Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

На мотив «Вышли рядом»:

На мотив «Четыре барича»:

На мотив «Ветер подул над землею»:

На мотив «Цветок нарцисса»:

Заключительная ария:

Пока они пели, настал вечер.

Да,

Симэнь велел убрать посуду и позвать приказчиков Фу и Юня, Хань Даого, Бэнь Дичуаня и Чэнь Цзинцзи. За большой ширмой у главных ворот были поставлены два стола, над которыми висела пара фонарей, напоминавших по форме бараньи рога. Тут и начался пир. Стол ломился от изобилия фруктов и весенних яств. Почетные места занимали Симэнь, Ин Боцзюэ и Се Сида. Приказчики и остальные разместились по обеим сторонам. Двенадцать фонарей-лотосов горели у ворот, рядом стояла рама с потешными огнями. Симэнь велел оставить потешные огни до прибытия паланкинов с гостьями. А пока шестеро музыкантов вынесли к воротам свои гонги и барабаны. Заиграла музыка. Полились чистые дивные трели. За ними вышли Ли Мин и Ван Чжу. Один заиграл на цитре, другой – на лютне. Они запели романсы о фонарях на мотив вступления к «Подведенным бровям»:

Толпы гуляющих шли по улице в ту и другую сторону, но никто не решался остановиться и послушать пение. Симэнь сидел в парадной чиновничьей шапочке, в даосском платье из перьев аиста, поверх которого красовалась белая шелковая куртка. Дайань с Пинъанем угощали пирующих вином и пускали потешные огни. Двоих солдат поставили возле ограждения, чтобы сдерживать зевак.

В небе застыли редкие облачка. Сквозь них на востоке выглянул ясный месяц.

Ликовал на улицах народ.

Только поглядите:

Везде бьют в гонги и барабаны. Тут и там играют на свирелях и цитрах. Под музыку гуляющие толпами проходят, выбивая такт. Женщины, рукава приспустив, как в танце плывут. Гора огней, ярко сверкая, на сотни чи вздымается до самых облаков. В дворцах курильницы струят обильный аромат. Вдали, сквозь дымку, виднеется нескончаемый поток в тафту разодетых и узорную парчу. Яркая луна светом залила палаты царские и всю округу. Блистают залы расписные, озаренные огнями фонарей-цветов. На улицах и площадях царят веселье и шум праздничной толпы. Радостно встречают Праздник Весны в столице.

Между тем Чуньмэй, Инчунь, Юйсяо, Ланьсян и Сяоюй решили воспользоваться отсутствием Юэнян. Едва заслышав у ворот музыку и треск хлопушек, они, разряженные, подкрались к ширме и стали из-за нее подглядывать. Неподалеку у жаровни суетились Шутун с Хуатуном, подогревая вино. А надобно сказать, что Юйсяо и Шутун давно были неравнодушны друг к дружке и постоянно обменивались шуточками. Оказавшись рядом, они затеяли возню из-за тыквенных семечек и нечаянно опрокинули подогревавшийся кувшин вина. Над жаровней взвился огонь, и клубы окутали пирующих. Юйсяо продолжала смеяться, и ее услыхал Симэнь.

– Кто это там смеется? Откуда этот дым? – спросил Симэнь и велел Дайаню узнать, в чем дело.

Чуньмэй, одетая в новенькую белую шелковую кофту, поверх которой красовалась отделанная золотом ярко-красная безрукавка, сидела в кресле.

– Вот неуклюжая негодница! – заругала она Юйсяо, когда та опрокинула вино. – Увидела парня и себя не помнит! Ишь, разошлась! Кувшин пролили и хохочут. А чего тут смешного! Огонь залили и продымили всех.

Юйсяо, услышав, как ее ругает Чуньмэй, умолкла и удалилась, а испуганный Шутун направился к хозяину.

– Я вино подогревал и кувшин опрокинул, – сказал он.

Симэнь не стал допытываться, как это случилось, и пропустил мимо ушей.

Тем временем жена Бэнь Дичуаня заранее разузнала, когда Юэнян уйдет в гости, приготовила закусок и фруктов и послала дочь Чжанъэр пригласить Чуньмэй, Юйсяо, Инчунь и Ланьсян. Ведь они были любимицами хозяина. Чжанъэр провели к Ли Цзяоэр.