Классическая проза Дальнего Востока

У Акихира отлегло от сердца и его охватил прямой стыд. Ведь правителем Каи был муж его младшей сестры Фудзивара Киминари, а этот человек - доверенный его слуга! Он нередко бывал у него с разными поручениями своего господина, и Акихира видел его множество раз!

Поистине, невероятно - сия дивная жизнь спасена была милосердием шнуров сасинуки! История эта хранилась в тайне, но те, до кого она все же дошла, говорили, что бывать в подобных сомнительных местах вообще не годится.

А все же это было возмездием за проступки в прошлых рождениях. Вряд ли, конечно, то были проступки, которые караются смертью, ибо, хотя это и был презренный слуга, но он долго раздумывал перед ударом. В ином случае он убил бы его без размышлений.

Ведайте, всякому делу - свое воздаяние, а я рассказал лишь то, что рассказали мне.

Из книги "Дополнения к рассказам из Удзи" [89]

О монахе с длинным носом

В старину жил в Икэноо монах по имени Дзэнтин. Был он приверженцем секты Истинного слова и славился своей святостью.

Он в совершенстве владел искусством волшебства и заклинаний и долгие годы следовал пути, указанному Буддой. Далеко разнеслась молва о его чудотворной силе. То и дело миряне частенько просили его вознести молитвы по разным поводам, а посему жил он в достатке, и ни в храме, ни в кельях монашеских не было следов запустения. Не переводились приношения перед табличками с именами усопших, и не затухали светильники в храме.

Несколько раз в году он приглашал к себе монахов и потчевал их, нередко он читал и толковал для них сутры в храме, поэтому в монашеских кельях всечасно царило оживление. Не было дня, чтобы в бане не грели воду, и всякий раз набивалось туда монахов полным-полно. А со временем в округе появилось множество крестьянских хижин, и в селении тоже кипела жизнь.

Так вот, у этого Дзэнтина был длинный нос - размером в пять, а то и в шесть вершков, и свешивался он ниже подбородка. Цвета он был красновато-лилового, весь покрытый пупырышками и разбухший - ну в точности как кожица мандарина. И, бывало, зудел он несусветно. Тогда Дзэнтин согревал в котелке воду, и, проделав в деревянном подносе дырку, так, чтобы в нее проходил только нос, и тем самым защищая лицо от пламени, просовывал нос в дырку, опускал его в котел с кипятком и, тщательно проварив, извлекал наружу. Нос его от этого делался темно-лиловым.

Затем, положив нос набок на подстилку, он просил кого-нибудь из служек как следует пройтись по нему ногами, и тогда из разбухших пор показывались струйки дыма. Стоило же оттоптать нос посильнее, как из пор высовывались белые червячки, и тогда щипчиками из каждой поры можно было извлечь по такому червячку длиною в целых четыре бу. После этого монах сызнова погружал свой нос в кипяток, и, когда, еще раз хорошенько проварив, вытаскивал его из воды, он сжимался и становился таким же, как у всех людей. Но проходило два-три дня - и он опять вырастал, распухал, как прежде. И так бывало всякий раз. А поскольку чаще всего нос его пребывал распухшим, во время трапезы Дзэнтин усаживал против себя одного своего ученика, и тот с помощью деревянной дощечки длиною в сяку и шириною в сун приподнимал и придерживал его нос, покуда наставник не кончал есть. Когда же вместо этого ученика он приглашал другого, а тот с непривычки допускал какую-нибудь оплошность, Дзэнтин сердился и ничего более уже не брал в рот. Посему из всех своих учеников он неизменно отдавал предпочтение первому, и тот всякий раз во время трапезы придерживал его нос.

Но вот как-то случилось, что этот ученик занемог. Дзэнтин собрался было завтракать, но некому было поддержать его нос, и он ужасно огорчился. "Ну как же теперь быть?" - сокрушался он.

Тут один из мальчиков-служек сказал:

- А ведь я мог бы подержать нос господина священника. И нисколько не хуже его всегдашнего помощника.

Услышав его слова, захворавший ученик передал своему наставнику:

- Этот мальчишка говорит, будто сумеет сделать все как полагается.

И поскольку лицом мальчишка был весьма пригож, Дзэнтин призвал его к себе. Мальчик взял дощечку, чинно уселся перед ним и поднял его нос как раз в самую меру - ни слишком высоко, ни чересчур низко.

Отхлебнув рисовой каши, Дзэнтин воскликнул:

- Да ты и впрямь отменно справляешься! Даже лучше того моего ученика, - и продолжал трапезу. Но тут у мальчишки как раз защекотало в носу, и он отвернулся, чтобы чихнуть. Руки его дрогнули, дощечка накренилась, нос соскользнул с нее и бухнулся прямо в кашу. Каша расплескалась, и увесистые хлопья полетели в лицо монаху и мальчишке.

Дзэнтин страшно рассердился и, отирая бумажной салфеткой голову и лицо, сказал:

- Ах ты, негодник! Паршивый дурак - вот кто ты! Попробовал бы этаким же образом прислуживать носу другого, куда более почтенного человека, чем я?! Что тогда?! Жестокий, безголовый мерзавец!.. Ступай прочь, ступай... - С этими словами он прогнал мальчишку, а тот в недоумении пробормотал:

- Если нашелся на свете еще один человек с таким же носом, я-то, может быть, и попробовал прислужить ему. Только сдается мне, нет больше таких людей. Глупости изволит говорить господин священник...

Услыхав его слова, ученики монаха выскочили из комнаты и громко расхохотались.

О том, как живописец Ёсихидэ радовался, глядя на свой горящий дом

Не теперь, а давно жил художник по имени Ёсихидэ. Однажды по соседству с ним случился пожар, и от сильного ветра огонь объял всю округу. Вскоре пламя перекинулось на его жилище, и он, желая спастись, выскочил на дорогу. Даже образ Будды, который писал по заказу одного человека, забыл прихватить. А жена и дети его не успели в суматохе одеться да так и остались в доме. Не вспомнив о них и заботясь лишь о том, как бы уцелеть самому, Ёсихидэ стал по ту сторону дороги.

Между тем полыхал уже весь его дом, а он все стоял и глядел на него, покуда не занялась и крыша. "Несчастье-то какое!.. " - вздыхали люди, сбежавшиеся на пожар. Они хотели утешить Ёсихидэ, но скорбное зрелище повергло их в оцепенение.

- Как же все это случилось? - сочувственно вопрошали они, а он стоял неподалеку и, глядя на свой горящий дом, покачивал головою да изредка усмехался.

- О, удача! Выходит, все годы я писал не так, как нужно, - молвил он, люди же, пришедшие выразить ему сочувствие, недоумевали:

- Ну и ну, как же он может так стоять? Воистину презренный человек. Не иначе, вселился в него злой дух.

- Да отчего же злой дух? Все эти годы пытался я изобразить пламя Фудо-мёо, но тщетны были мои усилия. Теперь я понял: именно так должно полыхать пламя. Вот в чем моя удача. В сем мире избрал я для себя путь живописца, и ежели удостоюсь я написать как подобает самого Будду, появится у меня еще сотня, тысяча новых домов. Эх, вы... Нет у вас способности творить. Жалкие вы людишки!..

Так сказал он с презрительною усмешкой и пошел прочь. С тех самых пор и поныне восхищает людей творение Ёсихидэ - объятый пламенем Фудо-мёо.

Запоздалая тысяча

В давние времена в Китае жил человек по имени Чжуан-цзы. Семья его ужасно бедствовала и даже ни одного дня в году не ела досыта. А по соседству с ним жил человек, которого звали Цзянь Хэ-хоу. К нему и пришел как-то Чжуан-цзы попросить немного проса, чтобы утолить голод.

- Извольте пожаловать через пять дней. К тому времени у меня будет тысяча рё, вот я и отдам эти деньги вам. Как же можно такому почтенному человеку, как вы, дать проса, которого хватит всего лишь на день? Да меня ведь совесть замучит, - сказал Хэ-хоу. А Чжуан-цзы молвил ему в ответ: - Вчера иду я по дороге, и вдруг откуда-то сзади доносится голос. Я оглянулся, но человека нигде поблизости не было. Только в небольшой луже, что образовалась во впадине от колеса повозки, вижу - плещется карась.