Окассен и Николет

Ловко на копя вскочил,

Ноги в стремена вложил

И на них бросает взгляд.

Как красив его наряд!

Вспомнил оп подруги взор,—

Под ударом острых шпор

Мчится вихрем конь лихой,

Он летит туда стрелой,

Где бой кипит.

Говорят,'рассказывают и повествуют:

Окассен вооружился и сел: на коня, как

вы уже слышали. Бог мой! Как ему пристали

щит и шлем и меч на левом боку. Какой ou

высокий, стройный и красивый молодел; какой

он сильный, и как благородна его осанка!

А конь под ним крепкий и быстрый, и направил

его рыцарь прямо в ворота. Не думайте, однако,

что он собирался уводить быков, коров, коз

или разить врагов и отражать удары. Ничуть

не бывало! Даже не вспомнил он об этом.

Он так был погружен в мечты о Николет,

своей нежной подруге, что забыл о поводьях

m о том, что должен делать. А конь его, почуяв

шпоры, пронесся с н<лм через толпу и бросплся

в самую гущу врагов. И тут со всех сторон

протянули они к нему руки, отняли у него

щит и копье и повели его, как пленника. Они

шли и говорили уже о том, какою смертью

его заставят умереть. И когда услышал это

Окассен, он воскликнул:

— Господи милосердный! Неужели же это

меня так ведут мои смертельные враги и

собираются отрубить мне голову? Но ведь если они

мне срубят голову, я уже никогда не буду

говорить с Николет, нежной подругой, которую

я так люблю. А у меня в руках есть еще

добрый меч, да и конь подо мною неплохой!

Попробую-ка я от них отбиться, и если бог

меня любит, он им не станет помогать.

Он был здоровый и сильный мол о дед, а конь

под пим быстрый. Выхватил он меч и давай

рубить направо и налево, разрубая шлемы и

забрала, плечи и руки, и образовалась вокруг

него такая свалка, как вокруг кабана, когда

его настегают в лесу собаки. И убил он таким

образом десять рыцарей да еще ранил семерых,

вырвался из толпы врагов и поскакал обратно

в город с мечом в руке.

Граф Бугар Валенсский, услыхав, что

хотят вешать Окассена, его врага, поехал

навстречу. Окассен его узнал, в руке его был

меч, он ударил им графа по шлему и ушиб

ему голову так, что тот, оглушенный, упал на

землю. Окаосен протянул руки и потащил его,

держа за шлем, к своему отцу.

— Отец,— сказал он,— вот враг ваш, который

столько с вами воевал и вредил вам. Двадцать

лет длилась эта война, и ни один человек

не. мог ее закончить.

— Сын мой милый,— ответил граф Гарен,—

вот какие молодые подвиги должен ты

совершать, а рвге мечтать о глупостях.

— Отец,—ответил на это Окассен,—оставьте

ваши проповеди, а лучше исполняйте ваше

обещание.

— Что такое? Какое обещание, сын мой?

— Как, отец, или вы позабыли? Клянусь

головою своею, кто бы ни забыл, а уж я-то

хорошо его помню,— так глубоко оно запало мне

в сердце. Ведь вы обещали мне, когда я во-

оружался и шел па бой, что, если бог сохранит

меня целым и невредимым, то вы позволите мне

повидать Николет, мою нежную подругу, так

чтобы я мог сказать ей два или три слова и

хоть раз один ее поцеловать. Вы в этом мне

поклялись, и теперь я хочу, чтобы вы исполнили

вашу клятву.

— Я? —сказал отец.—Пусть бог мепя

покинет, если я исполню такое обещание. А если

бы она была здесь, я бы ее сжег в огне, да

и вам самому было бы чего бояться.

— И это вое, что вы мне скажете?

— Видит бог, да,—ответил отец.

— Нечего и говорить, очень грустно мне,

что человек вашего возраста лжет. Граф Ва-

ленсский,— сказал Окассен,— я вас взял в плен,

не так ли?

— Так, господин мой,— ответил граф.

— Так дайте мне на том руку.

— Охотно, господин мой.

ИI он подал Окассену руку.

— Дайте мне клятву,— продолжал

Окассен,—что пока вы живете, вы будете вредить

моему отцу, позорить его и разрушать его

владения, сколько у вас хватит сил.

— Ради бога, господин мой, не шутите со

мною, а лучше назначьте мне выкуп. Сколько

бы вы у меня ни попросили золота и серебра,

скакунов и вьючных коней, цветных мехов,

собак или птвд,—я вам вое отдам.

— Как,—возразил Окассен,— разве вы не

знаете, что вы мой пленник?

— Знаю, господин мой,—ответил граф.

— Бог свидетель, если вы не поклянетесь

Мне в том, о чем я прошу, с вас слетит голова!

— Боже меня сохрани,—ответил тот,—я

поклянусь вам в чем угодно.

Граф Бугар дал клятву, и Окассен посадил

его на коня, сам сел на другого и проводил

его до тех пор, пока он не был в безопасности.

Здесь поется:

Видит старый граф Гарен,

Что не может Окассен

Милой сердцу разлюбить,

Ясных глаз ее забыть.

Сына он в тюрьму послал,

В темный мраморный подвал,

В погреб мрачпый под землей.

Полон юноша тоской,

Стад печальнее, чем был;

Плача, так он говорил:

„Дорогая Николет!

Друг мой нежный, лилий цвет,

В чаше спелых гроздий сок

Быть нежней тебя не мог.

Видел раз я, как один

Пилигрим из Лимузин

На одре лежал без сил,

Злой недуг его томил.

И была болезнь тяжка,—

Изнуряла старика ;

Только милю ты прошла,

Легкий плащ приподняла,

Мех соболий дорогой

И рубашки край льняной —

Ножку старец увидал

И сейчас здоровым стал.

От болезни исцелен,

Крепче прежнего стал оп

И отправился один

В свой далекий Лимузин,

Позабыв про злой недуг.

Лилий цвет, мой нежный друг,

Ваша поступь так легка,

Речь отрадна и сладка,

Ласка и любовь нежны,

Смехом, радостью полны.

Как вас можно не любить?

Ради вас я должен жить

В келье тесной под землей.

Здесь погибну смертью злой,

Близок мой последний час,

Умру за вас!"

Говорят, рассказывают и повествуют:

Окассен был заключен в темнипу, как

вы уже слышали, а Николет сидела взаперти

в комнате. Эт<> было летом, в мае месяде, когда

дни стоят теплые, долгие и ясные, ia ночи тихи

и прозрачны.

Однажды ночью Николет лежала в своей

достели, и увидела она, что луна светит в

окошко, услышала, что в саду поет соловей. Вспом-

нила она об Окассене, своем милом друге,

которого она так любила. И стала она думать о

графе Гарене Бокереком, который смертельно ее

ненавидел, и решила, что ни за что больше здесь

не останется. Ведь если бы ее кто-нибудь выдал

и граф Гарен узнал, где она, он бы предал ее

злой смерти.

Услыхав, что старушка, которая былза с нею,

заснула, она встала, надела красивый шелковый

блио, потом взяла простыни и полотенца,

связала их вместе и сделала из них веревку, такую

длинную, как только могла. Привязала ее к

подоконнику ж спустилась вниз в сад.

Она подобрала свои одежды, одной рукой

спереди, а другою сзади, и пошла через сад по

траве, обильно смоченной росою. Волосы у нея

были светлые, в пышных кудрях, глаза ясные

и веселые, продолговатое лицо, прямой и тонкий

нос, а губы алее, чем вишня или роза летнею

порою, зубы мелкие и белые, а упругие груди

приподнимали ее одежду, как два маленьких

волошских ореха. Она была стройна в бедрах,

и стан ее можно было охватить пальцами.

Цветы маргариток, которые она топтала

своими ножками и которые ложились под ее