Элегии и малые поэмы

        Именно так и делец, превышая свое полномочье,

        Больше берет на себя, чем доверялось ему.

        Мера есть и питью — указать ее вовсе не трудно:

590 Пусть голова и нога будут послушны тебе!

        Больше всего берегись за вином затевать перебранку,

        Бойся волю давать рвущимся к бою рукам:

        Евритион нашел себе смерть в неразумной попойке, [207] —

        Нет, за столом и вином легкая резвость милей.

595 Пой, коли голос хорош, пляши, коли руки красивы, —

        Всем, чем можешь пленить, тем и старайся пленить.

        Истое пьянство вредит, но мнимое даже полезно:

        Пусть заплетется язык, пусть залепечется речь, —

        Что б ты теперь ни сказал и ни сделал не в меру ретиво —

600 Все для тебя не в упрек: скажут, виновно вино.

        «Благо любимой моей и благо любимому ею!» —

        Так говори, а в уме: «Чтоб ему сдохнуть!» — добавь.

        Но покидают застольники стол, расходясь многолюдно;

        Тут-то сама суета подступ к красавице даст.

605 Вдвинься в толпу, проберись к красавице, словно случайно,

        Пальцами стана коснись, ногу ногою задень.

        Вот когда время начать разговор! И Венера и Случай —

        Оба помогут тебе; Стыд неотесанный, прочь!

        Здесь твоему красноречью не надобны наши советы,

610 Только сумей захотеть — сразу же станешь речист.

        С ролью влюбленного сладь, словами яви свои раны,

        Хитрость любую найди — пусть лишь поверит она.

        Это нетрудно: ведь каждая мнит, что любви она стоит;

        Даже и та, что дурна, верит в свою красоту.

615 Часто бывало: притворно любя, притворщик влюблялся,

        Взявшись казаться таким, впрямь становился таков.

        Так не таите же, девушки, зла на мужское притворство —

        Из повсечасной игры часто рождается страсть.

        Ты же, о юноша, вкрадчивой речью подтачивай сердце,

620 Как неустанно река точит нависший обрыв.

        Не уставай восхвалять лицо ее, волосы, руки,

        Пальцев тонких изгиб, ножки-малютки следок.

        Слышать хвалу своей красоте и стыдливая рада:

        Каждая собственный вид ценит превыше всего.

625 Разве Юноне и разве Палладе не стыдно доселе,

        Что на Фригийской горе не предпочел их Парис?

        Слыша себе похвалу, и павлин свои перья распустит,

        А утаишь похвалу — он утаит красоту.

        Даже разубранный конь на скачках несется быстрее,

630 Слыша, как плещет толпа, шею и гриву хваля.

        Будь в обещаньях нескуп — обещанья пленяют красавиц.

        Всеми богами божись, лишь бы доверья достичь!

        Сам Юпитер с небес улыбается клятвам влюбленных

        И развевает их вмиг взмахом Эоловых крыл.

635 Даже стигийской водой сам Юпитер божился Юноне, —

        Ложным клятвам не чужд, ложным он клятвам не мстит.

        Выгодны боги для нас — коли выгодны, будем в них верить,

        Станем на древний алтарь и возливать и кадить.

        Боги не праздны, они не стынут в дремотном покое, —

640 Боги над теми блюдут, кто добронравно живет.

        Долг не жалейте платить, договор страшитесь нарушить,

        Душу храните от лжи и от убийства ладонь, —

        Лишь за одно наказания нет: обманывать женщин.

        Здесь и только здесь верность стыдней, чем обман.

645 Будем неверны неверным! Пускай нечестивое племя,

        С хитростью выйдя на нас, в свой же силок попадет.

        Есть рассказ: девять лет лежал плодоносный Египет

        Сух, и не падал с небес дождь, орошая посев.

        Фрасий пришел к Бусириду и молвил: «Смягчится Юпитер,

650 Если пришелец прольет кровь на его алтаре».

        Тотчас в ответ Бусирид: «Ты сам и падешь, чужеземец,

        Первою жертвой богам ради желанной воды».

        Сжег Фаларид в жестоком быке Периллово тело,

        И злополучный творец пищей творению стал. [208]

655 Прав Бусирид, и прав Фаларид! Закон всех законов:

        Кто злоумыслил смерть — сам этой смертью умрет.

        Пусть же теперь поделом вероломных казнит вероломство;

        Мучаясь, женщина пусть поданный вспомнит пример!

        Польза есть и в слезах: слеза и алмазы растопит.

660 Только сумей показать, как увлажнилась щека!

        Если же сухи глаза (не приходит слеза по заказу!) —

        Маслом пальцы полей и по ресницам пройдись.

        А поцелуи? Возможно ли их не вмешивать в просьбы?

        Пусть не дается — а ты и с недающей бери.

665 Ежели будет бороться и ежели скажет: «Негодный!» —

        Знай: не своей, а твоей хочет победы в борьбе.

        Только старайся о том, чтоб не ранить нежные губы,

        Чтобы на грубость твою дева пенять не могла.

        Кто, сорвав поцелуй, не сорвал и всего остального,

670 Истинно молвлю, тому и поцелуи не впрок.

        Что помешало тебе достичь полноты вожделенной?

        Стыд? Совсем и не стыд — разве что серость твоя.

        Это насилье? Пускай: и насилье красавицам мило —

        То, что хотят они дать, нехотя лучше дадут.

675 Силою женщину взяв, сам увидишь, что женщина рада

        И что бесчестье она воспринимает как дар.

        Если ж она, хоть могла претерпеть, а нетронутой вышла,

        То под веселым лицом тайную чувствует грусть.

        Феба и Фебы сестра познали насильные ласки, [209]

680 Но не устали любить тех, кто насильно ласкал.

        Всем известен рассказ, и все же его повторю я —

        Как Ликомедова дочь мужа в Пелиде нашла. [210]

        Уж от богини, красой превзошедшей соперниц на Иде,

        Пылкий судья получил горькую мзду за хвалу;

685 Плыли уже к Приаму-царю корабли из-за моря,

        Эллинскую в Илион старцу невестку неся;

        Клятву давали мужи восстать за того, кто обижен,

        Общею честью сочтя месть за позор одного:

        Только Ахилл (о, стыд! но мольбе уступил он Фетиды),

690 Длинное платье надев, скрыл, что мужчина и он.

        Что с тобой, Эакид? Тебе ли над шерстью трудиться?

        Ждет Паллада тебя, но не на этой стезе.

        Ты ль над корзинкой сидишь? Рука твоя просит оружья!

        Эта ли с пряжей ладонь Гектору смерть принесет?

695 Прочь отбрось, прочь отбрось веретена с добротною нитью

        И пелионским копьем в крепкой руке потрясай!

        В том же покое спала девица из царского рода,

        Ей самой и пришлось мужа в Ахилле признать.

        Силе она уступив (приходится этому верить),

700 Верно, хотела сама силе такой уступить.

        Часто она говорила: «Побудь!» — беспокойному другу,

        Вместо былых веретен острый хватавшему меч.

        Где же насилие, где? Зачем, Деидамия, хочешь

        Лаской того удержать, кем обесчещена ты?

705 Правда, иную игру начать не решается дева, —

        Рада, однако, принять, если начнет не она.

        Право же, тот, кто от женщины ждет начального шага,

        Слишком высоко, видать, мнит о своей красоте.

        Первый приступ — мужчине и первые просьбы — мужчине,

710 Чтобы на просьбы и лесть женщина сдаться могла.