Бегущая зебра (СИ)

- Нет, - ответила Вальтро.

- Чтобы ты перестала заглядывать мне в глаза, как гребаный Гиппократ, - насмешливо сказала Юлия. - Когда я проснулась сегодня, то почувствовала, что мои мозги встали на место. Я снова мыслю, как в детстве - прямо, быстро и четко. Эта гребаная ветка выбила из меня идиотизм, понимаешь?

- Нет, - сказала Вальтро.

- Идиотизм - это слова, - сказала Юлия. - Это паутина слов, в которой мы путаемся и становимся медленными. Мы рождаемся быстрыми, мы можем получить все и сразу. Но идиоты, которые родились прежде, запутывают нас в паутину знаков, которыми они обозначают реальность. Мир - текучий, это мы твердые. Поэтому поток волочит нас по дну, как камни, ударяя о другие камни. Мы могли бы быть текучими, как мир, но каждый из наших идиотов-учителей опутывает нас собственным витком паутины, пока мы не превращаемся в твердый кокон. Я думаю, что смерть - это освобождение из кокона. Но когда мы улетаем, мы улетаем туда, откуда уже нет возврата.

- Без помощи приборов я не могла знать наверняка, - сказала Вальтро, - но по всем внешним признакам, ты была мертва. Однако же вернулась.

- Вот это я и пытаюсь тебе объяснить, - с нажимом сказала Юлия. - При помощи дурацких слов, которые ничего не объясняют. Я выгляжу дурой, когда говорю тебе, что чувствую себя парящей. А ты чувствуешь себя дурой без своих приборов - у тебя нет уверенности, ты не понимаешь, что произошло.

- А ты понимаешь? - спросила Вальтро. - Ты помнишь что-нибудь?

- Ничего я не помню, - ухмыльнулась Юлия. - Никакого белого света, никаких светящихся существ. Но я вернулась почему-то и вернулась парящей. Я знаю это без всякого понимания, потому что уже была такой в детстве, когда еще не начала жить. Я не принесла с собой ничего, чего у меня не было раньше, я потеряла то, что меня связывало. Детство - это когда мы выглядываем из смерти, а не заглядываем в нее. Я понимаю, что несу чушь, сестричка. Но обретение свободы - это потеря связей. Я не могу ничего вспомнить, потому что там - пустота, там не за что уцепиться. А здесь - пустота, заполненная словами, которые цепляют нас. За все надо платить. Я заплатила за выход из кокона - жизнью. А за билет в обратный конец - потерей веса. Я парю, я утратила способность цепляться за слова.

- Тем не менее, ты изъясняешься, как преподаватель философии, - усмехнулась Вальтро.

- Чушь собачья, - отрезала Юля. - Все это, - пустопорожняя болтовня, как и все философии. Слова неспособны ничего объяснить.

- Тогда зачем ты объясняешь? - спросила Вальтро.

- А зачем я целую тебя? - спросила Юля. - Я болтаю языком, я касаюсь тебя, чтобы не потерять контакта, - она приблизила свое лицо к лицу Вальтро, - с тем, кого люблю. Ты тоже парящая. Ты не уверена ни в чем. Твои слова, твои средства и методы, твои приборы, которыми ты измеряешь реальность, - это ненадежный лед, по которому ты скользишь. Я касаюсь тебя, я пытаюсь передать тебе уверенность - уверенность полета - и убедиться в собственном существовании.

ГЛАВА 15.

- Эй, эй! - завопил Жоржик от калитки, - Юлька, ты чего это целуешь мою Вальтро?! - Из-за его плеча, вежливо улыбаясь, торчал полковник с торчащим на плече удилом.

И Жоржик, и полковник были под мухой, разумеется, Жоржик шутил, разумеется, вся ситуация была легкой, веселой и несерьезной - дачной, и в другое время Юлия просто улыбнулась бы в ответ или ответила бы что-нибудь столь же легкое и соответствующее ситуации. Но окрик застал ее врасплох, в момент эмоциональной уязвимости. Она резко обернулась и вспыхнула на Жоржика таким взглядом, что тот чуть не упал в объятия полковника.

У Жоржика, в его облезлой черепной коробке, украшенной седым крысиным хвостом, болталось несколько большее, чем у среднего гоминида, количество мозгов, но главное - он умел интерпретировать такие взгляды. Он был опытным странником по бурным волнам жизни, он плавал в этих водах, когда Юлии еще и в проекте не было и такой взгляд, как стрелка компаса, указывал ему верную ориентацию.

Он озадаченно оглянулся на полковника, уже вытянувшего руки, чтобы поймать пошатнувшегося собутыльника и сказал:

- М-да.

Полковник опустил руки и отвел взгляд.

Вальтро покраснела. Она знала Жоржика насквозь и мгновенно улавливала любое движение его извилистой мысли. Он вырастил ее на своих руках, не отпуская от себя ни на шаг и сдувая с нее пылинки, она выросла в его дыхании, держась за его руку и чувствуя малейшее изменение его пульса. Она моментально поняла то, что он понял. Она краснела и краснела, и краснела и ничего не могла с собой сделать.

Жоржик подошел и легко коснулся ее пылающей щеки.

- Тебе идет, - сказал он очень серьезно и печально. - Ты никогда не бываешь некрасивой, любовь моя.

Без мыслей, без слов Вальтро поняла, что из пяти миллиардов людей, населяющих Землю, этот человек - единственный, который отдаст за нее свое сердце, свою кровь и свою бессмертную душу. Юлия закусила губу.

Вальтро легко коснулась губами его руки и встала, стараясь не делать резких движений и держась так, чтобы никто не видел ее лица.

- Я принесу вам что-нибудь поесть, - сказала она через плечо.

Через полчаса Жоржик уже размахивал руками за столом и орал:

- Вальтро! Где мое лекарство?

Вальтро вышла из дому с бутылкой "Тре Крунур" в руке, вслед за ней показалась Юлия.

- Рядом они выглядят как пара лазерных лучей, - сказал полковник, - формирующих голограмму.

- Они голые, как молнии, даже когда одетые, - ухмыльнулся Жоржик, - и между ними вспыхивает мир.

Вальтро поставила бутылку на стол, вернулась к крыльцу и села на ступеньки рядом с Юлией.

- Мир не вспыхивает, вспыхивает война, - философски заметил полковник.

- Это оттого, что ты одинаково плохо формируешь мир, - осклабился Жоржик. - И по-русски и по-английски.

- Неправда, - спокойно возразил полковник. - Я одинаково хорошо владею обоими языками. Другое дело, что когда ты говоришь, ты просто вываливаешь на собеседника содержимое собственной психики. Плесни-ка лучше в стакан.

- Ну да, конечно, - кивнул Жоржик разливая виски, - ты учился в Оксфорде, а я - под забором, но мое имя ты так и не научился произносить.

- Жорж, - меланхолично и четко произнес полковник, вынимая трубку изо рта, - ты учился в консерватории. И я видел твое имя на лондонских заборах задолго до того, как познакомился с тобой. Но мое имя ты вообще никогда не произносишь, чтобы не пачкать свой аристократический язык. Где твое христианское смирение, Жорж? Мы же одной крови, как Киплинг и обезьяна. Тебе нравится, когда я говорю с акцентом, - это добавляет еще одну каплю в мою плебейскую кружку пива и позволяет насладиться справедливым презрением к английскому лабазнику, который топчет твою милую родину.

- Моя родина не здесь, - отмахнулся Жоржик. - Моя родина давно сдохла. Ты лучше пей мое виски и не цепляй мою родину.

- А моя родина - не Британия, откуда родом мое виски, которое ты выпил час назад из моей фамильной фляжки, - все так же меланхолично, ответил полковник. - Виски я люблю, а Британию - нет, здесь мне нравится больше. И завтра мы вдвоем будем пить здесь мое британское виски из той же фляжки, в которой я храню свою родину. Вот так и живем. Прозит.

- Эти двое дедов выглядят, как английский завоеватель и китайский генерал за столом переговоров, - сказала Юлия. - Между ниш намного больше общего, чем стол, - усмехнулась Вальтро.

- Это заметно, - кивнула Юлия. - Англичанин презирает весь мир, включая самого себя. А Жоржик ненавидит всех, исключая тебя одну.

- Это удар по башке сделал тебя такой проницательной? - поинтересовалась Вальтро.

- Не надо особой проницательности, чтобы два пальца обоссать, - ответила Юлия, - и увидеть пару старых ядовитых змей, которым нравится рядом греться на солнышке.

- Ты - старый ядовитый змей, - говорил в это время Жоржик, - ты специально свил свое гнездо здесь, чтобы отравить мне остаток моей жизни. Завтра я не буду сосать у тебя из фляжки. Завтра я найду свой булатный меч и приду к тебе рубить твои ядовитые головы.