Японские народные сказки

Сказка проповедует главную мысль мироздания — добрые, честные, обделенные должны наконец обрести счастье и достаток. И потому и сказки, и легенды, и былички японского народа в своем широчайшем эмоциональном диапазоне — от возвышенно-трагедийного до комического гротеска — как стержнем проникнуты этой мыслью: деревенский паренек, старик крестьянин или храмовый служка обретут покой и радость, посрамив или одурачив богача, помещика или настоятеля храма.

Говоря о японских народных сказках, нельзя обойти вниманием и такую важную проблему, как взаимодействие литературной и фольклорной традиций. Сколько истинно фольклорных сюжетов легло в основу литературных произведений и как сильно авторская литература трансформировала поздние народные повествования!

Фольклор и литература — это своего рода сообщающиеся сосуды. Уже в VIII в. мифы и предания Японии были собраны в двух исторических сводах: «Кодзики» («Записи древних деяний») и «Нихонги») («Анналы Японии»). В сводах велось повествование о богах и мироздании, а затем и об императорах: мифы сменялись историческими летописями.

К IX в. относится создание в Японии такого памятника, как свод буддийских легенд «Нихон рюики» («Японские записи о чудесах и удивительных происшествиях»), в котором прослеживается заметное влияние китайской традиции. Легенды, собранные в «Нихон рюики», получили название «сэцува», что значит «назидательные рассказы». И среди них было немало таких, которые основывались на фольклорных мотивах. Наблюдалась здесь и обратная связь — сюжеты некоторых сэцува со временем прочно вошли в японский повествовательный фольклор.

В IX — начале X в. увидела свет и замечательная классическая повесть «Такэтори-моногатари» («Повесть о старике Такэтори»), основанная на фольклорных сюжетах.

Огромную ценность для японской фольклористики и литературоведения имеют старинные записи народного сказа. Так, в начале XI в. был создан свод японских, китайских и индийских сказаний, получивший название «Кондзяку-моногатари» («Стародавние повести»). В жанровом отношении этот памятник разнообразен и пестр: здесь и буддийские легенды, и волшебные сказки, и бытовые новеллы, анекдоты, былички и т. д. И хотя в некоторых текстах заметно влияние церковной дидактики или куртуазного романа хэйанского периода (IX–XII вв.), «Кондзяку-моногатари» донес до наших дней бесценные сведения о традиционной культуре японцев, о мировосприятии эпохи. Много веков повествования, зафиксированные в этом памятнике, вдохновляли японских литераторов; именно из этого свода заимствовал Акутагава Рюноскэ (1892–1927) сюжет для своего всемирно известного рассказа «Ворота Расёмон».

Сборники сэцува создавались в Японии и в более позднее время. Так, в XIII в. появился еще один свод фольклорных сюжетов — «Удзисюи-моногатари» («Рассказы, подслушанные в Удзи»). В основу сборника были положены рассказы из разных собраний сэцува. Заметный отпечаток наложила на «Удзисюи моногатари» буддийская мораль, но, несмотря на это, в сборнике сохранилась атмосфера волшебной сказки и даже запечатлелись элементы народного говора.

Эти и другие сборники такого рода имели большой читательский успех и потому дошли до наших дней. С течением времени в городах распространялась грамотность. Повысился спрос на дешевые книги. Литераторы нового времени, чьи имена затерялись в круговороте истории, охотно откликались на читательский спрос. В начале XVIII в. вышел в свет сборник коротких повестей «Отогидзоси» («Рассказы отоги» [2]), получивший огромную популярность. Хотя сборник появился в XVIII в., часть повестей была создана в XV–XVI вв. Кроме новелл, дидактических притч и героических преданий в сборнике были помещены волшебные сказки, в частности «Иссумбоси» («Мальчик-с-пальчик»), сказка о лентяе, который на поверку оказался самым мудрым и удачливым, красивая сказка о девушке с волшебной чашей на голове, напоминающая по сюжету «Золушку», сказка о войне с чертями, авантюрная повесть о скитаниях героя по далеким островам с фантастическими обитателями.

В конце прошлого столетия в Японии оживился интерес к сбору и исследованию произведений народного творчества, в том числе и сказкам. Так, например, известный писатель Ивая Садзанами задался целью создать книгу народных японских сказок для детей на разговорном языке, что для того времени было неслыханным. В 1893 г. появилась его знаменитая книга «Нихон мукасибанаси» («Японские сказки») с превосходными иллюстрациями художника Кэссю.

В своем литературном пересказе Садзанами сохранил поэтический строй японских сказок, их душевную теплоту и тонкий юмор, но придал некоторым из них черты официальной идеологии, столь чуждой фольклору. В последующие годы он неустанно работал над сбором и пересказом для детей мифов, легенд и сказок как японских, так и европейских. Книга Садзанами «Японские сказки» имела международный успех и была переведена на многие европейские языки, в том числе и на русский.

В XX в. в Японии стали формироваться системные и научно обоснованные методы записи и изучения сказок. В предвоенные годы была проведена огромная работа по теоретическому осмыслению фольклорного наследства. И в этом видную роль сыграли работы выдающегося исследователя японской традиционной культуры Янагида Кунио (1875–1962).

Японские ученые ставили во главу угла проблему генезиса японских народных сказок, стремясь выделить в них то «истинно японское», что дошло из глубины веков, и те культурные наслоения, которые возникли в результате исторических контактов с другими странами Восточной Азии и влияния фольклорного творчества этих народов.

Новая волна интереса к устному творчеству захлестнула Японию после окончания второй мировой войны. История современной фольклористики знает немало примеров, когда в условиях политического или экономического кризиса этнос обращался к изучению своих истоков, исторических и культурных. Так возникали «фольклорные бумы». Один из них наблюдался в Японии после войны и капитуляции страны. Духовная нестабильность общества, ощущение культурного дефицита послужили толчком для сбора и публикации фольклорных текстов, в том числе и сказочных. Именно в этот период было собрано наибольшее количество сказок, мало известных широкому кругу японских читателей.

Так, в 1956 г. Мацутани Миёко начала сбор сказок префектуры Нагано. В своей книге «Мир народных сказаний» (Минва но сэкай. Токио, 1974) она пишет: «В каждой деревне любая старуха могла рассказать сказок сто, а то и двести. На основе репертуара одного сказителя можно было составить целый сборник сказок».

Перу Мацутани Миёко принадлежит и замечательная детская сказка «Таро — сын Дракона» (русский перевод Г. Ронской), созданная по мотивам волшебных японских сказок. Именно за эту книгу писательница была удостоена Международной премии имени Г.-Х. Андерсена.

Собиратели сказочного фольклора Номура Дзюнъитиро и Номура Кэйко записали в 1965 г. на севере острова Хонсю в префектуре Иватэ репертуар местной сказительницы Ясукура Фудзи и ее дочери Нобуко. Так был создан сборник «Месть воробья» (Судзумэ но адаути. Цуруока, 1976), в который вошло более ста сказок и легенд.

Читатели настоящего издания смогут познакомиться с некоторыми сказками знаменитой сказительницы, чье творчество, как отмечают собиратели сказок, было глубоко традиционно и эмоционально. Это сказки «Дед Кобутори», «Счастливый чайник», «Мышиный рай», «Сова-красильщица» и некоторые другие.

Наряду с профессиональными исследователями большую роль в сборе и пропаганде сказочного наследия играли местные культурные организации, объединявшие энтузиастов и страстных почитателей японского фольклора. Такие организации ставили своей целью изучение сказок определенной деревни или храма, а иногда и изучение одного-единственного сказочного мотива и истории его бытования. Благодаря усилиям японских местных организаций нашли своего читателя многие локальные сказки и легенды. Поиски и публикация сказочных текстов продолжаются в Японии и в наши дни.