О праве войны и мира

2. Я целиком присоединяюсь к мнению тех. кто полагает, что лицо, давшее обещание под влиянием страха, связано своим обещанием, коль скоро опускается действие внутригосударственных законов, которые могут отменять или уменьшать обязательство (Сильвестр, на слово “страх”, вопр. 8). Дело в том, что здесь налицо согласие не условное, как мы только что упоминали по поводу впавшего в ошибку, но безусловное. Ибо, как правильно устанавливает Аристотель (“Этика Никомаха”, III), тот, кто из страха перед кораблекрушением выбрасывает свои вещи, готов был бы, однако же, сохранить их при условии, если бы ему не угрожало кораблекрушение, но он выражает волю потерять их безусловно в связи с обстоятельствами места и времени.

Вместе с тем полагаю, что если тот, кому дается обещание, прибегает к угрозе не к законной, а к незаконной, хотя и легкой, и отсюда последует обещание, то давшего обещание лицо, получившее таковое, должно освободить от обязательств, если первому это будет угодно, не потому, что данное обещание - недействительно, но ввиду ущерба, причиняемого неправомерно (Сильвестр, на слово “возмещение”, 2, упом. 7, Наварра, гл. XVII, 15, и гл. XXII, 51, 7, Коваррувиас. на reg. peccatum, p. 2, 3, 7), Об исключениях из этого. допускаемых правом народов, я дам пояснения в своем месте9.

3. Оттого-то расторжение некоторых сделок ввиду заключения их под угрозой страха со стороны третьего лица, а не контрагента10 вытекает из внутригосударственного закона, который зачастую объявляет незаконными и расторжимыми даже сделки, заключенные свободно, вследствие недостатка силы суждения какой-либо стороны. То, что мы высказали выше о силе и действительности внутригосударственных законов, мы готовы повторить здесь. А о силе клятвы для подкрепления обещаний мы узнаем ниже.

Чтобы обещание имело силу, предмет обещания должен находиться во власти давшего обещание

VIII. 1. Что же касается предмета обещания, то для действительности обещания необходимо, чтобы он был или мог быть во власти лица, давшего обещание (L. Item si cum exception. In hac actione. D. Quod metus causa).

В связи с этим прежде всего не имеют силы обещания о выполнении какого-либо самого по себе недозволенного действия; ибо никто не имеет и не может иметь права на его совершение. Ведь обещание, как мы сказали выше, получает силу из права дающего обещание и не простирается далее этих пределов.

Агесилай на вопрос об обещании ответил: “Хорошо, если оно правомерно; если же нет, то я произнес лишь слова, но не дал обещания”.

2. Если же вещь в настоящий момент не находится во власти дающего обещание, но лишь может когда-нибудь оказаться в его власти, то действительность самого обещания останется сомнительной, потому что в этом случае следует полагать, что обещание дано под условием поступления вещи во владение давшего обещание. Но когда самое условие, при котором вещь может поступить во владение давшего обещание, тоже зависит от его власти, тогда он обязан совершить все нравственно допустимое для того, чтобы это условие было выполнено.

3. Однако в такого рода сделках внутригосударственный закон в интересах общей пользы объявляет ничтожным совершение многого, что по естественному праву является обязывающим, как, например, обещание в будущем вступить в брак со стороны мужчины и женщины, состоящих уже в браке, а также немало обещаний, даваемых несовершеннолетними или сыновьями, не выделившимися из семейства.

Обладает ли естественной силой обещание, имеющее порочное основание, что разъясняется путем проведения различий

IX. Здесь обычно возникает вопрос о действительности по праву природы обещания, данного по причине, порочной по своему существу, как, например, если что-либо обещается за совершение убийства человека. В таком случае достаточно того что самое обещание порочно; ибо тут обещание направлено на то, чтобы побудить другого к злодеянию. Но ничто таящее в себе порок не свободно от правовых последствий, что поясняется примером дарения расточителя. Отличие здесь лишь в том обстоятельстве, что с момента совершения дарения его порочность прекращается, ибо вещь у получившего дар остается беспрепятственно. А в обещании ради порочной цели порок остается, пока преступление еще не совершено; до тех пор самое исполнение обещания как порочный соблазн таит в себе порчу, которая исчезает по совершении преступления. Отсюда следует, что до того времени действительность такого обещания сомнительна, как мы только что сказали об обещаниях, предмет которых не в нашей власти, по совершении же преступления проявляется сила того обещания, которая сначала была лишь скрыта и задержана привходящим преступлением (Каэтан, “На Фому Аквинского, Secunda Secundae”, вопр. 32, ст. 7). Примером этого может служить Иуда, сын Иакова, уплативший обещанную плату, как бы должную”, Фамари, которую считал блудницей (кн. Бытия, XXVIII).

Если правонарушение того, кому дается обещание, послужило причиной обещания или если в договоре имеется некоторое несоответствие, то вопрос о способах исправления такого обещания - вопрос иного порядка, который будет рассмотрен вскоре12.

Что следует думать об обещании совершить действия, уже ранее признанные обязательными?

X. Обещание выполнения чего-либо и без того уже должного, поскольку мы обращаемся к естественному праву, составляет ничуть не меньше обязанность согласно тому, что мы сказали выше о принятии чужой вещи. Ибо обещание, данное даже без какого-либо основания, все же так или иначе обязывает по естественному праву. Но и здесь ущерб, причиненный вымогательством, или несоразмерность в договорах подлежат возмещению в соответствии с вышеприведенными правилами.

Действительный способ выражения обещания нами самими

XI. Что же касается способа выражения обещания, то одинаково с тем, что мы уже сказали о передаче собственности, тут требуется внешнее действие, то есть достаточное изъявление воли, чем иногда может служить кивок головой, чаще же - слова или письменные записи.

Действительный способ выражения обещания через посредство других лиц, здесь же о послах, превышающих свои полномочия

XII. Но мы можем обязываться и через посредство другого человека, если несомненно, что по нашей воле мы избрали его своим орудием либо поручив ему действовать ввиду определенной цели, либо снабдив его общим полномочием13. При наличии общего представительства может случиться, что нас обяжет облеченный полномочием, даже действуя вопреки нашей воле, известной только ему. Ведь здесь имеются различные акты воли: один, коим мы обязываемся признать все, что другой совершит в известного рода сделках; другой, коим тот обязывается по отношению к нам действовать не иначе, как согласно поручению, известному ему, но не другим. Что следует иметь в виду относительно обещаний, даваемых послами от имени государей, согласно данным им полномочиям, но превышающих тайные инструкции последних14.

Насколько обязательства капитанов кораблей и торговых агентов вытекают из естественного права; где также указывается ошибка римского права

XIII. Отсюда становится понятным, почему иски к капитанам кораблей и торговым агентам по поводу ведения ими дел, являющиеся не столько особыми исками, сколько разновидностями исков, опираются на естественное право.

Здесь следует добавить, что напрасно римскими законами предусмотрена полная ответственность каждого из хозяев корабля за действия капитана. Ибо это не соответствует ни естественной справедливости, которая вполне удовлетворена, если каждый ответственен по своей части в отдельности, ни государственной пользе. Ведь люди станут уклоняться от занятия торговым мореплаванием, опасаясь быть привлеченными к ответственности в пределах действий капитана.