Спиноза Б. Избранные произведения

очередь определена другой причиной, эта — третьей и так до

бесконечности.

Д

оказательство. Душа (по т. 11) составляет известный и

определенный модус мышления и, следовательно (по кор. 2 т. 17, ч. I), не может быть свободной причиной своих действий, иными

словами, не может иметь абсолютной способности хотеть или не

хотеть; к тому или другому хотению она (по т. 28, ч. I) должна

определяться причиной, которая в свою очередь определена другой

причиной, эта — третьей, и так до бесконечности; что и требовалось

доказать.

С

холия. Точно таким же образом доказывается, что в душе нет

никакой абсолютной способности разумения, желания, любви и т.д.

Отсюда следует, что эти и другие подобные способности или

совершенно вымышлены, или же составляют не что иное, как

метафизические или универсальные сущности (entia melaphysica, sive universalia), обыкновенно образуемые нами из единичных явлений, 4

45

так что ум и воля относятся к той или другой идее или к тому или

другому волевому явлению точно так же, как каменность к тому или

другому камню или человек к Петру и Павлу. Причину же, почему

люди считают себя свободными, мы объяснили в прибавлении к

первой части.

О

днако, прежде чем идти далее, должно заметить, что под волей я

разумею способность утверждения и отрицания, а не желание; я

разумею, говорю я, способность, по которой душа утверждает или

отрицает, что истинно и что ложно, а не желание, по которому душа

домогается какой-либо вещи или отвращается от нее. Но, после того

как мы доказали, что эти способности составляют всеобщие

(универсальные) понятия, не отличающиеся от тех единичных

явлений, из которых мы их образуем, нам нужно рассмотреть, составляют ли самые волевые явления что-либо, кроме идей о вещах.

Нужно рассмотреть, говорю я, существует ли в душе какое-либо

иное утверждение и отрицание, кроме того, которое заключает в себе

идея, поскольку она есть идея (о чем см. следующую теорему, равно

как и опр. 3 этой части), чтобы наше мышление не поняли как

совокупность картин, так как под идеями я разумею не образы, получающиеся в глубине глаза и, если угодно, внутри мозга, а

представления мышления (Cogitationis conceptus).

Теорема 49.

В

душе не имеет места никакое волевое явление, иными словами —

никакое утверждение или отрицание, кроме того, какое заключает

в себе идея, поскольку она есть идея.

Д

оказательство. В душе (по пред. т.) нет никакой абсолютной

способности хотеть или не хотеть, но только отдельные волевые

явления, именно то или другое утверждение, то или другое

отрицание. Предположим, таким образом, какое-либо отдельное

волевое явление, например модус мышления, в котором душа

утверждает, что три угла треугольника равны двум прямым. Это

утверждение заключает в себе понятие или идею треугольника, т.е.

без идеи треугольника оно не может быть представляемо, так как

сказать, что А заключает в себе понятие с В, то же самое, что сказать, что А не может быть представляемо без В. Затем это утверждение (по

акс. 3) не может также и существовать без идеи треугольника.

4

46

С

ледовательно, это утверждение без идеи треугольника не может ни

существовать, ни быть представляемо. Далее, эта идея треугольника

должна заключать в себе это же самое утверждение, а именно — что

три угла его равны двум прямым. Поэтому и наоборот, означенная

идея треугольника не может ни существовать, ни быть

представляема без этого утверждения. Следовательно (по опр. 2), это

утверждение относится к сущности треугольника и есть не что иное, как самая эта сущность. Но все, что мы сказали об этом волевом

явлении (так как мы взяли его как первое попавшееся), должно

сказать также и о всяком другом, а именно, что помимо идеи оно

ничего не составляет; что и требовалось доказать.

К

оролларий. Воля и разум — одно и то же.

Д

оказательство. Воля и ум не составляют ничего помимо отдельных

волевых явлений и идей (по т. 48 и ее сх.). Отдельное же волевое

явление (volitio) и идея — одно и то же. Следовательно, воля и разум

(intellectus) — одно и то же; что и требовалось доказать.

С

холия. Мы опровергли, таким образом, ту причину ошибок, которая

обыкновенно указывается. Мы показали, что ложность состоит лишь

в недостатке знания, заключающемся в искаженных и смутных

идеях. Поэтому ложная идея в силу того, что она ложна, не

заключает в себе достоверности. Когда мы говорим таким образом, что человек успокаивается на ложном и не сомневается в нем, то это

не значит, что он сознает это как достоверное, но только, что он не

сомневается или что он успокаивается на ложном вследствие того, что нет никаких причин, которые заставили бы колебаться его

воображение. Об этом см. сх. т. 44 этой части. Следовательно, хотя

бы предполагалось, что человек держится ложного, однако мы

никогда не можем сказать, что он сознает это как достоверное. Ибо

под достоверностью мы понимаем нечто положительное (см. т. 43 с

ее сх.), а не просто отсутствие сомнения. Под недостатком же

достоверности мы разумеем ложность.

Д

ля большего уяснения предыдущей теоремы остается прибавить

несколько замечаний и затем ответить на те возражения, которые

могут быть выставлены против изложенного нашего учения.

Наконец, для устранения всяких недоумений я счел нужным указать

на некоторые полезные следствия этого учения. Я говорю

некоторые, так

4

47

как самые главные будут более понятны из того, что мы скажем в

пятой части.

И

так, я начну с первого и напомню читателям, что следует делать

тщательное различие между идеей или понятием души и образами

воображаемых нами вещей. Затем необходимо делать различие

между идеями и словами, которыми мы обозначаем вещи.

Вследствие того, что эти три вещи, т.е. образы, слова и идеи, многими или совершенно смешиваются, или различаются

недостаточно тщательно, или, наконец, недостаточно осторожно, —

на это учение о воле, знать которое решительно необходимо как для

умозрения, так и для разумного устроения жизни, не обращено

совершенно никакого внимания. Те, которые думают, будто идеи

состоят в образах, возникающих в нас вследствие столкновения с

телами, убеждены, что идеи тех вещей, о которых мы не можем

составить никакого им подобного образа, суть не идеи, а только

фикции, измышляемые нами по свободному произволу воли. Таким

образом, они смотрят на идеи, как на немые фигуры на картине, и, будучи одержимы этим предрассудком, не видят, что всякая идея, в

силу того, что она идея, заключает в себе утверждение или

отрицание. Далее те, которые смешивают слова с идеей или с

утверждением, заключающимся в идее, думают, что их воля может

идти наперекор тому, что они чувствуют; между тем как они

утверждают или отрицают что-либо противное их чувству только на

одних словах. Но от этих предрассудков может легко отделаться

всякий, кто обратит внимание на природу мышления, которое

никоим образом не заключает в себе понятия протяжения; он ясно

поймет из этого, что идея (составляя модус мышления) не состоит ни

в образе какой-либо вещи, ни в словах, ибо сущность слов и образов