Сказания вьетнамских гор

Говорит И Сух:

— Слыхал я, что его зовут Мэтао Мэсей, что он богат и могуч.

Крикнул Дам Шан:

— Эй, люди! Нам надобно вернуться в селенье! Не мешкайте! Сети старцам оставьте, пусть они примутся за рыбную ловлю. А старейшины, все те, кого почитают старшими в доме, пойдут за мною. Надо все разузнать. Посмотрим, кто посмел ступу с пестом разлучить, кто жену мою выкрал из дома, будто тыкву сорвал в огороде, кто непрошеным гостем в мой дом пошел. Медлить нельзя! Выступаем тотчас же! Мы пойдем по следам коней и слонов и настигнем злодеев!

И люди пошли за Дам Шаном. Было их столько, сколько оленей и ланей в стаде, которое к водопою идет. Они не шли, а летели, как крылатые муравьи, катились лавиною, будто термиты. И очень скоро подошли к селенью.

Молвил Дам Шан:

— Эй, рабы и люди селенья! Забейте буйволов, вина достаньте, помолимся духам. Пять буйволов мы в жертву принесем душам покойных предков. Потом молитву сотворим, чтобы удачу Небо нам послало, и в жертву принесем семь кувшинов вина. Мы найдем злодея, который похитил мою жену. Эй, И Сух и И Сах! Вы сладкоречивы, вожди добреют от ваших слов. Идите же и приведите вислоухих бихов. И большеротых мнонгов позовите. Киньте клич могучим вождям, — тем, что на западе живут и на востоке, тем, у которых на голове повязки до самых плеч. Несите луки, копья, пусть всю землю заполонит оружие. И воинов пусть у нас будет так много, как муравьев, пусть будет наше войско похоже на тучу. Пусть будет бесконечной, словно нить, вереница наших воинов. Эй, братья в железных доспехах! Эй, братья в доспехах из стали! Вы, ловкие и проворные, носящие меч и кхиен, с нами идите!

Услышали тот клич вожди и спросили:

— Куда же, Дам Шан, ты замыслил двинуться?

— Мы пойдем на бой с богатым и могучим вождем. Пойдем, чтобы пленных рабов привести и захватить чужие земли!

Сказали вожди:

— Раз так, мы пойдем за тобой.

И двинулось войско, похожее на черную тучу, змеей извивалось, шло по горным тропинкам. Как муравьев, не счесть было воинов. Перешло войско ручей и вступило в селенье. Огромным было то селенье. На полях, которые у самых джунглей раскинулись, сорной травинки не сыщешь. На высоких холмах рис дозревает. А селенье на склоне одного холма стоит. На вершине пасутся стада буйволов, темных, как спелые баклажаны, и стада буйволов, красных, словно арбуз. Домов в селенье — как песчинок на берегу. Ручей бежит по ровным каменным плитам. Изгороди, те, что пониже, из индийского тростника и железа, а те что повыше, — из острых колючек.

Путь к селенью загородили острые шипы, густо понатыканные. Кинешь, к примеру, кабачок, он непременно на шип угодит. А если белка-летяга туда попадет ненароком, и земли не успеет коснуться, дырявой станет, как решето. А до чего там крепки ворота! Из двух рядов бамбука толстоствольного сбиты, тонкоствольным бамбуком в два ряда обшиты. Подпорки у ворот — каждая из трех деревьев сложена.

Видят воины: пирует Мэтао Мэсей, ест мясо быка и буйволятину, как будто Новый год справляет. Рабы и слуги в гонги бьют и в барабаны. Те, что поискусней, бьют в переливчатый гонг. Гонгами весь дом заполнен. Каких здесь только нет! И плоские, из меди сделанные, и гонги с шишаками. Вяленые туши быков и буйволов подвешены к стропилам — в доме от них темно. Столько медных чаш и блюд на помосте, что между ними пройти негде.

Дам Шан поднялся в дом, послушал, посмотрел. Рабы и слуги в гонги непрестанно били, услаждая слух Мэтао Мэсея. Дам Шан вместе с гостями стал есть мясо быка, потом за буйволятину принялся. А утром покинул дом вождя и на лестнице порубил в щепы сосуды для воды, те, что были сделаны из толстоствольного бамбука.

Мэтао Мэсей вскричал:

— Эй, слуги! Кто это там? Уж не Дам Шан ли, мой враг?

Выбежали слуги на помост, огляделись и говорят:

— О господин, здесь был твой враг! Он порубил в щепы сосуды для воды из толстоствольного бамбука.

Тут раздался грозный голос Дам Шана:

— Эй, Мэтао Мэсей! Быстрее отопри ворота, пока солнце не опалило наши лица!

Мэтао Мэсей крикнул:

— Эй, слуги! Поглядите, кто к нам пришел. Если с добром пожаловал, пусть заходит; если недоброе замыслил, ворота заприте покрепче, плотней прикройте двери.

Сказали слуги:

— За оградой враги стоят.

— Что за враги? Каковы они на вид?

— У них пестрые набедренные повязки. На голове — красивые платки, как у богатых вождей. Кхиены их остры, мечи сверкают, точно солнце. Как тыквы, округлы у них тела. Как белки-летяги, они проворны и готовы ринуться в бой. Глаза у них дивно сверкают.

— Скорей отопри ворота! — снова воскликнул Дам Шан.

Мэтао Мэсей ответил:

— Жалкие черные псы! Раз уж вы пришли, я готов угостить вас объедками с нашего пира и остывшим рисом.

Дам Шан сверкнул глазами:

— Эй, люди! Рушьте ограду!

Все кинулись выполнять приказ Дам Шана. Но даже братья его и родичи не сумели свалить ограду.

Сказал тогда Дам Шан:

— О брат, ты, который одет в железные доспехи! О брат, ты, который одет в стальной панцирь. О юноши, могучие и крепкие, рушьте ограду, разбейте ее в щепы!

И услышал Дам Шан в ответ:

— Мы не можем! Убей нас за это, если хочешь! Брось, как падаль! Но нет у нас мочи разбить эту ограду, разнести ее в щепы.

Тогда Дам Шан сам подошел к ограде, толкнул ее всего лишь раз — и повалил. К дому Мэтао Мэсея ринулось войско, неисчислимое, как стадо ланей, которое идет на водопой, как муравьи в муравьиной куче.

А дом и терраса залиты лунным светом, изукрашена лестница деревянной резьбой, — птичьими клювами. Она шире самой широкой циновки, и если две пары рабов друг другу навстречу понесут на шестах кувшины с вином, они не столкнутся.

Крикнул Дам Шан:

— Живее спускайся, Мэтао Мэсей, я отрублю тебе голову.

Отвечает Мэтао Мэсей:

— Зачем мне спускаться, я здесь славно забавляюсь: хочу узнать, упруги ли груди у твоей жены.

— Не мешкай, — грозно крикнул Дам Шан. — Не то я сейчас в щепы разнесу лестницу! Подожгу солому, и твой дом запылает, как факел.

— Погоди, сейчас спущусь. Только удара мне не наноси, пока я буду идти по лестнице!

Дам Шан сказал:

— Не бойся. Пока ты будешь ползти по лестнице, я не подниму на тебя руки. Взгляни: здесь, внизу, твои свиньи. Я ведь их не бью и не режу!

И вышел наконец Мэтао Мэсей. Его кхиен, и острый и округлый, переливался, как радуга, меч его сиял. С мечом в руках Мэтао Мэсей был похож на грозного, разгневанного бога. Он туго завязал набедренную повязку, надел рубаху с пуговицами, сошел вниз, и стал с опаской пробираться сквозь толпу воинов, как рассветный туман, который, крадучись, стелется по земле.

Дам Шан воскликнул:

— Что же, начинай. Метни острый кхиен, обитый сталью!

— Да нет, — хрипло ответил Мэтао Мэсей. — Уж лучше ты начни. Ведь я подобен острой шпоре молодого петуха, а она тверже железа. Я будто отточенная шпора у дикого петуха, а она как колючка дерева кчам, на которую наступить страшно.

— Нет, начинай ты первым, — стоял на своем Дам Шан.

Размахнулся Мэтао Мэсей и метнул кхиен. Но грозный кхиен отскочил от Дам Шана, как от сухой коры зерно, только щелкнул слегка.

Вскричал Дам Шан:

— Эй, Мэтао Мэсей! Кого ты дразнишь? Зерно?

— Нет! Я дядю твоего дразню.

— Какого дядю?

— По матери и по отцу!

— Давай разом метнем кхиены!

Воскликнул грозно Мэтао Мэсей:

— Презренный! Или тебе неведомо, что я всю жизнь в драках провел и в схватках? Не в первый раз я выхожу на бой, чтобы рабов полонить и чужими землями завладеть.

— Ну погоди же, — сказал Дам Шан, занес кхиен, подпрыгнул и перелетел через пастбище. Еще раз прыгнул — и позади бамбуковая роща осталась. Он то бросался к западу, то бежал к востоку. Мэтао Мэсей ловко и проворно за ним гнался, думал, вот-вот настигнет. Метнул копье, но угодил в связку бичей из буйволиной кожи.

— Зачем кромсать бичи? — спросил Дам Шан. — Уж лучше целил бы мне в бедро!