Владыка Серафим. Роман. Часть третья (СИ)

Братья иногда посмеивались над этой слабостью отца, но Иисус не позволял им насмешничать и упрекал их, говоря:

- Когда-нибудь вы состаритесь и будете вспоминать своего доброго отца с грустью умиления.

Несмотря на то, что Иисус никогда не ругался и не повышал ни на кого голоса, братья его уважали и старались ему не прекословить. Иисус не походил на своих старших братьев, которые были все среднего роста крепкорукие и крепконогие, любили петь, танцевать и с нетерпением ждали праздников, когда можно было погулять и отдохнуть от работы. Иисус же праздники не любил и старался в это время уединяться, подальше от праздных, часто подгулявших, соседей.

Друзей у него не было. Все, о чем он думал и говорил, его сверстникам было неинтересно, а их разговоры о девушках и о богатстве не интересовал его, так много в них было простодушного эгоизма, животной похоти и сладострастия. Когда с ним заговаривали пьяненькие знакомые, а им часто хотелось поговорить именно с ним, он молчал, насильно улыбался, стараясь не обидеть их своим невниманием, спешил поскорее уйти.

Так получалось, что все праздники он проводил вне дома и потому знал все рощи вокруг и тропинки к ним.

Уходил от дома иногда очень далеко, но всегда бодр и почти весел, когда был один. Его умиляла красота природы и соразмерность всего живого вокруг. Он молился Богу, как справедливому Отцу Вселенной, где все создано умно, светло и чисто. Он негодовал на людей, не верующих в Благого, злоупотребляющих терпением Отца, ищущих развратных удовольствий, вместо вечного наслаждения духовного, братского общения.

Но сам не роптал на Отца, ибо знал, что все это следствие первородного греха, довлеющего над людьми, потомками Адама и Евы, согрешившими в Эдеме.

...Чем больше он думал об этом, тем больше сострадал людям, не знающим кого брать в пример, ибо учителя сами были лицемерны и злы, но надеялись обмануть прихожан добрыми словами, при злых мыслях, мрачными страдательными лицами во время поста.

Рыбаки, в море Галилейском, ловившие рыбу, говорили ему:

- Рыба гниет с головы... - и многозначительно кивали в сторону фарисеев и книжников.

Видя самодовольство и жадность лже-пастырей, Иисус признавал правоту рыбаков. Многие из этих законников преклонялись перед силой и умом, завоевавших иудеев, римлян. При римлянах они сами были охраняемы и почитаемы, как представители верховной власти...

И еще о многом размышлял Иисус, бродя по залитым солнцем каменистым холмам. Его высокую стройную фигуру видели часто на краю высокого скалистого обрыва далеко от Назарета, где он часами стоял, вглядываясь вдаль, словно пытаясь увидеть там, в знойном мареве, будущее.

И вправду, его молчаливая спокойная наблюдательность со временем позволила ему предвидеть события, научила читать мысли на простых лицах его родственников и соседей.

Скоро он стал понимать, что для сохранения порядка и гармонии как в природе, так и в обществе человеческом, нужны жертвы, затраты сил и энергии, которой избранные люди делились безвозмездно с окружающими их.

Вспоминая исход из земли Египетской, описанный в священных книгах, он понимал, что люди, простые пастухи и земледельцы, не понимают и не верят священным словам мудрости и что только по делам судят учителей и праведников. Они понимают, где правда, а где ложь уже после того, как учитель умер или был убит с их же молчаливого согласия и даже их же руками.

Только тот, кто сам пострадал, кто не выбирает безопасный жизненный путь, остается в умах и сердцах простых людей. Доброе дерево приносит плоды добрые и наоборот, сорняки и колючки дают семена, из которых вырастают плевелы и тернии. Так и после смерти человеков: от доброго остается добро, светлая память, пример в назидание добрым; от злых, даже если они умерли во дворцах роскошных и в глубокой старости, остаются их злые дела и поступки, а слова их, лживые и непостоянные, забываются сразу же после их смерти, а иногда еще и при жизни...

Бог не спешит с возмездием, но даже дальние потомки злых людей ощущают на своей судьбе печать божьей отверженности.

"Отец наш небесный, Всеблагой, добр и справедлив, но и наказывает грешников по делам их через своих посланцев и почитающих его. Вспомним его милосердие к потомкам Иакова, бегущих из египетского плена. Сколько раз он прощал их, приходил к ним на помощь в самые тяжелые минуты.

Но его посланец, Моисей, по его воле казнил и наказывал слабодушных отступников и когда, в отсутствии Моисея, при брате его Ароне отлили из золота тельца и стали ему поклоняться, то вернувшийся с Синая Моисей, разбил и велел казнить до трёх тысяч виновных в непослушании.

Таким образом Бог не только прощает, но и наказывает, а прощает как раз тех, кто согрешил, но и кается.

А наказывает тех, кто верит, что он безгрешен. Но Бог наказывает всех, кто действует, даже героев. И Моисей и Давид, и все цари израильские, не были безгрешными, но разница между ними и лицемерами в том, что они часто вынуждены выбирать между двух зол, когда действуют и, выбирая меньшее, они знают, что и это грех и Отец за это накажет их, и поэтому каются до совершения греха, уже только вообразив злое действие, не пеняя на обстоятельства, вынуждающие их так действовать.

Не то с фарисеями. Они не выбирают, они хотят получить почет ничего не делая для людей и эта их осторожность говорит об их равнодушии к человеческим заблуждениям и бедам. Они не злые и не добрые, не горячи и не холодны. Они никакие и поэтому Отец наш отвергает их, так как добрый платит за свою доброту разочарованием и даже сожалением, когда его обманывают.

Злой платит за зло и часто, осознав сделанное зло кается с силой и глубиной присущей характерному человеку. Но равнодушный человек ни о ком искренне не заботится, так как никого не способен ценить, любить из-за своего осторожного эгоизма".

---------------------------------------""----------------------------------

...Шли годы. Иисус все дальше и дальше заходил в своих рассуждениях, да так, что даже Мария, не всегда могла понять слов сына.

Однажды, как то в субботу, Иисус, после полудня, возвратился с прогулки и, устало опустившись на скамью, стал мелкими глотками пить колодезную воду. Мария месила тесто для лепешек и вдруг ей так стало жаль этого одинокого, молчаливого и скромного юношу, который был её сыном, но который ничем не походил ни на одного из своих сверстников. И нет-нет, да и вспомнинался ей анегельский свет и ангельский голос, пророчивший ей зачатие Иисуса, как сына Божьего.

Прошло уже почти двадцать шесть лет и действительно стало ясно, что её сын человек необычный, но думалось, что и Богом он не был. Ей стало казаться, что и явление ангела и пророчество ей привиделось, совсем молодой тогда девушке, мечтательнице и фантазерке.

И вот сейчас, сын её, уже взрослый, большой, красивый сидел, смотрел на воду и думал о чем-то о своем. "Он одинок, совсем одинок. Одному так трудно.", - с грустью думала Мария.

- Сынок, - произнесла она нежно, - ну о чем ты все время думаешь и о чем ты уже который год молчишь?.

Она вытерла руки о передник, поправила платок на голове, села рядом, горестно посмотрела на него, не решаясь ни погладить его, ни обнять. Она только пристально взглянула ему в глаза.

Иисуса смотрел на неё грустно, ласково и все понимающе. Но при этом он был так далек и одинок, как далек бывает иностранец, не знающий языка и не могущий не только сказать сам, но и понять, что ему говорят окружающие и только улыбался извиняющейся улыбкой.

Не отрывая от матери глаз, Иисус взял её руки в свои, погладил их и заговорил, словно продолжая сам с собой невидимый и никому не слышимый разговор: