полетело туда. Она сама раздвинула ноги и чуть приподнялась в нетерпеливом ожидании. Он вошел в нее осторожно, стараясь не причинить боли. И все же почувствовал, как она дернулась, увидел, как она впилась зубами в собственную руку, чтоб не закричать, но глухой стон все же прорвался сквозь зубы. Он остановился. Беспокойно вглядываясь в ее лицо, спросил:

- Что с тобой? Тебе больно?

- Нет... ничего... все хорошо... - проговорила она, убрав руку и переводя дыхание, и так как он все же не решался продолжать, нетерпеливо бросила: - Ну же!

Она забыла, что была еще девственницей и, ощутив боль, не успела сдержаться, чем напугала его. Но желание близости было столь велико, что она справилась с собой и теперь чувствовала невероятное наслаждение не просто от физического контакта, а именно оттого, что это был он, Андрей. В мозгу стучало одно слово: мой...мой...мой... И она уже шептала вслух:

- Мой... родной... Андрюшенька... люблю... Как я тебя люблю!..

Сладкое томление и наслаждение стало сменяться ощущением сначала медленного, а потом все убыстряющегося падения, падения в никуда. И когда казалось, что все, ей уже не выбраться из этой воронки, она вдруг взлетела, взлетела вместе с ним, паря в невесомости, не ощущая своего тела, растворившегося в нем...

А он смотрел сверху в ее широко открытые, ничего не видящие глаза и читал в них все, что с ней происходило. Его переполнял восторг, который уже распирал его, рвался наружу, но выхода не было. Уже он заполнил его всего, каждую клеточку, уже стало невозможно дышать, он задыхается... И вдруг... свобода! И он летит, летит вместе с ней, слившись в одно целое...

Они замерли, наслаждаясь этим мгновением, умоляя небеса, чтоб оно длилось дольше и дольше...

Затем он снова осыпал ее поцелуями, нашептывая:

- Милая... только моя... моя навсегда... моя жена... моя королева... моя частичка...

А у нее не было сил ни говорить, ни шевелиться, она слушала его и улыбалась. Ему показалось, что она замерзла, и он потянулся за одеялом, которое лежало у них в ногах. И вдруг он увидел пятно крови, расплывшееся под ее бедром. Его, как током ударило: так она была девочкой?! Так вот откуда та боль, которую она пыталась от него скрыть! С глазами, полными смятения, он оглянулся на нее. Она смотрела на него устало и счастливо улыбалась, но, заметив его смятение, тоже забеспокоилась. Она приподнялась и увидела пятно.

- Ой, надо же скорее застирать.

Она вскочила с кровати, он тоже поднялся, но тут ее качнуло, он только успел ее подхватить.

- Прости. Голова закружилась, - прошептала она еле слышно, совсем упавшим голосом, и обмякла в его руках.

Он испугался не на шутку, поднял ее на руки, соображая, куда же ее положить. Но она уже пошевелилась, застонала и поморщилась. Он сел на край кровати, посадил ее к себе на колени, закутал одеялом и прижал к себе, как маленького больного ребенка.

"Что же я наделал?" - ругал он сам себя. - "Она же такая хрупкая, нежная! Боже! Как же ей, наверно, было больно! А она стерпела и ничего мне не сказала".

- Бедненькая моя, девочка, - тихим голосом зашептал он ей в ухо, покачивая на руках. - Что же с тобой? Может "скорую" вызвать?

- Ты что? Какую "скорую", - осипшим голосом отозвалась она. - Ну, закружилась голова немного, слишком резко встала. Сейчас все пройдет, - она смотрела на него из одеяла усталыми потухшими глазами. - Андрюшенька, чего ты испугался? Что ты у меня первый? Что же в этом плохого?

- Не говори глупостей. Я испугался только за тебя. Ты дорога мне, я люблю тебя и не хочу потерять.

- Типун тебе на язык. Ну, потеряла немного крови, переволновалась, что особенного, - уже более окрепшим голосом заговорила она. - Вот уже и все прошло.

Она попыталась встать, но он не пустил.

- Никуда не пойдешь. Я сам все сделаю, - он встал, поставил ее на ноги и, крепко придерживая за талию одной рукой, другой стащил простынь. Пятно было и на чехле, которым покрывался матрац. Он растерянно посмотрел на него и на Елену. Ей стало смешно.

- Знаешь, от чего мне станет легче?

- От чего! - проговорил он с готовностью уже куда-нибудь бежать за чудодейственным средством.

- Обними меня и поцелуй, - сказала она, обнимая его за шею, а когда он исполнил первый пункт ее "рецепта", добавила: - Теперь, пока я здесь уберу, - он попытался возразить, но она закрыла ему рот ладошкой, - ты подогреешь чайник и заваришь нам чай.

Он поцеловал ее ладонь, потом в губы и, заглядывая в глаза, спросил:

- Ты, правда, хорошо себя чувствуешь?

- Правда. Очень хорошо. Ну, иди, - и она легонько подтолкнула его к двери.

Потом они пили чай, курили, вспоминали вечер.

- Андрей, а ты знаешь, что Тане нравишься? - спросила Елена, внимательно на него посмотрев.

- Догадываюсь. Она хорошая девушка, добрая, красивая. Но у нас никогда ничего не может быть, она для меня всегда будет только, как сестра.

- А мне как-то неловко перед ней, будто я в чем-то виновата. Боюсь, узнав о нас с тобой, она от меня отвернется.

- Нет. Не переживай. Она умная девочка, все поймет.

- Надеюсь.

Он бережно обнял ее, притянул к себе.

- А вообще, я благодарен ей, если бы не она, мы бы сегодня не были вместе.

- Да.

Она прижалась к нему, спряталась у него на груди, ей было уютно и спокойно в его объятиях, как никогда не было. А он опять почувствовал нарастающее возбуждение, поднял за подбородок ее лицо и поцеловал долгим, сначала нежным, но постепенно все более страстным поцелуем. Она с готовностью обвила его ноги своими.

- А тебе не будет больно? - спросил он.

В ответ она только покачала головой.

...И они снова "плыли", "падали" и "взлетали", шепча нежные и ласковые слова любви...

Она уснула у него на груди, обхватив рукой за талию и положив на него ногу. А он лежал на спине и боялся пошевелиться, чтоб не разбудить ее, не спал и думал:

"Как настоящий мужчина, я обязан на ней жениться. А я и женюсь - это определенно. Но я не думал, что так скоро. Сейчас я не могу жениться, мне еще почти три года учиться. Конечно, "женатиков" чаще отпускают в увольнения, но какой из меня муж, сам еще на шее у матери и государства. Мама... А что скажет она? Как отнесется к моей любимой? Она у меня умница, она тоже полюбит мою Аленушку. Ее нельзя не любить. К тому же, она сирота, зарабатывает нелегким трудом копировщицы, сам видел ее чертежи, которые она принесла домой. Бедная девочка! Как ей тяжело приходится, как она устает! Она же такая хрупкая, тоненькая, нуждается в обязательной защите и помощи. Столько сегодня наготовила, такой стол накрыла, а мы пришли бандой оглоедов, все умяли, да я еще ей пол ночи спать не давал. Вот она и не выдержала..."

И его мысли снова вернулись к тому же. Он как-то не подумал, что она еще девушка:

"Ведь, был же у нее парень. Мерзкий тип. За что она его любила? А за что я ее полюбил, еще совсем не зная, только двумя словами перекинулись. Ну-у, сравнить ее с этим пижоном!.. Хотя, может, когда они познакомились, он был другим? А потом изменился, она и разлюбила. А если я изменюсь, она меня тоже разлюбит?.. А почему я должен меняться?"

Он был уверен в себе: что бы не случилось в жизни, он не сподличает, не предаст, не ударит слабого, не унизит женщину. Нет. Он никогда не будет таким, как тот другой.