Избранная проза
Избранная проза читать книгу онлайн
Книга знакомит российского читателя с прозой великого японского поэта Мацуо Басё. В России он известен и любим, прежде всего, как непревзойдённый мастер трёхстиший-хайку, но у себя на родине он знаменит и как создатель нового литературного жанра. Путешествую по Японии на протяжении всей своей жизни, Басё написал семь путевых дневников, стихи из которых в 60-х годах XX века великолепно перевела В.Н.Маркова, сделав один из традиционных поэтических жанров Японии достоянием российского читателя.В сборник избранной прозы вошли все путевые дневники Басё, большая часть из созданной им короткой прозы-хайбун, беседы с учениками и рассуждения Мастера об искусстве стихосложения.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Тосэй
Кто бы нанял меня
Сегодня ночным жнецом
Луна над деревней.
Соха
Сынок бедняка,
Рис готовясь толочь
Глядит на луну.
Тосэй
Листья батата
На выжженном поле. В деревне
Ожидают луну.
Тосэй
Луга:
Штаны бедняка
Прихотливым узором покрылись
В зарослях хаги.
Сора
Осеннее разноцветье.
Сытым коням не до трав
Порезвиться бы вволю.
Сора
Нежные хаги,
На одну лишь ночь приютите
Бездомного пса.
Тосэй
На обратном пути останавливаемся в доме Дзидзюна72:
Здесь вейте гнездо,
В этом доме, где сушат солому,
Друзья-воробьи!
Хозяин
Дышит осень таким покоем
За оградой из криптомерий.
Гость73
Вверх по реке
Тянут лодку... возьмите и нас
На встречу с луной
Сора
Последний пятый день серединного
осеннего месяца года Зайца эры Дзеке. 74
ЗАПИСКИ ИЗ ДОРОЖНОГО СУНДУЧКА
Внутри сотни костей и девяти отверстий73 находится нечто, и это нечто имеет временное прозвание - Кисея На Ветру76 - Фурабо. Возможно, так он назвал себя потому, что кисея и в самом деле легко рвется на ветру. Он давно питал слабость к «безумным строфам»77. И, в конце концов, решил посвятить им всю свою жизнь. Иногда, утомившись, он подумывал, уж не бросить ли ему это занятие, иногда тешил свою гордость мыслью, что со временем сможет превзойти прочих - такие противоположные чувства раздирали его душу, и из-за этой своей слабости так и не удалось ему обрести покоя. Одно время искал он продвижения по службе, но из-за этой слабости принужден был отступиться, одно время стремился к наукам, надеясь рассеять мрак своей глупости, но из-за этой слабости терпел неудачи, и, в конце концов, у него, бесталанного и неумелого, остался только один путь в жизни.
Японские песни Сайге, нанизанные строфы Соги78, картины Сэссю79, чайное действо Рикю80 проникнуты одним общим духом. К тому же всякое изящное искусство81 подчиняется естеству и дружит с четырьмя временами года. Коль скоро ты видишь, то не можешь не видеть цветы, коль скоро ты думаешь, - не можешь не думать о луне. Когда то, что ты видишь, не является цветами, ты все равно что грубый варвар. Когда нет цветов в твоих мыслях, ты подобен дикому зверю. Уйди от варварского, отвратись от дикости, подчинись естеству, вернись к естеству. В начале Богопокинутого месяца82, когда погода была весьма переменчивой, я вдруг ощутил себя ничтожным листком, увлекаемым неведомо куда порывом ветра...
Странник -
Так называть меня будут отныне.
Первый дождик зимы.
И снова под сенью камелий
Буду искать я приют.
Вторую строфу сочинил некий Тётаро из Иваки83, он оказался вместе с нами в хижине Кикаку и любезно вызвался проводить меня «до заставы»84.
Нынче зима.
Вернешься же к нам с дарами
Из Ёсино.
Эти стихи, поднесенные мне благородным Росэном85, стали первым подарком, полученным в знак прощания: все старинные друзья мои, и близкие и далекие, все ученики поспешили проведать меня и выказать мне свое расположение - одни принесли стихи, песни и прочие сочинения, другие - узелки с монетами на «обувку». Мне можно было не утруждать себя, запасаясь едой на три месяца86. Легкое бумажное платье и теплое ватное, монашеский клобук, чулки - всем снабдили меня заботливо, так что ни иней, ни снег, никакие тяготы пути не были мне страшны. Некоторые устраивали катанье на лодках, задавали пиры в своих загородных домах, другие приходили с вином и закусками в мою травяную хижину, желая мне счастливого пути и сожалея о разлуке - словом, проводы получились излишне торжественными, создавалось впечатление, что собирают в путь чрезвычайно важную персону. Так вот, если говорить о путевых дневниках, то господин Ки87, монах Тёмэй88 и монахиня Абуцу89 истощили красоту слога и исчерпали чувства, после них все были на одно лицо: довольствуясь последками предшественников, они не добавили к написанному ими ничего нового. А уж тем более это не по силам человеку столь неглубоких знаний и заурядных способностей. «Сегодня с утра шел дождь, с полудня прояснилось», «здесь растет сосна, там протекает такая-то река» конечно же, так может написать всякий, но ежели ты лишен неповторимости Хуана и новизны Су90, то уж лучше молчи. И все же увиденные по дороге красивые пейзажи невольно запечатлеваются в сердце, иногда же так хочется поведать кому-нибудь о тяготах и лишениях, выпадающих на долю путнику, обретающему ночлег в горной гостинице или на деревенском постоялом дворе! Видя в этом один из способов уподобиться облакам и подчинить себя воле ветра, начинаешь записывать все, что остается в твоей памяти, собираешь воедино случившееся позже и происшедшее раньше, полагая при этом, что люди, принимая твои записи за невнятное бормотание пьяного или бред спящего, отнесутся к ним не всерьез, а «как придется»91.