Показуха (СИ)

Юхимович влетел в дом председателя, не снимая сапог и верхней одежды. На узорчатых домотканых ковриках остались следы уличной грязи от хромовых сапог гостя, но никто не обратил на это внимания: Юхимович был слишком возбужден. Хозяева как бы оцепенели от ужаса.

- Что с тобой? - произнес Тарас Харитонович тревожным голосом.

- Что с вами, дорогой Андрей Юхимович? - спросила Пульхерия Демьяновна. -Жена умерла? Ой, лышенько мое!

- Я ухожу от вас! - выпучив глаза, произнес Андрей Юхимович, так и оставив открытым рот.

- Да что ты? как это, упаси Боже!

- Перерос я вас всех. Талант из меня прет, как пары из винной бочки. Товарищ Дырко Затычко, кажись уходит в обком, а меня планирует на свое место. Я только что от него. Он говорит, дескать, иди, Юхимович ко мне вторым секлетарем, но я чувствую, что это так, проба, хочет посмотреть мою реакцию, а сам про Брежнева бормочет, к нему все взоры устремлены у этого Дырко Затычко. Шалишь, брат, я твои замыслы на расстоянии угадываю. Так-то, вот!

При этих словах Андрей Юхимович сбросил пальто и шляпу прямо на пол и снял хромовые сапоги, швырнув их в угол. Пульхерия Демьяновна с великой радостью все это подобрала и развесила на вешалку в прихожей.

- А у нас тоже радостная новость, - сказала она, вернувшись из прихожей и протягивая Юхимовичу телеграмму. - Наш Тарасик - депутат парламента великой страны. Его наверняка изберут председателем Верховного совета Украины, и тогда мы будем жить не в этой глуши, а в центре Киева.

Юхимович схватил телеграмму в руки, молниеносно пробежал ее и чтоб не упасть от восторга, заключил в объятия своего соратника.

- Это все благодаря мне, - шепнул он на ухо председателю, так чтоб Пульхерия не слышала.

- Не уходи пока, Юхимович, от меня, - ошарашил его председатель, как обухом по голове. - Давай пока выпьем, садись, дорогой гость и самый верный мой соратник. Поработай еще немного. Я тебе орден Ленина выхлопочу. Ты знаешь, какая это высокая награда? ты видел хоть одного секретаря райкома с орденом на груди? Орден только у Брежнева. Если ты будешь секретарем райкома с орденом на груди, - ты долго в районе не задержишься, - тебя в обком заберут, рядом с Брежневым окажешься, меня благодарить станешь.

- А что-ордена уже есть? - сладко потягиваясь, спросил Юхимович.

- Да, есть. Два ордена есть. Один дают мне, - этот вопрос решен там, наверху, а второй - кому-нибудь из колхозников. Ты, Пульхерия, поди посиди на кухне: у нас тут сугубо мужской разговор, базирующейся на государственной тайне, понимаешь? - сказал Тарас Харитонович, намекая Юхимовичу на его оплошность при подготовке к операции, связанной с фотографированием в яме, когда Одарка, несмотря на клятву сохранить тайну, растрепала по всему селу, что москали покупают чернозем. - Так вот, кто из колхозников получит второй орден, - самую высокую правительственную награду - зависит от нас двоих, тебя и меня. Ты кого бы предложил?

- Доярку! - тут же выпалил Юхимович.

- Я согласен, - с радостью в глазах произнес Тарас Харитонович. - Конкретно? Назови конкретно фамилию счастливицы.

- Я дал бы Наташке Лукьяненко. Ух, и горячая девка. При одном ее имени во мне просыпается мужчина, нет, не мужчина -зверь, понимаешь? зверь! Ты ни разу ее не пробовал? и хорошо и хорошо, она верна только мне одному. Как только я подвину этого Дырко Затычко, я тут же ее заберу к себе помощником, хватит ей коров мусолить.

- Давай еще по одной, - предложил Тарас Харитонович, наполняя рюмку коньяком и намазывая ломтик хлеба черной икрой. - Я очень рад, что мы так сработались, и что от нашего сотрудничества вышла такая, прямо скажем, непредвиденная оказия, а вернее польза. Ты, Юхимович - мудрый человек. Я это признаю и часто думаю: как хорошо, что я тебя тогда откопал, а то ты бы так и до сих пор прозябал в качестве сельского учителя. За твои успехи, дорогой! И позволь выпить за твои успехи на брудершафт!

Юхимович вскочил, с великой радостью приступил к церемонии этого тоста. Они долго слюнявили друг друга, а когда, наконец, Тарас слегка укусил Юхимовича за язык, они оттолкнулись друг от друга, как магниты с одноименными полюсами и блаженно расселись на мягкие кресла. Юхимович, каким-то шестым чувством определил, что Тарас Харитонович ждет от него вопроса: а ты за кого? и не откладывая в долгий ящик, произнес эту фразу:

- А ты кому бы отдал орден? ты за кого, Тарас Харитонович?

- Я бы отдал орден Марьяне Ищенко. Хорошая девка, работящая, самые высокие удои молока от каждой коровы именно у нее.

- Так она больше воды добавляет. На три ведра не одно, как остальные, а полтора. Отсюда и удои выше, - горячо выпалил Юхимович.

- Ну, это не доказано, - сказал председатель, стараясь соблюдать добродушное выражение лица. - А потом, у нее такие белокурые волосы, она так прелестно улыбается, так жарко целуется - забываешь, кто ты, где ты и чувствуешь себя рядом с ней не человеком, а земным богом. Если ты против ее кандидатуры - я свой орден готов ей отдать, понимаешь?

И Тарас Харитонович впервые уставился на своего соратника холодными рыбьими глазами и сверлил его до тех пор, пока Юхимович не вздрогнул и не опустил плечи.

- Что ж, будь по-твоему, - сдался Юхимович, но впервые затаил обиду на председателя. Эта обида была сейчас так ничтожна, что он не придал ей никакого значения. Юхимович даже подумать не мог, что этот крошечный паразит, так легко поселившийся в его сердце, начнет разрастаться с космической скоростью и через каких-то десять дней парализует его мозг, приведет к мести, которая кончится для него крахом.

10

За высокие надои молока от каждой коровы, сдачи мяса, заготовки зерна в закрома Родины, Москва выделила три ордена вождя мировой революции Ленина, которые получил лично Брежнев, присутствовавший на одном из последних пленумов ЦК ВКП (б).

От имени ЦК и правительства Советского союза Леонид Ильич и намеревался лично вручить три ордена Ленина - один председателю колхоза Талмуденко, один доярке Марьяне Ищенко и один колхозу как безымянный орден. По этому случаю в будущем орденоносном колхозе сам по себе возник содом. Из района и области налетела всякая строительная техника. Прокладывались асфальтированные дороги, строились новые площадки, начал производиться ремонт ферм, покрывались кровли коровников, а колхозники белили свои мазанки, воздвигался новый памятник "великому" Ильичу, третий по счету и по предложению Юхимовича, возле правления колхоза собирались завершить строительство двух общественных туалетов, которые были заколочены досками еще со времен посещения колхоза польской делегацией.

Накануне дня вручения орденов, Юхимович поехал в город Днепропетровск к лучшему парикмахеру и поэту Фаенбергу, работающему в сердце города - обкоме партии. Он надеялся иметь лучшую прическу во всей области. Он ведь знал, что сам Леонид Ильич здесь стрижется, пусть не у Бориса, но все равно в здании обкома, а здание обкома - святое здание.

Борис стриг, брил Юхимовича и читал ему свои стихи. Юхимович с нетерпением ожидал конца не только стрижки, но чтения стихов, во время которых инструмент так часто выпадал из рук поэта, что клиент просто вздрагивал от этого грохота. И главное, в стихах ничего не говорилось про партию и про ордена, а все - про какую-то дырочку у Бэлочки, да про супругу Клару Абрамовну.

- Нельзя ли покончить со всем этим? - возмутился Юхимович. - На кой ляд мне эта дырочка, я человек государственный, скоро в обкоме секретарем работать буду. Мне сейчас возвращаться, ордена вручать...вместе с Левонидом Ильичом.

Поэт так перепугался, что у него выпала не только расческа, но и ножницы из рук.

- Я уже почти закончил, вы почти свободны, - сказал поэт и страшно побледнел.

- Сколько с меня? - спросил Юхимович, доставая кошелек.

- Нисколько, - сказал Борис. - Я с великих людей ничего не беру. Я искренне благодарен вам за то, что вы слушали мои стихи и если вы не забудете про меня, когда подвинете Леонида Ильича и станете на его место, - замолвите за меня словечко в издательстве, чтоб я мог издать там свои великие произведения. Это и будет та благодарность за мой скромный труд. Еще последнее четверостишие послушайте, пожалуйста: