Волчья тропа

Я торжествующе завопила и ринулась на звук. Пусть все слышат – мне было все равно. Я бы сейчас медведя затоптала и не заметила.

Она была там – дурацкая, играющая в прятки Мусса. Я упала на колени и пила, пила кристально-чистую воду, и никак не могла напиться. Потом я лежала на спине и смеялась, не переставая.

Я благодарила волчонка, медвежью тропу и лес. Голова прошла, и мозги вновь заработали как надо. С другого берега реки из зарослей тростника за мной пристально следили желтые глаза. Волчонок с черной полоской на голове подошел к воде и начал жадно лакать. А где его мама? В лесу он один не выживет. У леса для волков свои правила, и они строже, чем для людей. Волку нужна стая. Без своей семьи волк, считай, что мертв. Этот волчонок нарушил правила, а лес к таким жесток. Будь оно все проклято!

Волчонок напился и неуклюже вскарабкался на берег. Не было в нем еще ловкости и грации взрослого волка. Он посмотрел на вершину и вдруг, испугавшись чего-то, ринулся обратно в лес. Я подошла к воде, чтобы наполнить фляжку и остановилась. Взглянула в ту сторону, где исчез волчонок, и подумала, что нужно было пойти за ним.

Однако все мысли о волчонке разом вылетели из головы, когда я увидела, что его так испугало.

Вершина хребта

Я ВСЕГДА СЧИТАЛА, что у меня самые быстрые ноги в долине Муссы – кого угодно обгоню, даже Охотника. Вот только никакие ноги не помогут, если приходится удирать от огромного бурого медведя. Я мчалась во весь дух, перепрыгивая через поваленные стволы и проскальзывая между деревьями. Кажись, медведю не очень понравилось, что я его чесальное дерево трогала и из его реки пила.

Никогда не убегайте от медведя! Побежишь – медведь бросится за тобой. Но, черт возьми, он был такой здоровенный и так внезапно появился… Из пасти зверя летели клочья белой пены, и я спиной чувствовала его тяжелое горячее дыхание.

Густые деревья и кусты замедлили бег неуклюжего зверя, и мне удалось оторваться. Легкие горели, как в доменной печи, и, казалось, что вся вода в теле превращается в пар. Перед глазами мелькали зелено-бурые пятна. Следом за мной мчался медведь. От топота лап тряслась земля, звери, заслышав его, бросались наутек. Сердце заходилось от медвежьего рева, однако я продолжала бежать.

А потом увидела впереди то, отчего душа ушла в пятки.

Поляна.

На открытой местности я медведя не обгоню. Мне захотелось завопить, зарыться в землю и надеяться лишь на то, чтобы он поскорей со мной покончил. Один удар лапы, и тебя конец, девочка Элка. Смерть положила руки мне на плечи и расхохоталась.

Но меня не так-то просто убить!

Не успела я добежать до поляны, а в голове уже возник план спасения. Я резко нырнула влево. Медведи – животные крупные, быстро поворачивать не способны. Мой преследователь врезался в дерево, и я услышала, как ствол разлетелся в щепки. На пару секунд зверь застыл, оглушенный, а мне только того и надо было.

Я взлетела по поваленному дереву, зависшему на соседнем, и, подпрыгнув, отчаянно вцепилась в ветку. Раскачавшись и уловив момент, я как белка перелетела на следующую ветку. Медведь врезался в поваленный ствол, раздробив его в щепки. Я взобралась еще выше, и тут зверь встал на задние лапы. Глядя на чесальное дерево, я прикинула, что он футов восьми ростом, но оказалось, что все двенадцать. Плохо у меня с числами.

Я еще не успела высоко забраться. Медведь навалился на дерево и начал его расшатывать, пытаясь повалить на землю, и меня вместе с ним. Потом зарычал, и дерево начало понемногу поддаваться. Послышался треск. Медведь вытянул лапу с острыми когтями и отхватил кусок от ветки, на которой я сидела, чуть не зацепив мою ногу.

Я завопила, стараясь отпугнуть его. Сказала, чтобы он шел лучше рыбу ловить.

– Не ешь меня, медведь. Посмотри – одна кожа да кости. Жира на зиму от меня никакого.

Я поймала взгляд зверя – он словно понимал, о чем я говорю. Не сводил с меня глаз, похожих на черные жемчужины, и в них я видела мудрость леса. Потом поднял одну лапу и осторожно положил на ветку, совсем рядом с моей ногой. Он запыхтел и тихонько захныкал, как будто ему было одиноко и просто хотелось с кем-то поиграть.

Вся его ярость и задор испарились, и он опустился на четыре лапы. Начал загребать когтями землю, словно надеясь, что я передумаю и спущусь, немного подождал, а потом пошел прочь. Видать, решил, что я не стою таких усилий. Наверное, он был уже сыт – вон какой толстый, и шерсть лоснится. Или понял мои слова, присмотрелся и решил, что я невкусная. И вообще, мы же оба дети леса, так что невежливо меня есть.

Я тяжело дышала, легкие горели огнем, сердце выпрыгивало из груди. Поудобнее устроившись на ветке, я решила передохнуть. В следующий раз, когда я открыла глаза, наступила ночь, и луна заливала все вокруг прохладным белым сиянием. Красиво. Однако там, куда не доставал лунный свет, таились звери, и в них не было никакой красоты – только зубы и голод. Лес молчал, лишь где-то скреблись жуки. Я не видела и не слышала ни медведей, ни волков, хотя это еще ничего не значило. Один из них вполне мог притаиться под моим деревом.

Я взяла фляжку и сразу почувствовала, что она пуста. Я не успела ее наполнить – появился медведь.

В желудке забурчало и запекло. Сколько дней я уже не ела. Никогда еще так долго без еды не оставалась. Даже когда мы с Охотником по неделям в лесу на охоте пропадали, все равно находили что поесть. Он всегда мог подстрелить какого-нибудь гуся, а одну меня вообще в лес не отпускал. Теперь-то ясно почему – чтобы я его не выдала! Или боялся, что я вернусь домой с десятком гусей и жирным оленем. Вот он тогда почесал бы в затылке и подумал: «Черт, да эта девочка лучшая охотница во всем БиСи. Она в десять раз больше меня знает!»

Я уже одиннадцать дней одна-одинешенька в лесу и все еще жива. Выжила, и даже неплохо справляюсь. Вначале я была немного не в себе, понимаете, вроде как в шоке: человек, которого я называла папой, оказался… Крегаром Холлетом. Такие вещи даром не проходят – от них мозги затуманиваются. И не только мозги. Я сидела на ветке и вспоминала все хорошие дни с добрым Охотником, и плохие с Крегаром, наши охоты, мои порезы и царапины, которые он перевязывал, когда я была еще маленькой. Его смех. Все его уроки. Чему он учил меня в те дни, которые я не помню?

По щеке скатилась слеза. Я оплакивала разрушенную, разлетевшуюся на куски жизнь. Оплакивала Мисси и всех, кого зарезал Крегар. Я очень испугалась, когда увидела его в первый раз, и он за мной погнался. Однако тот страх быстро прошел. Мисси, другие женщины и еще ребенок – они боялись его до самой смерти. Каково это – знать, что ты сейчас умрешь от руки самого настоящего чудовища? Медведь мог убить меня, но не из злости. А такой человек, как Крегар, только ей и жил.

Я вытерла слезы и слезла с дерева, тихо и осторожно подошла к краю поляны. В лунном свете танцевали пылинки и мошкара. Маленькая частичка красоты в моем развалившемся на куски мире. Небо было чистым, значит, бури можно не бояться, хотя, судя по поваленным деревьям и разбитым стволам, они не обходили стороной эти места. Луна заливала вершину хребта серебряным светом. Там закончится Мусса, и начнется моя новая жизнь. Неважно, что я не ела несколько дней и давно ничего не пила; я просто хотела поскорее выбраться из этой долины.

На рассвете я поднялась на вершину хребта.

Передо мной раскинулся целый мир, мой новый мир. Земля была плоской и сухой – прерия, но совсем не такая, как я видела во время путешествия на юг. Трава здесь поднималась высоко и была не зеленой, как ей положено в это время года, а бурой. Такое случается в местах, пострадавших от Большой Глупости. Охотник говорил, что эти почвы бесплодны, потому что их отравил яд из бомб. Нет, они не были совсем мертвыми, однако ничего хорошего на них больше не росло. Я боялась, что дальше на севере я увижу лишь вот такие искалеченные земли. Большая Глупость превратила леса в пыль, а сердца выживших покрылись коркой льда. И больше всего от катастрофы пострадал Север.