Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии
На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии, Коллектив авторов-- . Жанр: Древневосточная литература. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bazaknig.info.
Название: Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии
Автор: Коллектив авторов
Дата добавления: 15 январь 2020
Количество просмотров: 343
Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии читать книгу онлайн
Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии - читать бесплатно онлайн , автор Коллектив авторов
В сборник вошли произведения таких поэтов как: Калидаса, Хала, Амару, Бхартрихари, Джаядева, Тирукурал, Шейх Фарид, Чондидаш, Мира-баи, Мирза Галиб, Цао Чжи, Лю Чжень, Цзо Сы, Шэнь, Юй Синь, Хэ Чжи-чжан, Оуян Сю, Юй Цянь, Линь Хун, Юри-ван, Астролог Юн, Тыго, Кюне, Син Чхун, Чон Со, Пак Иннян, Со Гендок, Хон Сом, Ли Тхэк, Чон Джон, Сон Ин, Пак Ын, Ю.Ынбу, Ли Ханбок, Понним-тэгун, Ким Юги, Ким Суджан, Чо Менни, Нго, Тян Лыу, Виен Тиеу, Фам Нгу Лао, Мак Динь Ти, Тю Дыонг Ань, Ле Тхань Тонг, Нго Ти Лаг, Нгуен Зу, Какиномото Хитамаро, Оттомо Табито, Нукада, Отомо Саканоэ, Каса Канамура, Оно Такамура, Минамото Масадзуми, Фудзивара Окикадзэ, Идзуми Сикибу, Ноин-Хоси, Сагами, Фудзивара Иэцунэ, Сюндо Намики, Фудзивара Тосинари, Минамото Мититомо, Сетэцу, Басе, Ранран, Сампу, Иссе, Тие, Бусон, Кито, Исса, Камо Мабути, Одзава Роан, Рекан, Татибана Акэми и мн.др.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Перейти на страницу:
Нгуен Зу [1547]
Перевод Арк. Штейнберга
Все живое [1548]
Пятнадцатый день седьмой луны [1549]. Осень плачет навзрыд.
Сухие кости продрогли насквозь; на западе тускло горит
мучительный, полный тоски, холодный, сизый закат…
Вечерние ветры камыш серебрят,
и мягко шуршит золотой листопад.
Неясные тени меж тополей стелются в эти часы.
Мерцают в кронах понурых груш тяжелые капли росы…
Недаром людские сердца печалью безмерной полны.
Владения солнца, увы, холодны,
но что же сказать о мире луны?
Под пологом ночи земля черна и темен беззвездный свод.
Угрюмый сумрак закутал холмы и волны озерных вод…
О, как все живое не пожалеть, примолкнувшее в тиши!
Как страшен удел одинокой души
на дальней чужбине, в пустынной глуши!
Скитается душа-сирота в краю полночных теней,
Где благовоньями не курят, не жгут светозарных огней.
Богач гордится собой, но что же выгадал он?
Какое различье меж тем, кто учен,
и тем, кто премудрости вовсе лишен?
В пятнадцатый день мы воздвигнем алтарь во славу Того, кто спасет,
И окропим животворной водой, ниспосланной с горных высот.
Всемилостив Будда! К нему, кто тысячи тысяч простил,
Мольбу вознесем, чтоб от бед заслонил
и душу на запад без мук отпустил!
Хоть есть немало дерзостных душ, чья смелость не знает преград,
Мечтающих горы на плечи взвалить, забрать все реки подряд. [1550]
К чему же эта борьба за славу, за высшую власть?
Князьям суждено неминуемо пасть,—
никчемна их сила и жадная страсть!
Мгновенно разверзнутся хляби небес и рухнет на головы кров.
Вельможам не скрыться в людской толпе, и жребий владык суров.
Возмездье стократ тяжелей для тех, кто богатству служил.
Багряная кровь струится из жил,
в истлевших костях — нет жизненных сил.
Судьбою гонимые бобыли, изгнанники, упыри,
Безглавая нечисть, в дождливой ночи вопящая до зари,—
поймите: удача, беда — случайных событий игра.
Когда ж подойдет избавленья пора
к душе неприкаянной, чуждой добра?..
Иные блаженствуют в царстве мечты, за пологом орхидей.
Живут, как будто у феи Луны, — немало таких людей.
Но реки и горы порой взрывают мнимый покой,
И мечутся жалкие души с тоской
листвою сухой — листвою людской…
Вознесся к тучам высокий дворец, поют под мостами ручьи,
Но ваза разбита и сломан браслет, и эти хоромы — ничьи!
Здесь были веселье и блеск, чего же больше желать?
Покойный хозяин любил пировать,
но некому кости его подобрать.
Печально существовать без огней, без благовонных свечей.
В недоуменье густой родомирт, в недоуменье ручей.
Расслабились ноги давно, расслабились руки… А жаль!
Но с каждой ночью все горше печаль,
и прежняя сила вернется едва ль!
А эти, в шапках высоких и в шелке пышных одежд!..
Пылает на кисточках красная тушь — источник беды и надежд.
Вот-вот от книг мудрецов у них разорвется сума.
Ночами о Чжоу лопочет им тьма,
с рассветом по И они сходят с ума… [1551]
Чванливы они, и злобою к ним полны людские сердца.
Безвинно загубленных ими людей число растет без конца.
За тысячу им золотых не откупиться, поверь!
Давно заросла травою их дверь,
и прахом пошло богатство теперь.
Ни в прошлом, ни в будущем нет у них ни близких друзей, ни родни.
Никто не подаст им чашки воды. Презренны и нищи они.
Уныло бродит душа, — былое счастье прошло,
Грехи придавили ее тяжело,
мешает спасенью свершенное зло.
А этот безумец, ведущий войну, — свирепому тигру под стать;
Не сердце живое в груди у него — одна войсковая печать!
Рождает он бури и гром, победой себя веселя;
Под пеплом и пылью бесплодна земля,
и трупы везде устилают поля.
Но вот неудача: пронзила стрела, шальная пуля нашла.
Растерзана плоть, проливается кровь, к душе подбирается мгла…
У края каких же морей, в какой придорожной пыли
За тысячи ли от родимой земли
безвестную горстку костей погребли?
И солнце сокрылось, и ветер кричит, и скорбно глядят небеса.
На мир опускается траурный мрак, смолкают живых голоса…
Родные сюда не придут сквозь джунгли, звериной тропой,
Одни лишь осенние тучи толпой
над павшим поплачут в печали скупой.
А есть и такие, кто деньги копил, чтоб всюду прослыть богачом,
Готов недоесть, недопить, недоспать, и жизнь ему — нипочем!
Но не осталось друзей, ни даже родных — никого…
Он денег хотел, он добился всего,
и только наследников нет у него.
Когда же покинул он солнечный свет, печаль и не глянула вслед.
Богатство — облако: вот оно здесь, и вот его словно и нет!
Текли к нему деньги рекой от многого множества дел,
Когда же покинул он здешний предел —
с собой даже донга [1552]взять не сумел!
Соседи смотрели на тело его, но плакать они не могли.
Бамбуковым лыком баньяновый гроб связали — поволокли.
Лишь ветры тоскуют в полях и жалобно плачут навзрыд…
Но кто ароматы ему воскурит,
кто чашей с водою его одарит?
Иные, к почестям устремясь, предавшись безумным мечтам,
За славой отправились в город большой, остались пожизненно там,
Но годы идут и идут… И где уж по дому взгрустнуть?
Но трудно одною ученостью путь
к богатству пробить и успехом блеснуть!
Как холодно на постоялом дворе, где смерть он встретил свою!
Зачем он покинул жену и детей в далеком, милом краю?
Зарыли его кое-как, в земле уложив ничком…
Кому был он дорог или знаком
в чаду городском, кипенье людском?
Здесь многие плачут у свежих могил, и только к нему не пришли.
Томится и страждет унылая тень вдали от родимой земли.
Скорбит на чужбине душа, тоскует и стонет она.
Хотя бы свеча загорелась одна!
Но нет… Лишь луна сквозь тучи видна.
А этот в далеких и бурных морях куда-то бесстрашно плывет.
И ветры, раздув облака-паруса, уносят скитальца вперед,
но буря потопит ладью — и резвый окончится бег,
И в чреве акулы такой человек
подобье могилы отыщет навек.
Бродячий торговец плетется едва сквозь холод, и ветер, и тьму.
Бамбук коромысла за столько лет плечо намозолил ему,
а небо висело над ним, то зноем, то ливнем глуша…
По горным дорогам, к ночлегу спеша,
поныне скитается эта душа.
Иной, по несчастью, в набор угодил — и вот, зачислен в войска,
Оставил дом, покинул семью, — нет выхода из полка.
Тоскует и мается он; вот-вот попадет под арест,—
И рис из бамбуковой трубки он ест
вдали от привычных, насиженных мест.
В лихую годину людей, словно сор, метет роковая метла.
Вся разница — пуля ударит в упор, настигнет случайно стрела…
Нечистая сила вопит, и горы встают на дыбы,
И к черному небу несутся мольбы,
и больно, что нет справедливой судьбы.
Где счастье девичье, что прахом пошло, как продали дом с молотка,
И юность увяла и умерла для жизни луны и цветка?.. [1553]
Под старость нет ни семьи, ни дома в сельской тиши.
Угрюмые джунгли — и те хороши
для этой загубленной, жалкой души!
Жила — и терпела мученья она; когда ж наконец умрет,
То кашу из листьев баньяна опять за гранью могилы найдет.
О женское сердце! За что тебя заточили в тюрьму?
О женское счастье! Зачем, почему
отравлено ты — не постигнуть уму!
А этот всю жизнь под мостом ночевал и спал на холодной земле,
Иссох от поста, подаянья просил, мечтал о еде и тепле.
Нам жгучая жалость о нем теперь неумолчно твердит:
Подачками жил он, забит и забыт,
и возле проезжей дороги зарыт.
А этот бедняк, ни за что ни про что попавший в застенок сырой!
В циновку труп завернули его дождливой полночной порой…
Никто не доставит семье последнюю скорбную весть,—
Одна лишь надежда печальная есть,
что в жизни другой обелят его честь!
А сколько беспомощных малых сирот! Как маются горько они!
В недоброе время, видать, родились, — остались на свете одни.
И некому их приласкать и вытереть слезы с лица.
«О-о!» Этот крик пронзает сердца…
«О-о!» Ни матери нет, ни отца!
А этот в горной реке утонул, монахами не отпет,
Тот с пальмы свалился, словно орех, и шею сломал и хребет,
а этот в колодец упал, когда оборвался канат,
А тот огнем на пожаре объят,
и вот — горит от макушки до пят…
А этим — от яда коварной змеи погибель была суждена,
А те угодили на волчьи клыки, на бивень могучий слона,
а этот детей не взрастил — и держит пред Буддой ответ.
Дурному отцу — прощения нет,
он должен брести по лестнице лет.
А этот, исхлестанный злобной судьбой, лазейке обманчивой рад,
На мост в преисподнюю смело шагнул — и нет ему ходу назад…
У всякого участь своя, несхожая с долей других,—
Но где же души бездомные их?
В каких они странах и в безднах каких?
Чей дух заблудился в дремучих кустах, на диком, чужом берегу?..
Кто в горных ущельях, над быстрым ручьем, ютится в камнях и снегу?
Кто бродит по зарослям трав, кто бродит в джунглях ночных
По козьим тропинкам, на скалах крутых,
в стенах городских, вдоль улиц пустых?..
Кто в доме прижился незримо для нас иль в пагоде Будды, в углу?
Кто бродит по храму в полуночный час, кто скорчился там, на полу?
Кто стонет, как ветер ночной, шагая сквозь бурелом,
Кто в темных полях, то ползком, то бегом,
без цели, без срока блуждает кругом.
При жизни терпели они без конца страданья, гнетущие плоть,
Мечтали наполнить впалый живот, и дрожь не могли побороть,
и спали на стылой земле, укрывшись туманом ночным,
И вот — проплывают, как облачный дым,
над здешней тропой, к воплощеньям иным.
Услышав крик петуха на заре, поспешно летят они прочь,
А лишь отпылает кровавый закат — встречают новую ночь,
несут они малых детей, бессильных ведут стариков…
Поймите! Жребий ваш тоже таков —
быть призрачным полчищем в смене веков!..
Молите же Будду, чтоб вас Он забрал в прекрасный, заоблачный край,
Своим ореолом тьму разогнал, приблизил сияющий рай,
чтоб мир на земле наступил, пришел с четырех сторон.
Да смоет Он горе! Да вытравит Он
всю ложь и неволю, все распри племен!
Мы просим Его, кто свят, вездесущ, нас, бренных и грешных, спасти,
Мы молим Его повернуть Колесо ко всем сторонам десяти.
О Тиеу Зиен [1554]! Защити! Дорогу найти помоги!
В безвыходной тьме, где не видно ни зги,
направь своим знаменем наши шаги!
Неустрашимый, великий, как мир, яви милосердье твое!
Вот палочек стук в монастырских стенах — прозренье и забытье…
И вот, все живое вокруг… Да кто же такие они,
Мужчины и женщины? Им поясни,
что скупо отмерены краткие дни.
Ведь жизнь быстротечна, как время, как сон, и все в ней —
слепая тщета,
И сказано нам: десять тысяч вещей — лишь майя, ничто, пустота.
Пусть Будду любой из людей несет в своем сердце сквозь тьму,
Сквозь муку, и горе, и страх, и тюрьму —
и станет нирвана наградой ему!
Творящий добро — слово Будды несет. Пускай это чаша с водой
Иль с рисовой кашей, которую ты принес угнетенным бедой.
Ведь говорят неспроста: бесценному слитку равна
Рубаха, что нищему в помощь дана.
Да будет ступенькою к небу она!
Вовеки блажен пришедший сюда, в себе побеждающий зло!
Любое даяние — благо, пускай оно бесконечно мало,
но станет огромным оно, коль примет его Божество.
Мы молим: пусть Будда разделит его
меж сирыми, не обойдя никого.
И мы не горюем, что все — лишь прах, что жизнь — улетающий сон.
Великий Будда заботлив и добр, могуч и всемилостив Он.
Мы славим на этой земле Того, кто вовеки таков,
Мы — племя бесчисленных учеников,
шагающих ввысь по ступеням веков.
Перейти на страницу:
