Пандемониум (СИ)

- А кто проследит за тем, чтобы условия неукоснительно соблюдались? - мрачно спросил Евгений. - Кто над нами стоит? Мы ведь вне закона.

- Волшебный контракт имеет собственный Эгрегор. Это очень сильная и опасная вещь. Как только мы его заключим, он станет нашим судьей, надсмотрщиком и, если придется, мечом возмездия.

У Евгения не было никаких причин верить тому, что говорил Беннетт. Возможно, все это сплошной обман, и текст договора будет меняться по желанию доктора. Быть может, это вообще не договор. Так или иначе, выбора не было. Как бы сомнительно и страшно не звучало предложение, в том, что без волшебного исцеления бессонница его убьет, Евгений не сомневался.

Когда текст был полностью прочитан, Евгений содрогаясь от отвращения к себе медленно взял протянутое доктором перо. Он уже понял, почему на столе нет чернильницы, и ждал, что Беннетт предложит уколоть палец.

- Распишитесь вот здесь.

- Кровью? Но ведь мы же бесплотны...

- Все в порядке, это перо знает, где искать кровь. Прошу!

Евгений сделал росчерк, и на бумаге появилось кровавое 'Евг' с причудливой завитушкой. В тот же миг левую ладонь окатила мгновенная режущая боль.

Доктор тоже поставил подпись и, шикнув, встряхнул рукой.

- Сам ненавижу это делать! - вздохнул он.

Договор и перо мигом растаяли в воздухе.

- Итак, коллега, приступим! - доктор деловито поднялся из-за стола. - Кстати, я совсем забыл - знаете, кто поручил мне м-м... позаботиться об этой даме?

- Кто?

- Ее родной сын! Она сломала жизнь его возлюбленной. Это очень мрачная история.

В душе у Евгения несколько прояснилось. Скорее всего доктор говорил правду - значит, первая жертва не так уж безвинна.

Они снова проникли в спальню. Прошли сквозь балдахин и очутились у постели. Лежащая под одеялом старуха была похожа на древнюю мумию. Ее маленькое лицо было желтоватого цвета и казалось грязным пятном на фоне белоснежного белья. Чуть приоткрытый беззубый, провалившийся рот напоминал вход в пещеру и издавал мерзкие звуки.

Доктор склонился над спящей, внимательно изучая ее цепкими глазами стервятника. Прикоснулся пальцами ко лбу, другую руку просунул к сердцу.

Евгений заметил, что пальцы у Беннетта совсем не такие, какие были, когда он имел человеческий облик: костлявые, белые - пальцы скелета, обтянутые мертвой кожей.

Это было по-настоящему жуткое зрелище. Старуха не просыпалась, но лицо ее начало мученически кривиться. Она шевелила губами, стонала, металась из стороны в сторону. Доктор с напряженным азартом продолжал препарировать ее взглядом и, кажется, даже испытывал удовольствие.

- Страхи, страхи, - шептал он себе под нос. - Все как я ожидал. Где же оно? Где желание? Покажи мне!

Он глянул на Евгения пылающим голубым глазом.

- А теперь, мой слепой конь - извините, это шутка - ваш черед!

Евгений хотел спросить, при чем тут слепой конь, но доктор уже подтянул его к себе за руку.

В тот же миг глаза старухи широко раскрылись. Она продолжала спать, зрачки страшно заваливались под верхние веки, обнажая красноватые белки.

- Просто смотрите, не отрываясь, ей в глаза. Остальное сделаю я.

Евгений почувствовал, как доктор передает ему свою энергию. Они словно срослись, превратились в единое целое. Евгений взглянул в затянутые пеленой глаза несчастной женщины, и из его глаз вырвались потоки ярчайшего белого света. Зрачки жертвы вернулись на место и сузились до размеров двух черных точек.

Он снова куда-то несся, только теперь видение было совершенно бессмысленным и, очевидно, понятным только доктору. Что-то похожее на паутину. Яркое пламя. Созвездия. Серая птица. Маленький стеклянный пузырек с нарисованными на этикетке черепом и костями.

Когда все закончилось, старуха снова лежала неподвижно, смиренно закрыв глаза, как будто уже готовая отойти в мир иной. Доктор Беннетт быстро начертил что-то пальцем в воздухе, и в изголовье кровати ярким фосфорическим светом вспыхнул замысловатый символ. Через несколько секунд он полностью померк.

- Ну вот и все! - ободряюще промолвил доктор.

Евгений понимал, насколько глуп и ничтожен этот вопрос, но все же задал его:

- Я могу надеяться, что все другие жерт... люди будут так же грешны, как эта?

- Я не знаю, Евгений. Святых среди них точно нет, можете мне поверить. Выше голову! Вы уже заработали двести рублей!

Евгений чувствовал, что сказать ему больше нечего. Но упоминание денег с новой силой всколыхнуло в нем ненависть к Беннетту и презрение к себе. Он попытался ответить доктору испепеляющим взглядом, постарался сжечь его, как когда-то в детстве сжег муравья увеличительным стеклом.

- Я кажусь вам чудовищем, - Беннетт грустно вздохнул, но глаза его вдруг повеселели. - Но знаете... я не ухожу от своих профессиональных обязательств!

- О чем это вы?

- Вы просили меня о помощи, тогда в декабре? Хотели, чтобы я указал вам путь, зажег для вас маяк, помните? И я это сделал! Теперь вы научились ценить свою жизнь, свое здоровье и свою свободу! И никакая страна, никакая война вас уже так сильно не тревожат, верно?

Евгений молчал.

- Вы еще вспомните это, как славное приключение и как хороший урок! Однако... начинает светать.

Евгений подумал, что сейчас они полетят домой, но Беннетт просто похлопал его по плечу и пожелал крепко выспаться.

Евгений проснулся, как будто вынырнул из голубого теплого моря. Было позднее утро. Он сладко потянулся и вдруг понял, что впервые за много недель спал по-настоящему. Голова была чуть тяжеловата, тело млело, преодолевая нежную скованность. Глаза продолжали болеть, но это был пустяк!

Он широко зевнул и с интересом пролистал в памяти сон, который только что видел: ночной полет, призрак доктора, спящая старуха - что только не привидится на больную голову!

'Да', - подумал Евгений. - 'Доктор Беннетт - вот к нему и надо идти!'

Уже спустя пару минут, оставленное сном блаженство испарилось без следа, уступив место привычной тяжести и одиночеству. Он снова чувствовал себя больным. К этому прибавилось еще и осознание глубины своего падения. С брезгливостью оглядывал Евгений свое давно нестиранное постельное белье, неубранную комнату. Заметил на ковре след от костра, который разжег в припадке безумия.

'Господи, надо как-то это спрятать до приезда хозяев!'

Желудок стонал от голода. Кости ломило.

Когда Евгений сжал в кулак левую руку, что-то несильно кольнуло его ладонь. Там было несколько странного вида царапин, оставленных неизвестным предметом.

Сны и явь

С тех пор ночь стала для Евгения второй, протекающей параллельно жизнью. Раз или два в месяц к нему прилетал доктор Беннетт, и они с видом чиновников, идущих на службу, отправлялись ломать чужие судьбы. Они бывали в далеких городах, заглядывали в глаза разным людям: биржевому спекулянту, продажному юристу, богатому наследнику - любителю женщин. Евгений успокаивал себя мыслью, что хороший человек не может иметь врагов, желающих его проклясть.

Теперь Евгений снова мог спать. Правда, сон был по-настоящему крепок лишь в те ночи, когда он помогал доктору. В остальное время бессонница продолжалась, хотя, конечно же, не в такой страшной форме, как прежде. Засыпая в три и вставая в семь, Евгений тащился в университет, где распинался под грозными взглядами профессоров и удивлял сокурсников полной безучастностью к политическим прениям, которые теперь сотрясали воздух в каждом коридоре. Евгений, и правда, утратил всякий интерес к политике. После того, что он пережил, грызня верхов и брожение внизу вызывали больше отвращение, чем страх. Было как-то странно мучиться из-за таких условностей, как страна, человечество, война и смута, если живешь двумя жизнями вместо одной.

Парадокс этой новой двойной жизни состоял в том, что ее нельзя было ни доказать, ни опровергнуть. Евгений помнил каждое свое ночное похождение, помнил, что говорил и как себя вел доктор Беннетт. При этом когда он приходил к доктору днем, это был совершенно другой человек: добрый чтец людских душ, понятия не имеющий об астрале и проклятиях. Евгений описывал доктору свои сны, надеясь разглядеть в его глазах лукавый огонек или хотя бы проблеск тревоги. Но Беннетт не давал себя разоблачить. Он играл так, как вероятно не сыграл бы профессиональный актер, и каждый раз Евгений уходил от него с мыслью, что принимаемые за правду сны - это начало захватывающей истории под названием 'шизофрения'. Правда порой его бросало в другую крайность, и тогда он еле сдерживался, чтобы не сказать в лицо доктору: 'Я знаю, кто вы!' Но он тут же вспоминал, что умение владеть собой - последний гвоздь, на котором держится здравый рассудок.