Кубанский шлях (СИ)

- Смотри, Фрол, как у них чисто, и все деловитые, строгие. Мне у них глянется. Остаться бы здесь.

- Ты им не глянешься. Неужели непонятно? Они нас ненавидят.

- Так, спросить можно. За спрос не отвертят нос.

- Всё у них правильно, а воли тоже нету. Одни запреты, - поморщился Фрол.

К пуньке подходил вчерашний молодой парень. В его руках была коврига хлеба и ведро с водой. Угрюмо поздоровавшись, он передал приятелям хлеб, из карманов достал с десяток огурцов, поменял в корыте воду.

Фрол и Степан вежливо поблагодарили его.

- А зовут тебя, как? - спросил Степан, - я Степан, а это Фрол.

- Антоний, - хмуро ответил парень.

Степан улыбнулся и примирительно проговорил:

- Хорошо живёте, Антоний. Ладно!

- С Богом, с душой в ладу, вот и ладно.

Парень, прошептав свою молитву, перекрестился, спросил:

- Что ж вы никонианской веры, а бегите с Руси? Это нас, христиан истиной веры, гонять отовсюду. Нашу братью - казаков многих пытали и кнутом били и носы и губы резали напрасно, и жен и девиц брали на постели насильно и чинили над ними всякое ругательство, а детей наших, младенцев, по деревьям вешали за ноги. А от веры отцов и дедов мы не отказались, как вы.

- Дело не в вере, Антоний.

Степан задумался и, с натугой подбирая слова, выговорил:

- Воли хочется. На своей земле пахать-сеять. Чтобы никто не мог тебя чести, жизни лишить.

Фрол уважительно посмотрел на товарища и добавил:

- Надоело барину пятки чесать. Понятно?

- Это понятно.

Парень взял ведро и, вздохнув, сказал:- А мне с вами некогда языком чесать. Вот поговорил, а это грех, и мне нужно теперь искупать его лестовкой , земными поклонами с молитвой. И за каждый грех нужно сделать сто поклонов.

- И грешить после такой лестовки не захочется, - понимающе усмехнулся Фрол, - А можно с кем-нибудь из ваших старших поговорить?

- Спрошу, - закрывая дверь, кратко произнёс парень.

- Вишь, какие строгости. Думаешь, придёт кто? Про коней хочу проведать.

- Проведай.

- Солица у тебя есть, моя закончилась? - разрезая пополам огурец, спросил Фрол.

Степан, молча, протянул приятелю тряпицу с солью. Неспокойно было у него на душе. Мучила неопределённость. "Попросили помощи, а сидим, как полоняне. И чего ждать от этих староверов?" - думал он.

На другое утро Антоний привёл своего деда, старого казака Еремея. Фрол лежал, вытянув ноги с изъязвлёнными щиколотками.

- Что у тебя с ногами? - спросил парень.

Еремей многозначительно посмотрел на приятелей и задал вопрос, от ответа на который не увильнёшь:

- За волю или за татьбу?

- За волю, - ответил Фрол, сообразив, что старик понял, откуда раны.

- Пришлю мази, будешь мазать утром и вечером. Если не пропустишь ни дня, болячки заживуть.

- Благодарствую. Замучили совсем. Пеплом присыпаю, а не помогает.

- Пепел тоже разный. Бываеть, что и не помогаеть.

Старик, видно, разбирался в лекарских делах. Он присел на солому. Антоний остался стоять.

- Зачем звали? Об чём гутарить хотели?

- Вы принимаете к себе других людей? - начал Степан.

- Это, смотря каких. Истиной веры принимаем. Или тех, кто готов принять нашу веру, подчиняться нашим законам, жить праведно.

- А убить человека по вашей вере можно?

- На войне врага можно. И так, в отдельных случаях, допускается.

Один человек убил очень много виноватых и невинных людей. И решил больше этого не делать. Пошёл к священнику и спросил, какое ему за это будя положено наказание. Тот велел надеть на этого лихого человека кандалы и сказал, что когда Бог простить его, вериги сами отпадуть. Ходил этот лихой человек от одной станицы к другой, и встретил женшшину, она ему и говорить:

- Я эту станицу испортила, сейчас пойду другую портить!

И пошла. Понял он, что она колдунья, и решил, что он столько людей погубил, а она их, сколько ишшо сгубить. Окликнул он её, вроде, подожди, догнал и задушил цепями. Цепи тут с него и упали. Он пошёл к попу, тот ему и сказал:

- Господь простил тебе грехи за то, что ты убил ведьму.

- То есть, если убить колдуна или ведьму, то с себя очень много грехов можно свести? - удивился Степан.

- Конечно. Только каждодневно всё равно надобно лестовки творить. Искупать всё новые грехи. Ведь рядом с человеком летаеть два ангела: один хорошие дела записываеть, а другой - плохие. И когда человек окажется на Судном дне, ангелы будуть зачитывать по очереди хорошие и плохие дела. И сами понимаете, кому дорога в рай, а кому - в ад.

- А если убить просто человека, врага?

- Не на войне? Нет, нельзя. Только, если исполняешь наказание по решению круга: казнишь за брак с иноверцами, за разбой, грабёж, убийство. За это у нас - смерть. Если сын или дочь подняли руку на родителев - смерть. И кому-то надо исполнять наказание преступивших наш закон людей. Только этот грех убийства искупается палачом лестовкой.

- Строго! - удивился Фрол, - А коней у вас можно купить?

- Нет. Мы снимаемся с места. Скоро и эти земли будуть царские, договорилася царица с турками. Дозоры выставляеть. Наши единоверцы давно ушли за Кубань. А теперь и мы пойдём. Потому и коней вам продать не можем - самим нужны.

- Вас поэтому гулебщиками зовут?

- А как бы не звали. Истинной веры мы. Остальные неправедные перед Богом.

Уходя, Еремей напомнил:

- Завтрева моя бабка принесёть вам мази.

Ветер не стихал. Фролу надоела пунька. Уже все лозинки-прутики рассмотрел и сосчитал в ней.

- Эх, не спросили мы, сколько суховеи длятся. Три дня уже сидим тут. Я посмотрю, не тишится ли ветер.

- Что смотреть. В ночь мы всё равно не пойдём. Дождёмся утра.

- Степан, пошли по нужде сбегаем.

- Да что тебе неймётся, ходили уже.

Фрол накинул на плечо мешок.

-Так, я пошёл.

- Мешок-то оставь. Увидят, что ты по нужде с мешком ходишь, отымут, да ещё изобьют, чего хорошего.

Фрол снял с плеча мешок и, присыпав его сеном, выскользнул за дверь. На улице было сумрачно от пыли - солнца не видно. Даже здесь, в ограде, ощущалось горячее движение воздуха. Фрол огляделся. Было безлюдно. Только навстречу гнала коз девка.

Фрол остолбенел. Никогда он такой красы не видал: глаза чёрные, глубокие, ресницы чуть ли не до писаных бровей достают. Правда, нос и рот были закрыты повязкой, от пыли. Зато фигура до того статная: талия, бёдра, грудь.... И ростом чуть ли не с самого Фрола. Он чувствовал, что надо что-то сказать. Уйдёт же! Но всегда бойкий на язык, на этот раз он лишился дара речи. И стопы ног будто приросли к земле. Он промычал что-то невразумительное. Девица даже не посмотрела на него.

Вот она уже поравнялась с ним. И тут только его члены обрели подвижность.

- Как величают такую красу писаную? - с восхищением спросил.

Девица взглянула на Фрола. Он заметил в её глазах интерес. Или хотел заметить? Тут же превратившись в разбитного малого, каким он и был с девками, Фрол подскочил к красавице:

- Меня Фролом зовут, а тебя как величают?

- Мне нельзя с тобой гутарить, - промолвила девица и, опустив глаза к долу, добавила, - ты неправедный, никонианец.

Фрол весело рассмеялся:

- Ну и что? Никонианец не мужчина разве?

- Грешник, - тихо произнесла она и продолжила путь.

- Сотворим грех вместе, - Фрол последовал за девицей, схватил её за руку и опять засмеялся, - а потом ты лестовками отмолишь его.

Но тут из одного из дворов вылетел молодой казак с плетью. Он схватил девку за косу, пригнул к земле и поднял плеть.

Она пала на колени:

- Братец, Христом Богом прошу, прости!

Фрол, видя готовящуюся расправу, не выдержал. Он подбежал к парню и схватил его за руку:

- Ты почто девку обижаешь?

- Отойди, - сквозь зубы проговорил казак, - а то...

- Что, а то?

Парень махнул головой в сторону. Фрол обернулся. К нему приближалась целая толпа разъярённых мужчин, которые тут же принялись его колотить.