Сказки центральной Индии

Сказки Центральной Индии

(Сказки и мифы народов востока)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Центральная Индия, самое сердце большой древней страны... Обширное плато, окаймленное цепями холмов, местами сильно рассечено глубокими ущельями рек. В древности это была таинственная область девственных лесов, населенных, по представлениям жителей Северной Индии (об этом мы узнаем из их эпоса), лесными дикарями и различными сверхъестественными существами. Колонизация Центральной Индии пришельцами с севера началась уже в раннем средневековье, а в течение нескольких последних столетий во всех ее более доступных равнинных частях лес постепенно, но неуклонно сводился, и земли обращались в поля. Теперь леса в своем первозданном виде сохранились лишь там, где сильно пересеченный рельеф препятствует культурному земледелию. И все же Центральная Индия поныне остается одним из самых лесистых районов страны. Это здесь, в Сеони, родина прославленного Киплингом Маугли — именно здешние леса так красочно описаны в «Книге джунглей». Всего сто лет назад карта этой области была полна «белых пятен». И даже ныне здесь еще можно найти, хотя их с каждым десятилетием остается все меньше, уголки, почти полностью оторванные от внешнего мира, уголки, где не используют даже примитивной сохи и деревянного колеса, где нет не только железных дорог, но и проезжих грунтовых, а местные жители сохранили в своем быту немало черт первобытной родо-племенной организации общества.

Здесь, в нынешнем штате Мадхья Прадеш, что значит «Срединный штат», и соседствующих с ним на северо-западе и особенно на северо-востоке районах, рассеяны сравнительно небольшими группами (на фоне огромной массы населения Индопакистанской географической области, общая численность которого перевалила за полмиллиарда, группы в десятки и сотни тысяч и даже в миллион человек действительно выглядят небольшими) потомки древнейших жителей Индии — те, кого принято считать автохтонами, или коренным местным населением. В сегодняшней Индии их именуют «адивасн», что значит «первоначальные жители». Это — народности мунда, малые дравидские народности Центральной Индии, и сюда же можно отнести бхилов. Хотя ныне каждая из этих групп пользуется языками и диалектами, принадлежащими к разным лингвистическим семьям: мунда — языками мунда, относимыми к аустро-азиатской семье, дравиды — дравидскими, представляющими обособленную группу, а бхилы — индо-арийскими диалектами, входящими в индоевропейскую семью языков,— сходство этнических типов, образа жизни и многих поверий всех этих народов позволяет предполагать доисторическую общность их происхождения. Наиболее вероятно, древнейшую группу представляли здесь мунда, значительная часть которых еще в древности подверглась глубокому влиянию дравидов, ныне населяющих Южную Индию, а позднее — арийцев, пришедших в Северную Индию с северо-запада примерно за полторы тысячи лет до нашей эры и вскоре частично подчинивших себе коренное местное население, с которым они впоследствии смешались, а частично оттеснивших его из плодородных долин Инда и Ганга, главным образом к югу.

Достоверных свидетельств о ранней истории местных народов до нас не дошло. Упоминания о лесных племенах в древнеиндийском эпосе отрывочны и по большей части фантастичны. Каких-либо собственных исторических памятников древности у этих народов не сохранилось. Объектом внешнего изучения и описания они становятся лишь в ходе последних двух-трех столетий. Какие-то сведения о средневековом периоде, да и то весьма фрагментарные, имеются только касательно гоидов. Ранняя же история этих народов может в той или иной мере быть восстановлена главным образом на основании внутренних данных — фольклора, религиозных систем и языковых реконструкций, но и этот материал на современном этапе его изучения не дает достаточно полной картины. Наконец, о некоторых процессах, действовавших в прошлом, удается судить по тем социальным переменам, которые наблюдаются в настоящем.

В частности, настоящее помогает понять, как малые народы перемешивались в многоплеменном и многоязычном индийском котле. Переписи населения, проводимые в Индии с конца прошлого века через каждые десять лет, показывают неуклонную ассимиляцию малых лесных народностей окружающим индоарийским населением. Это выражается как в изменении их образа жизни — переходе от охоты и собирательства к земледелию, распаде замкнутых племенных группировок и перестройке общества по кастово-классовому принципу, так и в распространении двуязычия, ведущего в ряде случаев к отказу от родного языка. Согласно последней переписи (1961 г.), лишь половина гондов — крупнейшего из дравидских народов Центральной Индии — сохранила родной язык гонди. Остальные пользуются ныне диалектами либо хинди, либо маратхского.

Но и среди говорящих на гонди почти половина (45%) двуязычны — наряду с родным языком они используют упомянутые выше диалекты. Сан-талы, крупнейшая народность группы мунда, правда, в подавляющем большинстве сохраняют родной язык, но и у них весьма высок процент двуязычия: больше трети санталов говорит наряду с сантальским на диалектах бенгальского, а также хинди и ория. Вполне вероятно, что бхилы являют нам конечный результат такого процесса, завершившегося полным переходом народности на язык экономически и политически более сильных соседей (с точки зрения лингвистической классификации современный бхили может рассматриваться как группа диалектов соседствующего с ним индоарийского языка — гуджаратского).

Как у дравидских народностей Центральной Индии, так и у народностей мунда существует немало поэтичных легенд, излагающих происхождение того или иного племени, причем начинают они обычно с самого сотворения мира. Вот как выглядит подобная легенда у гондов в изложении, опирающемся на запись, которая была сделана свыше ста лет тому назад миссионером С. Хислопом и с тех пор неоднократно использовалась исследователями Центральной Индии.

«...Сначала повсюду была вода, и Всевышний родился из лотоса, и жил он один. Раз потер он себе руку и из грязи, что стерлась, сотворил ворону, которая уселась к нему на плечо. Он сотворил еще краба и пустил его в воду. Потом он повелел вороне облететь мир и принести ему земли. Долго летала ворона, но земли не нашла; увидела она только краба, который торчал из воды, опираясь ногой о дно морское. Ворона сильно устала, она и села на спину крабу. А спина у того была мягкая, и на ней от вороньих когтей остались отметины — их и теперь у любого краба увидишь. Спросила ворона у краба, где бы ей земли отыскать. Краб сказал, что он нашел бы земли, если бы господь сделал его тело твердым. Всевышний согласился сделать твердым кусок его тела — с той-то поры у крабов и появился на спине панцирь. Краб нырнул на дно, нашел Кен-чуа — земляного червя, схватил его клешней и принес. А отметку от крабьей клешни носят все черви и нынче. Червь выплюнул щепотку земли, краб отдал ее Всевышнему, и Всевышний рассеял землю по морю, и выросла на море суша. Спустился Всевышний на землю, и из нарыва у него на руке вышли Махадео и Парвати.

Начал Махадео мочиться, и из мочи его пошли расти всякие овощи. Поела их Парвати и понесла. Родилось у нее восемнадцать кругов брахманских богов и двенадцать кругов гондских богов. А по всему лесу развелись гонды. Все заполонили они: и лес, и долины, и горы — под каждым деревом прятался гонд, И все живое, что попадалось им на глаза, они убивали и пожирали. Всех они убивали и ели — будь то шакал, или олень, или лань. Все им шло за одно: и свинья, и перепелка, и голубь, и ворона, и коршун, и гриф, и лягушка, и ящерица, и жук, и корова, и теленок, и буйвол, и буйволица, и крыса, и белка — всех они были готовы убить и сожрать. Вот что делали гонды. Поедали они все сырое, незрелое; по полгода не мылись, валялись в грязи и навозе. Вот какие были те гонды. Вонь пошла от них по всем джунглям, и стал гневаться на них Махадео. «Плохая эти гонды порода, не стану я их беречь»,— сказал он и задумал их извести.