Парцифаль

И всех окутал мрак могильный...

Господь, помилуй и прости!..

Артур велел перенести

Убитого в свой склеп фамильный.

И сам, как говорит преданье,

Присутствовал при отпеванье...

. . . . . . . . .

Должно быть, Итеру назло,

И впрямь затмение нашло

На молодого Парцифаля.

Иначе, думаю, едва ли

Ввязался б он в столь дикий спор,

А Итер жил бы до сих пор.

. . . . . . . . .

. . . . . . . . .

Наш глупый мальчик в это время

Стремится вдаль своим путем.

Он не жалеет ни о чем.

Его не давит скорби бремя.

Кастильский конь его удал,

Испытан в зное он и в стуже,

Необычайно резв к тому же...

На третьи сутки увидал

Наш дурень крепостные башни:

"Ужель на королевской пашне

Такие крепости растут?

И для чего их сеют тут?.."

Вопрос был глуп, смешон, наивен,

Но дивный град был вправду дивен:

Там башни гордые росли,

Казалось, прямо из земли.

Князь Гурнеманц 71 сим градом правил.

Вершитель многих громких дел,

Под сенью липы он сидел

И вдаль суровый взгляд уставил.

Вдруг видит: всадник перед ним,

Весьма похожий на ребенка.

"Будь, старче, Господом храним! -

Сей незнакомец крикнул звонко. -

Моя возлюбленная мать

Мне старших привечать велела

И ради праведного дела

Советы их перенимать".

"Что ж, – князь промолвил. – В добрый час!

Ты здесь желанный гость у нас.

В какое ни войдешь жилище -

Ни в чем тебе отказа нет.

Но, думаю, мужской совет

Тебе всего нужней, дружище!..

Притом, надеюсь, мой урок

Ты не воспримешь как упрек..."

И в тот же миг с его ладони

Взмыл, колокольчиком трезвоня,

Ученый сокол, устремясь

В столицу, коей правил князь.

И, внемля дивному посланцу,

Сбежались к князю Гурнеманцу

Его покорные пажи.

«Князь! Что угодно, прикажи!»

И слышат княжеское слово:

"Примите гостя дорогого.

Его ко мне введите в дом,

Где позаботятся о нем!.."

Немедля к городским воротам

Мальчишку глупого с почетом

Сопроводил военный строй.

Так что ж он сделал, наш герой,

Прибывши к месту назначенья?

Не обошлось без приключенья...

Ему стараются помочь

Сойти с коня, а он им: "Прочь!

Я, ставши рыцарем законным,

Обязан оставаться конным.

С коня не смеет рыцарь слезть,

Иначе он утратит честь...

Но матушка моя велела

От всей души приветить вас..."

(Толпа вокруг остолбенела:

Где парень разум порастряс?)

Но снять пора бы снаряженье...

В ответ тотчас же – возраженье:

«Нет! Я свой панцирь не сниму!»

«Что с вами, рыцарь? Почему?»

Когда ж его уговорили,

Под красным панцирем открыли

Шута бродячего наряд...

. . . . . . . . .

Князь, воротясь в столичный град,

Велел пришельца вымыть в бане.

Э! Гость-то прямо с поля брани:

Кровоподтек, два синяка...

И вот по приказанью князя

Бинтом с целительною мазью

Перевязали бедняка...

Однако же пора обедать.

«Чего изволите отведать?..»

Тут гость за стол без споров сел:

Он ведь с тех пор не пил, не ел,

Как в доме рыбака скрывался.

Теперь он до еды дорвался.

Ужасный голод утолял,

А князь ему все подбавлял -

Вино да жирное жаркое...

"Друг, вы нуждаетесь в покое, -

Промолвил князь. – Хотите спать?"

"Моя возлюбленная мать, -

Сказал юнец опять некстати, -

Поди, давным-давно в кровати".

Князь усмехнулся: да, простак...

И молвил: «Спите, коли так».

. . . . . . . . .

. . . . . . . . .

До полдня крепко спал наш соня,

Затем протер глаза спросонья,

Вскочил, увидел пред собой

На дивной ткани голубой

(Знак величайшего приятья) -

Подаренное князем платье:

То бишь, камзол расцветки алой,

Пошитый с роскошью немалой,

Штаны, а также пояс к ним

С отливом красно-золотым

И чудо-плащ, снегов белей,

С отделкою из соболей...

Восстав с постели, гость умылся,

В наряд свой новый облачился,

Всех живших в крепости смутив:

Он был воистину красив!

Тут вышел князь. "Ну, как вы спали?

Я видел, вы вчера устали.

Однако нам пора пойти

Молитву Богу вознести".

И князь в часовню с гостем входит,

Где очи к небесам возводит

Служитель божий – капеллан...

С тех пор молитвы христиан

И христианские обряды

Герой усвоил навсегда,

О чем мы вам поведать рады...

Меж тем роскошная еда

И дорогие вина ждали

Прибывшего в дубовом зале...

. . . . . . . .

Во время трапезы старик

Спросил мальчишку напрямик,

Кто он таков, откуда родом,

Каким владеет он доходом.

И Парцифаль ему, конечно,

Все рассказал чистосердечно:

О Герцелойде и родной

Далекой стороне лесной.

Не позабыл и той минуты,

Когда он взял кольцо Ешуты,

Сигуну вспомнил, а потом,

Как он за Круглым был столом

У короля Артура в Нанте,

И под конец не умолчал

О воинском своем таланте:

О том, как Красный Итер пал...

И князь при этом прослезился.

Он гостя в сторону отвел

И рек: "Столь дивно ты расцвел,

Сколь и чудесно ты родился!

Ты славным рыцарем растешь

Под знаком божьей благодати,

Но иногда ты, рыцарь, все ж

Глупее малого дитяти.

Чти память матери, но, боже,

Мужчине, рыцарю, негоже

На каждом слове вспоминать,

Чему его учила мать.

Нет, до своих последних дней

Ты думай с трепетом о ней,

Но этот трепет спрячь глубоко,

Иначе высмеет жестоко

Тебя презренная толпа,

Что беспощадна и тупа..."

И мальчик понял: старец прав.

А тот, немного переждав,

Свою продолжил дальше речь:

"Стремись священный стыд сберечь,

Знай: без священного стыда

Душа – как птица без гнезда,

Лишенная к тому же крыл..."

И далее проговорил:

"Будь милосерд и справедлив,

К чужим ошибкам терпелив

И помни всюду и везде:

Не оставляй людей в беде.

Спеши, спеши на помощь к ним,

К тем, кто обижен и гоним,

Навек спознавшись с состраданьем,

Как с первым рыцарским даяньем...

Господне ждет благодаренье,

Кто воспитал в себе смиренье!..

Умерен будь! Сколь славен тот,

Кто и не скряга и не мот!..

С вопросами соваться бойся,

А вопрошающим – откройся.

При этом никогда не ври:

Спросили – правду говори!..

Вступая в бой, сомкни, мой милый,

Великодушье с твердой силой!..

Не смей, коль совесть дорога,

Топтать лежачего врага,

И если он тебе сдается,

То и живым пусть остается!

Ему поверив на слово,

Ты отпусти несчастного!..

Поверженных не обижай!..

Чужие нравы уважай!

Учись, мой рыцарь, с юных лет

Блюсти дворцовый этикет,

А также рыцарский устав!..

Вернувшись с боя, панцирь сняв,

Умойся с тщанием, чтоб грязь

От ржавчины не завелась!..

Прекрасным женщинам служи!..

Любя, в любви убойся лжи!.."

С волненьем Парцифаль внимал

И молча, молча вспоминал

Мать, о которой на чужбине

Вслух говорить не мог отныне!..

. . . . . . . . .

Затем отвесил старцу он

В знак благодарности поклон:

Урок был добрый им получен...

Рек Гурнеманц: "Ты неразлучен,

Сдается мне, с копьем своим?

Но как же ты владеешь им?

А щит как держишь? Нет, по мне,

Висел бы он лучше на стене!"

И старый князь воскликнул: "Ну-ка!

Сейчас поймешь ты, что есть – наука!