Стихотворения. Проза

<1690>

«Прохлаждаются у реки на Четвертой линии» — так говорят о людях, которые вечером, едва на небо выплывет луна, устраиваются на расставленных на берегу помостах и всю ночь до самого рассвета угощаются вином и разными яствами. Здесь и женщины, щеголяющие особенно тщательно завязанными поясами, и мужчины в длинных хаори, 442 и монахи, и старцы, и даже мальчишки-подручные из бондарни и кузницы — все, наслаждаясь отдыхом, шумят, поют песни. Да, такое можно увидеть только в столице.

<1690>

Монах Унтику из столицы нарисовал какого-то почтенного наставника — уж не себя ли? — который сидел, отвернув лицо, и сказал мне: «Сделай надпись к этой картине». Ему уже за шестьдесят, да и я скоро перевалю через пятый десяток. Оба живем словно во сне, вот он и запечатлел себя спящим. 445 Под стать и надпись — словно бессвязное ночное бормотанье…

<1690>

Сердечное волнение, охватившее меня в день полнолуния, все не рассеивалось, и, подстрекаемый двумя-тремя учениками, я сел в лодку и поплыл к заливу Катата. 446 В тот же день в стражу Обезьяны мы оказались позади дома одного человека по имени Мохэй или, иначе, Сэйсю. 447 И стали звать хором: «К хмельному старику 448 безумных гостей приманила луна». Радостно удивленный хозяин поднял шторы и вытер пыль. «В огороде моем есть бататы, есть зеленая фасоль, вот только карп и караси нарезаны не слишком изящно, уж не обессудьте…» — так приговаривая, он расстелил на берегу циновки и выставил угощение. Луна, не заставив себя ждать, выплыла на небо и ярким светом залила озерную гладь. Некогда слышал я, что когда луна в день осеннего полнолуния находится точно напротив Храма На Воде, то прямо под ней оказывается гора, которую называют Зеркальной. Подумав, что примерно так же должно быть и сегодня, я прислонился к перилам храма и, устремив свой взор вдаль, стал ждать: гора Миками, холмы Мидзугуки тянутся на юг и на север, между ними — многослойные горные вершины вперемежку с невысокими холмами… Тут луна, поднявшись на три шеста, спряталась за темной тучей. И невозможно понять, какая из гор — Зеркальная. «Но в эти мгновенья лишь прекрасней луна…» 449 — говорит хозяин, охваченный неодолимым желанием угодить гостям. Скоро луна снова выплыла из-за тучи, и отблески золотого ветра, серебряных волн соединились с сиянием тысячи будд. 450 Человек, живший у Золотых врат Столичного предела, 451 сказал однажды со вздохом сожаления: «Луна, за горой готовая скрыться, лишь досаду рождает в душе…» 452 — и, вспомнив теперь эти его слова, я понял, почему именно здесь, в этом храме, он, связав небо Шестнадцатой ночи с нашим бренным миром, укрепился в мысли о тщетности бытия. «Наверное, и рукава настоятеля Эсина снова увлажнились бы, 453 окажись он теперь в этом храме» — сказал я, и хозяин ответил: «Гостя, охваченного вдохновением, отпущу ли домой?» 454 — и пирушка на берегу продолжилась, луна же тем временем почти достигла Екава.

<1691>

Вот сосна. Высотой около девяти сяку, нижние ветки простираются более чем на дзе, верхние нависают одна над другой многослойными ярусами, хвоя зелена и густа. Умело вторя цитре ветра, 456 она вызывает дождь и вздымает волны, звуки, ею порожденные, подобны звону струн цитры-со, 457 подобны трелям флейты, барабанному бою подобны, волны же доносят звучание флейты Неба. 458 В наши дни те, кто любит пионы, собирают самые диковинные разновидности и кичатся ими друг перед другом, те, кто выращивает хризантемы, насмехаются над мелкими цветами, и соперничают между собой. Что касается хурмы, мандаринов-кодзи и прочего, то обычно смотрят только на плоды, никто и слова не скажет о форме веток и листьев. Одна лишь сосна великолепна и после того, как на ветки ее ляжет иней, 459 во все времена года зелена ее хвоя, и при этом в каждое время года она хороша по-своему. Бо Лэтянь сказал: «Сосна удаляет из себя старое, потому и живет тысячу лет». 460 Она не только услаждает взор и утешает душу своего хозяина, но и питает дух долголетия и крепости, потому-то, наверное, и поминают ее, желая долгой жизни.

<1691>

Характер вака 462 изменили Тэйка 463 и Сайгё, порядок же нанизывания строф был определен правилами годов Оан. 464 Поэзии хайкай вот-вот исполнится сто лет. Но настоящего расцвета она достигла, пожалуй, в последнее десятилетье. Так кого же назовем «древним поэтом», какой стиль почитать станем как «древний»?

Вот Сехаку из рода Эса, он присоединился к нашему учителю Басё, поэтический стиль учителя проник в его поры, капля за каплей просочился в его сердце и кости, и в конце концов, став на путь поисков сокровенного, он достиг священных пределов. Вместе с тем, стихотворчество не стало его основным делом. Идя по стезе предков, Сехаку собирает абрикосы, 465 взращивает в саду своем целебные травы и, в том преуспевая весьма, «исцеляет страну». 466 Однако, сам не избежав недуга, заболел он горными ключами и скалами, 467 дымкой и туманами, захворал болезнью ветра и туч, от которой язык его распух, рот искривился, возникли родимые пятна и шишки, 468 лечился же он тем же прекрасным снадобьем, что и Мэйцзу. 469 В нынешнем году собрал он им сочиненное воедино и, памятуя о начале, положенном одинокой сосной из Карасаки, 470 назвал собрание «Забытая слива». Цюй Юань забыл сливу у реки Мило, 471 я же, обретя ее на южном берегу 472 озера Бива, старался донести чудесное благоухание до далекой равнины Мусаси, 473 и вот однажды принесли мне от человека по имени Кикаку 474 такое послание: