Дом старого барона (СИ)

Пока они таскали его туда-сюда, пытаясь исполнить приказы доктора и усадить в портшез, Руди приподнял голову, пытаясь увидеть Магду за суетящимися людьми. Та сидела на бочонке между двух стражников и жевала краюшку хлеба. Старуха будто почувствовала его взгляд и обернулась; их глаза встретились, но она не улыбнулась и взглянула на него так сурово, что он был даже рад, когда ее лицо скрылось за задернутой в портшезе занавесью.

Доктор заглянул к нему с другой стороны, и Руди вначале испугался, что он залезет к нему, но тот осведомился о том, как чувствует себя господин, обмахнул его платком, от которого одуряюще пахло чем-то сладким до тошноты, и скрылся. Он велел слугам поднимать портшез, и вскоре Руди уже качало по пути к дому, где ему обещали кров и пищу.

Графиня собственноручно умыла Матильду и заставила ее переодеться в мужскую одежду, купленную тут же у хозяина. Она единственная догадалась, что Матильда лишь притворяется мальчиком и легко пожурила ее за это. Свита у нее оказалась внушительная - шестеро слуг, компаньонка и два кавалера, не считая кучера и личной служанки. Муж ее владел большим наделом земли в одном из южных княжеств, и графиня обронила, что он сейчас на войне, а она навещала свою дальнюю родственницу при дворе курфюрста. Вначале Матильда стеснялась разодетых господ, стыдясь своего потрепанного вида, но, когда подали первую перемену блюд, она столь увлеклась едой, что забывала даже ответить на вопросы, которые относились к ней самой. Еда казалась ей необычайно вкусной - салаты из свежей зелени, биточки, итальянский рис, сладкий пирог, куриный суп - перемен блюд было шесть или семь! Небывалая роскошь, хоть графиня и отзывалась о здешнем столе презрительно.

Пока Матильда жевала, она рассказывала о деде, и о том, что он то ли погиб, то ли пропал, а ее дом сожгли, и что она идет в город, чтобы потребовать найти своих родственников. Она поведала и о том, что ее родители давным-давно умерли, и что дед нарочно жил в глуши, и о его подвигах, и о славе, и о том, что сама собирается на войну. Графиня слушала ее благосклонно, изредка уточняя те или иные подробности ее рассказа. Дедушку она знала и, конечно, выразила готовность немедленно помочь Матильде в поисках справедливости, уверяя ее, что именем императора сделать это будет легко. Когда Матильда набила себе живот так, что в него больше ничего не лезло, ей захотелось спать. Смутное волнение шевельнулось в ее сытом и сонном мозгу, словно она забыла что-то очень важное, важнее, чем дед и ее родственники.

Девчонка! Она совсем забыла о ней, и бедняжка ждет ее на улице под ветром и солнцем. Матильда попробовала возразить, что крестьяне привыкли к голоду и холоду, но получилось плохо: воображение подсовывало картины, кусающие сердце. Вот Лене отбивается от собак, вот ее секут за то, что она посмела своим видом оскорбить зрение знатных господ, вот она просит милостыню в пыли... Подступавший сон расползся на клочки, и Матильда осторожно кашлянула, опасаясь перебить графиню.

- Что такое, дитя мое? - спросила та, по-прежнему ласково и сочувственно. - Ты хочешь выйти?

- Нет, ваше сиятельство, - ответила Матильда, хотя сходить в горшок она бы тоже не отказалась. - Дело в том... Я кое-что позабыла вам сказать.

- Что же?

- Я была не одна, - с усилием сказала она, откашливаясь под взглядом всех присутствующих. - Меня ждут на улице, и мне надо вернуться...

- Я не понимаю тебя. Что ты хочешь сказать этим? Неужели это не голод, а подлые воры заставили тебя залезть в погреб? Если так, то мы поймаем их и повесим.

- Нет-нет! Это не воры... Это моя... - она задумалась, как назвать Лене.

Графиня высоко подняла бровь на накрашенном лице.

- Служанка, - наконец выпалила Матильда. - Девочка из нашей деревни. Она потеряла родных и шла со мной в город...

- Служанка? О, девушка вряд ли пропадет в этих краях, - она заулыбалась и добавила что-то на незнакомом Матильде языке, отчего все присутствующие засмеялись, будто по команде.

- Видите ли, она совсем мала...Ей, кажется, лет шесть. Или, может быть, восемь. Я боюсь, что она окажется в беде.

- Шесть или восемь, - задумчиво повторила графиня. - Кто же кому из вас служит? Девчонка, крестьянка... Эти дети живучи как репей. Не думаю, что с ней может случиться что-нибудь, ради чего стоит здесь задержаться.

- О, она совсем не похожа на обычную крестьянку, - горячо заговорила Матильда, но взрослые уже не слушали ее, переговариваясь между собой. - Она очень робкая и скромная, ваше сиятельство. Ее очень легко обидеть! И она давно не ела досыта. Если вы соблаговолите помочь ей, я клянусь вам во всем помогать и исполнять все ваши приказы...

- Правда? - графиня обернулась к ней, и в глазах у нее запрыгал озорной огонек. - Эта девчонка твоя личная собственность, раз ты так о ней беспокоишься?

- Да, - храбро соврала Матильда. В конце концов, если дедушка умер, то вся его земля принадлежит ей, равно как и крестьяне. А если нет, то он вряд ли откажется подарить ей Магдалену.

- Значит, ты клянешься выполнять все, что я скажу?

- Клянусь. Пресвятой Девой Марией. И своим именем. И именем деда.

- Ну что ж, я принимаю твою клятву, - графиня хлопнула в ладоши и приказала слугам немедленно спуститься вниз и найти девчонку ("Ее зовут Магдалена", - вставила Матильда).

- Можно мне пойти с ними? - осведомилась она и, встретив сумрачный взгляд графини, поторопилась добавить: - Так она вряд ли испугается и убежит.

- Что ж, ладно, - милостиво ответила графиня.

Когда Матильда выбежала на улицу, опередив всех слуг, дорога за изгородью была пуста - там, где сидела Лене, осталась лишь примятая трава. От нее все еще пахло бедняцким платьем девчонки, и Матильда завертелась на месте, пытаясь почуять, в какую сторону она ушла. Дым от натопленной печи мешал ей, как она ни ложилась на землю под удивленные взгляды слуг, перебивал нюх, стирая прочие запахи, и, в конце концов, она отчаялась, не зная, куда могла пойти эта девчонка.

Графиня заставила Матильду подняться, и сделала знак слуге отряхнуть платье. Она ничуть не удивилась ее странному поведению, в отличие от слуг и зевак, которые даже начали креститься, и приобняла Матильду за плечи.

- Не волнуйся, дитя, - ласково сказала она. - Твоего беспокойства это не стоит. Если вам суждено, то вы встретитесь снова... - она замолчала, а затем наклонилась к Матильде и шепнула на ухо: - Но никогда не делай на людях то, что делала сейчас, тебе это ясно?

Матильда обернулась к ней и встретила холодный, но, как ни странно, понимающий взгляд. Она невольно смутилась и кивнула: "Да, я исполню".

Лене не успела даже замерзнуть, сидя на земле; ее согнала с места кавалькада из знатных кавалеров, и она уткнулась головой в землю, как учила ее бабка Магда, и застыла в этой позе до тех пор, пока господа не проехали. Сильно хотелось есть. Хотелось отдохнуть. Но она не смела никуда уходить, как приказал ей Матиас. Странным он был - иногда заговаривался и называл себя, как девчонка, то принимал высокомерный вид и злился без толку и без повода, то был добр с ней. Она поняла, что он приходился барону внуком, но ей казалось, что у старого барона была только внучка... Впрочем, откуда Лене было об этом знать на самом деле, и она быстро перестала думать о своем спутнике.

Ее укусил муравей, и она почесала голую лодыжку. Слуга с постоялого двора хмуро на нее посматривал, взвешивая в руке кнут. Лене на всякий случай встала и поклонилась ему, но его лицо ничуть не смягчилось. "Я просто дождусь здесь Матиаса", - сказала она себе, проведя большим пальцем ноги перед собой, но внезапно ее охватило ощущение, что Матиас не вернется, что он попал в беду. Сложно было объяснить внезапный холод, но в животе будто заворочалась большая жаба, и Лене поняла, что ей не стоит здесь оставаться.

Она еще раз посмотрела на слугу, и тот с отвращением отвернулся и ушел. Лене переступила с ноги на ногу, размышляя, куда ей пойти, но не успела сделать и шага, как ее окликнули. Слуга, не меняя брезгливого выражения лица, кинул ей половинку подсохшего хлеба, и Лене, не веря своим глазам, прижала его к животу и мелкими шажками отошла прочь.