Аргонавты

Медея отложила ракушку в сторону и вдруг почувствовала, что на лбу проступает испарина. «Я проверяла действие мази в чистом пламени очага,- подумала она с ужасом.- Но Ясона обожжет пламя волшебных быков. Не погибнет ли он жалкой смертью на пашне Ареса? И его потеряю навсегда!» Медея снова бросилась на постель и призвала к себе послушный ей сон. Но сон противился ее воле. Она, умевшая одним взглядом усыплять других, не могла забыться сама. Тело сжигало огнем. Отчаяние сменилось ослепительной радостью, а радость - жгучим стыдом. Неудержимо хлынули слезы. «Что со мной?» - думала девушка, не находя себе места.- «Кто мне этот чужеземец, явившийся за сокровищем отца? Пусть он погибнет на ниве Ареса, если так распорядилась судьба. Нет! Нет! Пусть уезжает подальше от моих глаз. Но как мне без него жить! Не лучше ли принять яд и положить конец мучениям?

Она вскочила и, подбежав к ларцу с зельями, стала искать яд, дарующий мгновенную смерть. Но вдруг ее охватил страх. Затряслись руки, стеснилось дыхание. В памяти всплыли лица милых подруг, луг в весенних цветах, силуэт далеких гор. Она явственно увидела себя в погребальном саване, услышала притворные вопли плакальщиц у открытой могилы. Нет! Нет! Она рванулась к двери, приняв бледный свет Селены за рассвет. Служанки, не ведая тревог, мирно похрапывали в прихожей. Было еще темно, но стало светло в душе при одной мысли, что вскоре она будет ощущать дыхание чужеземца, видеть блеск его красоты.

Дед мой Гелиос! - воскликнула она, вздымая вверх руки.- Что ты не гонишь своих коней? По тебе соскучились деревья и травы, птицы, мотыльки, чей век так короток. Но более всех истосковалась я. Помнишь, как я на круче срывала волшебный цветок, и ты один поддерживал меня взглядом? Теперь в этом цветке, превращенном в мазь, спасение для того, кому имя Ясон. Ослепи его врагов, Гелиос! Повергни их к его ногам, как красота чужеземца повергла меня, заставив забыть девичий стыд, мать и отца, брата.

Не знала Медея, что богиня Гера в этот миг внушила ей неудержимую жажду жизни.

В этот миг в покоях Ясона послышался тихий стук, и женский голос тихо позвал: «Ясон!» Он проснулся, луна через открытые ставни заливала комнату своим призрачным светом. Стук повторился, и опять: «Ясон!»

«Странные порядки в этом доме!» - подумал он, но все же ответил:

Коли с добром, то войди.

Дверь тихо отворилась, и вошла старушка.

Царевна тебя зовет в рощу Гекаты, немедленно одевайся, я тебя сведу. Дело касается жизни твоей и твоей дружины.

Ясон повиновался. Роща Гекаты находилась на холме, что возвышался над городом. Под двумя огромными тополями стоял ее страшный кумир, перед ним алтарь, на котором еще тлели остатки жертвоприношения.

У бревенчатого строения, от древности наполовину ушедшего в землю, Медея остановила мулов и сошла на замощенную камнем площадку рядом с алтарем. Она направилась к Ясону, прекрасному, и такому же губительному, как возникший из океана Сириус. У Медеи замерло сердце, щеки зажглись горячим румянцем, колени охватила слабость. Когда Ясон приблизился, она не смогла ни раскрыть рта, чтобы ответить ему приветствием, ни протянуть руки. Ладони прилипли к бедрам. Наконец, она вымолвила:

Здравствуй гость, и не удивляйся: твоя крайняя опасность заставила меня выйти из пределов девичьей стыдливости. Что ты думаешь о поставленном тебе царем условии?

Я был поражен его милостью. Я боялся, что он или откажет мне, или, в лучшем случае, пошлет меня воевать с пятитысячной ратью.

-- Если бы он послал тебя воевать с пятитысячной ратью - это было бы милостью, в сравнении с тем, что он от тебя требует.

Помилуй, царевна! Впрячь быков в ярмо и вспахать поле? Да это у нас, спасибо Деметре, всякий крестьянин умеет!

Да? Даже если это - быки Солнца? Если копыта у них медные, и яркое пламя пышет из медных ноздрей?

Ясон опустил голову.

Будь что будет,- сказал он тихо.- Я взялся исполнить- дело - трусом быть не хочу.

Медея участливо посмотрела на него. Он был так прекрасен в своей скромной стойкой решимости.

Послушай, что я тебе скажу. Недалеко от нас, над песчаным морским берегом, нависла та скала Кавказа, к которой, по велению Зевса, Гефест приковал Прометея. Каждое утро исполинский орел прилетает пожирать печень титана: что он пожирает днем, дорастает ночью. Кровь струится из его раны, обагряет скалу и сохнет на ней, но иногда - очень редко - ветер пронесет каплю милю, она упадет в приморский песок. И тогда, Мать- Земля из этой капли крови своего внука выращивает дивную лозу. Поднимаясь на локоть от почвы, она расцветает ярко-лиловым или багряным цветком, а ее корень подобен свежеотрезанной, живой, содрогающейся плоти. В семи водах омывшись, семижды призвав Гекату, должен смельчак вырвать чудесное растение, выждав черную безлунную ночь. Ревет Земля, стонет титан - кому страшно, тот уже не вернется живым. А кто, не дрогнув, вырвет корень, и, высушив и истерши его, приготовит из него волшебную мазь, того она охраняет от любого огня.

Чудесна ваша страна,- грустно ответил Ясон - да что пользы. Не могу я ждать до новолуния, не добыть мне волшебного зелья!

Медея протянула ему руку.

Вот оно.

Ясон с восторгом посмотрел на свою спасительницу: добрая улыбка играла на ее строгих губах. Только теперь он заметил, как она была прекрасна.

Ты совершишь подвиг и добудешь руно,- продолжала она.- А теперь прощай: уже близок рассвет. С руном торопись на свой корабль, а доедешь домой - вспоминай иногда Медею. Медея - это я...

Она готовилась уйти, но Ясон бросился к ее ногам.

Нет, царевна, нет! Я уеду, но с тобою! Ты не можешь долее оставаться здесь, среди этих диких и злых людей, твое место отныне в Элладе. Там улыбки, там счастье, и, верь мне, только там люди умеют любить!

Ночной ветер шумел в ветвях тополей; листья звенели, и через их тихий звон пробивался чей-то, как будто детский голос: никогда! Никогда!

Ясон в одно мгновение вспомнил все сны, которые видел он в своей жизни и которые считал вещими или пророческими, но ярче всех вспомнил он вдруг свой сегодняшний сон. Снились ему синие волны, и зеленый берег. И багровое зарево на далекой горе. И прекрасная женщина сидит на зеленом берегу, сидит в траве, окруженная цветами. Но ярче цветов сияют две златокудрые детские головки, пылают две пары детских губок в той же траве, у ног прекрасной женщины. И кажется ему, что эти губки его зовут, ему хочется погладить эти головки, но кто-то отстраняет его руку, и губки жалостно шепчут: никогда, никогда.

Медея стояла как завороженная.

Я знаю, я обречена,- сказала она.- Мой отец не простит мне помощи, которую я оказала тебе.

Она еще некоторое время боролась сама с собой, вперяя свои взоры в догоравшие на алтаре остатки жертвоприношения - затем решительно схватила Ясона за руку и подошла с ним к священному пламени.

Именем этой страшной богини поклянись мне, что ты будешь иметь меня в Элладе законной женой и матерью твоих законных детей и не бросишь меня, что бы ни случилось.

Ясон поклялся.

Отныне мы - муж и жена: помни же клятву! Теперь краткая разлука, а затем соединение навсегда.

Глава 22  МЕДЕЯ ПОМОГАЕТ ЯСОНУ ПОХИТИТЬ ЗОЛОТОЕ РУНО

Когда Ясон на следующий день вошел в царскую палату, Зет его уже ждал.

Поздненько поднялся ты, витязь,- сказал он ему.- Надеюсь, никто не тревожил твоего сна. Пойдем, однако.

Он показал ему участок, который надлежало вспахать, и стоящий наготове плуг, а затем провел его к стойлам. Они были каменные, а огромные двери из чистой меди. Он передал Ясону ключ.

Все, что надо, найдешь сам, мне некогда. Итак, до вечера? - прибавил он с недоброй улыбкой и ушел.

Не без труда открыл Ясон тяжелые двери; один их лязг мог наполнить страхом сердце неподготовленного человека. В стойле было темно, только в одном углу горели точно две жаровни. Ясон понял, что это были морды чудовищ. Он подошел к ним. Послышался двойной глухой рев, и жар стал еще явственнее. При этом багровом свете заметил он и медную цепь, свешивавшуюся с гвоздя, он схватил ее левой рукой и подошел еще ближе. Тогда быки, до тех пор лежавшие, поднялись, бросились на него и пустили в него каждый по снопу пламени. Но пламя не коснулось его кожи, оно, двоясь, расходилось перед ним и опять воссоединялось за его спиной. Кто бы на него посмотрел со стороны, невольно бы залюбовался, видя его окруженным как бы водометом огненных брызг, среди глубокого мрака стойл. У Ясона сознание, что чары Медеи действуют, удвоило бодрость. Схватив первого быка за рога, он старался связать его медной цепью. Долго ему это не удавалось: бык вырывался, становился на дыбы, силясь ударить его своим медным копытом, обдавая его целым фонтаном огня - Ясон уступал ему, где надо было, желая сберечь свои силы и дожидаясь, пока противник не израсходует своих; наконец, чудовище присмирело, истощив запас сил и огня. С другим работы меньше было: видно, он был удручен примером товарища. Связав обоих, витязь подвел их под ярмо плуга; укрощенные, они более не сопротивлялись и исполнили требуемую работу.