Леди Эрскин сидит в покоях,
По шелку шитьем занята,
Чайлд-Оулет с цепью златою
Ходит туда-сюда.
Однажды ему леди Эрскин
Велит – ох зла госпожа:
– Слишком богат лорд Рональд,
Ему ты наставь рога.
– О нет! – ответил Чайлд-Оулет. —
Ведь сын я его сестры!
И дядю не опозорю
По прихоти госпожи!
Леди из-под кровати
Нож перочинный берет,
За зелен корсаж втыкает —
Струйкою кровь течет.
В спальню лорд Рональд входит,
От боли стонет жена.
– На кремне чей крови брызги?
Иль ты была не одна?
– Чайлд-Оулет, твой племянник,
Скрылся из спальни моей;
Была бы тебе неверна я —
Сделал бы шлюхой своей!
Чайлд-Оулета сразу схватили —
В темницу его заточить.
Собрались все слуги лорда
Решить, как его казнить.
Одни предложили повесить,
Вторые – огню предать,
А третьи – на части мерзавца
Двумя лошадьми разорвать.
– В конюшнях стоят еще кони,
Резвы они и быстры.
Тогда четырех приведите,
Для сына вашей сестры.
За руки и за ноги
Его привязали к коням
И в Дарлингмур пустили
Размыкать по полям.
Нет вереска в Дарлигмуре,
Что кровью не окроплен,
На клочьях мха – клочья кожи
Того, кто был казнен.
Нет вереска в Дарлингмуре,
Нет камыша у болот,
Нет места, куда не попала
Чайлд-Оулета кровь и плоть.
Смугла я – смуглее меня не найти,
Как ягодки терна глаза черны,
Проворна – проворней меня не найти,
Как лани повадки мои вольны.
Мой милый так горд и так родовит,
Любезный мой друг такой богач,
Но больше он на меня не глядит:
С другой красоткой милый – хоть плач!
Письмо он из города мне прислал,
А в нем – несчастной девы судьба:
Пишет, мол чувства ко мне растоптал,
И слишком я для него смугла!
Письмо отослала ему в ответ:
«Любовь не ценю твою, милый, я,
Коль шлешь свой пламенный мне привет,
И на другую меняешь меня».
Полгода прошло – срок невелик,
Время так быстро стрелой летит,
Да только дерзкий дружок мой сник,
В постели стонет и хрипит.
Полгода прошло – срок невелик,
Время идет все быстрее вперед,
Да только дерзкий дружок мой сник:
Недуг – любви беспутной плод.
Сначала за доктором он послал:
– Должен мне доктор скорее помочь:
От болей и мук погибаю я
Терпеть совсем уже невмочь!
Потом за город гонца шлет скорей,
Гонца посылает милый за мной,
За девой, чья кожа песка темней,
И стать должна была женой.
Да только доктор совсем не смог
От мук любви дружка излечить;
Лишь смуглой красотке, чей дерзок взор,
Удастся муки облегчить.
Узнаешь теперь, болезный мой,
Как было тогда мне страдать,
Когда я брела одна в летний зной,
И не могла тогда бежать.
Она к постели друга пришла,
А он – от хвори совсем зачах.
И так рассмеялась она, что едва
Сумела устоять на ногах.
– Глумился ты, презирал меня,
Как многих других девиц, мой друг,
Теперь расплата настигла тебя,
И не спасешься от мук!
Вот кольца снимает с пальцев она,
По два, по три кольца – все сняла!
– Вернула я кольца твои все сполна!
Вспомнишь, кем я тебе была!
Белую трость она в руку взяла,
Его по груди дева тростью бьет:
– Свое я слово назад отдала,
Душа твоя пусть покой обретет.
– О сжалься, сжалься! – взмолился он. —
Прости же, прости, дорогая, меня!
Дай мне немного в сердце своем
Места, где смог бы выжить я!
– Тебя не забуду я и не прощу,
Пока я жива, пока я не умру!
Я на могиле твоей спляшу,
Где ты заснешь в своем гробу!
Дева к колодцу стирать пришла
Динь-дилли-дон! Динь-дилли-дон!
Дева к колодцу стирать пришла,
Откуда трезвон? Откуда трезвон?
Дева к колодцу стирать пришла,
Покрыла белое тело роса.
Поспи-ка сынок, поспи, эй!
Песню тяни, да в пляс пустись, динь-дилли-дилли-дон!
Дилли-дон! Тилли-бом, поспи-ка сынок, эй!
Одежду всю отстирала – как быть?
Вешает все на орешник сушить.
Вот мимо паломник старый бредет
И молвит: «Господь пусть тебя спасет!
Подай флягу мне или чашку, молю,
Чтоб мог утолить я жажду свою.
– Ни чашки, ни фляги нет у меня,
Чтоб напоить, святой странник, тебя.
– Любовник из Рима твой прибыл давно,
Ему ты в кубках подносишь вино!
В свидетели бога дева звала,
Что не было никого никогда.
Ответил он: «Дева, ты солгала!
Девять младенцев ты родила.
Под изголовьем троих схоронила,
Троих убиенных котлом накрыла.
Троих погребла на зеленом лугу.
Сочти-ка: девять всего. Я не лгу!»
– О старец святой, ты не ведаешь лжи!
Молю, в одной милости не откажи!
Весь мир пред тобою, молю я, ответь:
Как ты покараешь и что мне стерпеть?
– Тебя не караю, но за грехи
Семь лет будь камнем в дорожной пыли.
Потом языком колокольным звени,
Еще семь – в аду обезьяной терпи.
Когда ты все кары претерпишь, тогда
Тебе отворятся рая врата.