Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами)

Наши господа провожали королевских послов целых четыре мили, я же, с их согласия, проехал с ними верхом даже до границы, чтобы видеть церемонии и обычаи русских при приеме посольств. Итак, они 27 того же месяца рано утром в 4 часа прибыли к реке, протекающей, при ширине в 40 шагов, мимо деревни Лавы и отделяющей русскую границу от шведской. Когда королевские господа послы, при прибытии своем, узнали, что на русской стороне их ждут 17 лодок, то они тотчас послали своего переводчика на тот берег к приставу, чтобы он переслал несколько лодок для своевременной нагрузки их вещей: тогда они скорее смогут двинуться в путь после приема. Однако пристав, человек старый, велел ответить, что он не смеет ничего подобного сделать до приема послов: «Да и не думают ли они, что его царскому величеству нечем будет прокормить их, если их кормить придется лишний день из-за возможного промедления?» Около полудня пристав прислал своего толмача, или переводчика, на тот берег с четырьмя стрельцами, или мушкетерами, (последних с ним было 30 человек) и велел сказать: ему теперь было бы очень приятно принять господ послов: не желают ли они пожаловать? Один из господ послов на это велел ответить приставу, что им уже пятую неделю приходится лежать и ждать: поэтому нисколько не обидно будет приставу, если и он их теперь подождет один лишний день. Впрочем, он-де не желает этим давать полного ответа, так как его собратья улеглись для полуденного сна, как потому, что они всю ночь путешествовали, так в особенности — вследствие усвоения ими у русской границы русских обычаев: ведь почти все русские отдыхают ежедневно в полдень.

Далее был задан вопрос: когда же будут приняты голштинские послы? Толмач полагал, что это случится разве недели через три, после доставки шведских господ в Москву, дело в том, что, по его мнению, недоставало ладей или ботов и лошадей, нужных для путешествия. После обеда в 4 часа господа велели сообщить на тот берег, что теперь они желали бы быть приняты; пусть поэтому пристав приходит. Затем они сели со своим переводчиком в лодку, а их гофъюнкеры, к которым и я присоединился, в другую. Пристав, действительно, выехал навстречу с 15 разодетыми русскими в лодке. Чтобы показать высокое положение свое, они, очень медленно и не производя особого движения лодки, опускали свои весла в воду, так что они еле отошли от берега; временами они останавливались совершенно, чтобы лодка господ шведов к ним приблизилась. Они подали весло в лодку послов, чтобы ее потащить за собою. К этой цели подучили они и рулевого, правившего лодкою послов. Когда господа послы заметили, к чему стремятся русские, то один из них закричал приставу, чтобы он ехал быстрее: к чему такая несвоевременная церемония? ведь ею пристав ничего не может приобрести для великого князя, а они ничего не потеряют для своих государей. Когда теперь лодки столкнулись посередине реки, пристав выступил и сказал, что великий государь и царь Михаил Феодорович, всея России самодержец (с прочтением всего его титула), велел ему принять королевских господ послов и приказал их, со всем их народом, при достаточном провианте и подводах, доставить в Москву. Когда на это получен был ответ, то пристав повел их на берег и пригласил в дом некоего сына боярского или дворянина, в небольшую, от дыма черную, как уголь, и натопленную комнату. Стрельцы своими ружьями, составляющими, наравне с саблями, общее оружие их, дали салют, без всякого порядка, кто только смог раньше справиться. Господ послам для привета предложены были несколько чарок очень крепкой водки и двух родов невкусный мед с несколькими кусками пряника. Они и мне дали попробовать этого угощения, прибавив (по-латыни): «Стоит подбавить немного серы и — готово питье для ада».

Через час после такого угощения, господа шведы на 12, а русские на 3 лодках, со знаменем и барабаном, отплыли и направились к Новгороду. Я же опять через Ладожское озеро отправился в Нотебург, где нам, по словам русского толмача, следовало ждать еще целых 3 недели. Все это остальное время мы провели очень весело. Ведь это место, вследствие воды, веселых окружающих его видов и нескольких небольших островов с разного рода дичью, представляется очень приятным. Между прочим, в Ладожском озере, в 4 милях от Нотебурга, лежат два острова, поросшие кустарником и массою малины, отстоящие один от другого на выстрел из ружья; на меньшем из них стояла небольшая часовня, в которой русские, отправляясь на рыбную ловлю, совершают богослужение; внутри, из-за гнездившихся здесь птиц, была такая вонь, что мы не могли здесь долго выдержать. К этим островам некоторые из нас иногда ездили поохотиться. Вокруг островов бесчисленное количество тюленей всевозможных цветов; когда они располагались на разбросанных вокруг широких камнях, на солнце, то мы их очень легко могли доставать из-за кустов.

Нашим превосходным собеседником был также высокоблагородный г. Петр Крус-Биорн, ученый, многоопытный и храбрый мужчина, которого его величество король шведский ^[31] послал в Москву как своего резидента; он также ждал со своею свитою приглашения из России. Мы пользовались его дружбою.

Когда нам 16 июля было возвещено, что пристав, по имени Семен Андреевич Крекшин ^[32], прибыл в Лаву, чтобы нас принять, то мы 20 собрались в путь и отправились туда. Через несколько часов после нашего прибытия пристав прислал своего толмача со стрельцом на нашу сторону и велел спросить, готовы ли послы быть принятыми. Когда мы велели спросить, примет ли он нас на той стороне или же на воде, как шведов, он отвечал, чтобы мы переезжали: «Нет нужды встречаться на воде, так как у нас не может быть спора о границах, из которых ничего не принадлежит вам».

Когда мы, вследствие этого, переехали, выступил наперед пристав в красном дамастовом кафтане, и остановился в нескольких шагах от берега. Когда же послы вышли на берег, он, с покрытой головой, вышел к ним навстречу и не хотел снимать шапки, пока не начал говорить и не назвал имени великого князя. Подобно предыдущему, он взял записку в руки и сказал: «Его царское величество Михаил Феодорович, всея России самодержец и проч., прислал меня сюда, чтобы тебя, Филиппа Крузиуса, и тебя, Отгона Брюггеманна, как княжеских голштинских послов, принять, вас, вместе с вашими людьми, снабдить провиантом, ладьями, лошадьми и всем необходимым и доставить в Москву». Его толмач, по имени Антоний, не знал порядочно немецкого языка и переводил так скверно, что еле можно было понять его. Только после того как послы дали свой ответ, пристав подал им руку и повел нас сквозь ряды стрельцов (это были двенадцать казаков, стоявших с ружьями наготове) в свою гостиницу. Когда дан был салют из ружей, то это произведено было с такою неосторожностью, что секретарь шведского резидента, стоявший с нами, чтобы глядеть на это торжество, получил большую дыру в своем колете. Угощение, с которым пристав нас принял, состояло из пряников, водки и варенья из свежих вишен. Посидев с полчаса, мы, при салютах стрельцов, вновь переехали через воду и собрались в дальнейшую поездку. После обеда в полдень, данного нам наместником Нотебурга, проводившим нас и на прощанье хорошо угостившим всевозможными вкусными напитками, мы на 7 ладьях поехали в путь через Ладожское озеро.

Когда мы 22 того же месяца рано закончили наш путь по озеру на протяжении 12 миль и вышли на берег у монастыря Никольского на Волховской губе ^[33], пришел русский монах и принес послу для привета хлеб и вяленую семгу. Наш пристав, который должен был готовить нам «корм», или продовольствие, спросил, должен ли он ежедневно доставлять нам провизию и заставлять готовить ее или же нам будет приятнее получать деньги, на сей предмет назначенные его царским величеством, и давать нашему повару готовить кушанья по нашему способу. Мы, как это всего обычнее у посольств в этих местах, просили передавать нам деньги и закупали сами. Такса же везде определялась самим приставом, так что мы все получали очень дешево: да и вообще во всей России, вследствие плодородной почвы, провиант очень дешев. Ведь 2 копейки за курицу — это в нашей монете 2 шиллинга ^[34] или 1 грош мейссенской монеты; 9 яиц получали мы за 1 копейку. Мы получали ежедневно 2 рубля и 5 копеек, т. е. 4 рейхсталера 5 шиллингов: дело в том, что на каждое лицо, от высшего до низшего, пропорционально, назначается известная сумма.