Сочинения

Как не воскликнуть, услышавши это: «Великий Юпитер!»

Скажут: «Конечно, зато по доходам его и расходы!»

20 Нет! Не поверишь никак! Он сам себе недруг! Не меньше,

Чем у Теренция сына изгнавший отец был страдальцем,

Так же и он — сам терзает себя, не давая покоя.

Спросишь, к чему эту речь я веду? К тому, что безумный,

Бросив один недостаток, всегда попадает в противный!

Так у Мальтина, вися, по земле волочится туника;

Ну, а другой до пупа поднимает ее, щеголяя.

Пахнет духами Руфилл — и козлом воняет Гаргоний.

Нет середины! Одни на тех лишь зарятся женщин,

Столы которых обшиты оборкой, до пят доходящей;

30 А для других хороши лишь девки в вонючих каморках.

Встретив знакомого раз от девок идущего: «Славно!» —

Мудрый воскликнул Катон, изрекая великое слово:

«В самом деле: когда от похоти вздуются жилы,

Юношам лучше всего спускаться сюда и не трогать

Женщин замужних». — «Ну нет, такой я хвалы не хотел бы!» —

Молвит под белой лишь столой ценящий красу Купиэнний.

Вот и послушайте вы, коль успеха в делах не хотите

Бабникам, — сколько страдать приходится им повсеместно,

Как наслаждение им отравляют заботы и беды,

40 Как достается оно ценою опасностей тяжких.

С крыши тот сбросился вниз головою, другого кнутами

Насмерть засекли; а тот, убегая, разбойников шайке

В руки попал; а другой поплатился деньгами за похоть;

Третий мочою облит; был раз и такой даже случай,

Что, волокиту схватив, совершенно его оскопили

Острым ножом. «Поделом!» — говорили все, Гальба же спорил.

В низшем сословии этот товар куда безопасней!

Вольноотпущенниц я разумею, которых Саллюстий

Любит безумно, как истый блудник. Но было бы лучше,

50 Если бы он понимал, как жить с умом и по средствам,

Если бы он, подарки даря, знал должную меру,

Добрым и щедрым бы слыл, однако себе не в убыток

И не на срам. Но, увы! Одной лишь он тешится мыслью,

Любит и хвалит одно: «Ни одной не касаюсь матроны».

Так же недавно Марсей, любовник Оригины славной,

Отчую землю и дом танцовщице отдал в подарок,

Хвастая: «Я ведь зато ничьей не коснулся супруги».

Пусть, однако, он жил и с плясуньей, и с уличной девкой —

Чем не убыток для средств, а пуще — для чести? Неужто

60 Надо отдельных особ избегать, не заботясь избегнуть

Зла, приносящего вред? Утратить ли доброе имя

Иль состоянье отца промотать — одинаково дурно.

Ну, так не все ли равно: с матроной грешить иль с блудницей?

Виллий решил приблудиться в зятья диктатору Сулле, —

Но за тщеславье свое поплатился он полною мерой;

Был кулаками избит, был ранен жестоким железом,

Вытолкан был за порог, — а Фавста спала с Лонгареном.

Если бы, эту печаль его видя, к нему обратился

Дух его с речью такой: «Чего тебе? Разве когда ты

70 Пылом объят, то тебе непременно любовницу надо,

В столу одетую, дать от великого консула родом?»

Что он сказал бы? «Ну, да: девчонку из знатного дома!»

Лучше стократ нас учит природа, вот с этим воюя,

Средств изобильем сильна, если только ты хочешь разумно

Жизнь устроить, различая, чего домогаться ты должен

Или чего избегать: ведь разница есть — пострадаешь

Ты по своей ли вине иль случайно. Поэтому, чтобы

После не каяться, брось за матронами гнаться: ведь так лишь

Горе скорее испить, чем сорвать удовольствие можно.

80 Право, у женщины той, что блестит в жемчугах и смарагдах

(Как ни любуйся, Керинф!), не бывают ведь бедра нежнее,

Ноги стройней; напротив, порой у блудниц они лучше!

Кроме того, свой товар выставляют блудницы честнее,

Кажут себя без прикрас, открыто: совсем не кичатся

Тем, что красиво у них, и плохого они не скрывают.

Есть у богатых обычай коней покупать лишь прикрытых,

Чтобы осанистый круп не мешал увидеть, какие

Жидкие ноги под ним, и не дался в обман покупатель:

Зад, мол, хорош, голова невеликая, шея крутая.

90 Правы, они — так и ты не будь, на красивое глядя,

Зорче Линкея; равно не слепее известной Гипсеи

Ты на уродства взирай: «О ручки, о ножки!..» Но с задом

Тощим, носастая, с тальей короткой, с большою ступнею…

Кроме лица, ничего у матроны никак не увидишь:

Ежели это не Катия — все у нее под одеждой!

Если к запретному ты, к окруженному валом стремишься

(Это тебя ведь ярит), повстречаешь препятствий немало:

Стража, носильщики вкруг, задувальщик огня, приживалки;

Спущена стола до пят, и накинута мантия сверху —

100 Много всего мешает тебе добраться до сути!

Здесь же — все на виду: можешь видеть сквозь косские ткани

Словно нагую; не тоще ль бедро, не кривые ли ноги;

Глазом измеришь весь стан. Или ты предпочтешь, чтоб засады

Строили против тебя и плату вперед вырывали —

Раньше, чем видел товар ты? Охотник бегущего зайца

С песнею гонит в снегу, а лежачего трогать не хочет.

«Вот такова и любовь, — он поет, — она пробегает

Мимо того, что лежит под рукой, а бегущее ловит».

Этого песенкой ты надеешься, что ли, из сердца

110 Страсти волненья, печаль и заботы тяжелые вырвать?

Иль не полезней узнать, какие пределы природа

Всяческим ставит страстям? В чем легко, в чем, страдая, лишенья

Терпит она? Отличать от того, что существенно, призрак?

Разве, коль жажда тебе жжет глотку, ты лишь к золотому

Тянешься кубку? Голодный, всего, кроме ромба, павлина,

Будешь гнушаться? Когда же ты весь разгорелся и если

Есть под рукою рабыня иль отрок, на коих тотчас же

Можешь напасть, ужель предпочтешь ты от похоти лопнуть?

Я не таков: я люблю, что недорого лишь и доступно.

120 Ту, что «поздней» говорит, «маловато», «коль муж уберется», —

К евнухам шлет Филодем, для себя же он лучше желает

Ту, что по зову идет за малую плату, не медля,

Лишь бы цветуща, стройна, изящна была, не стараясь

Выше казаться, белей, чем природа ее одарила.

Если прижмется ко мне и крепко обнимет руками, —

Будет она для меня всех Илий милей и Эгерий.

Буду ласкать, не боясь, что муж из деревни вернется,

Что затрещит под ударами дверь, залают собаки,

Криком наполнится дом, любовница вскочит с постели

130 И завизжит рабыня-пособница: «Горе мне, бедной!» —

За ноги эта страшась, за приданое — та, за себя — я.

Без подпояски бежать и босыми ногами придется,

Чтоб не платиться спиной, деньгами, а то и бесчестьем.

Горе — попасть в такую беду: согласится и Фабий.

123

Общий порок у певцов, что в приятельской доброй беседе,

Сколько ни просят их петь, ни за что не поют; а не просят —

Пению нет и конца! Таков был сардинец Тигеллий.

Цезарь, который бы мог и принудить, если бы даже

Стал и просить, заклиная и дружбой отца и своею, —

Все нипочем бы! А сам распоется — с яиц и до яблок

Только и слышишь: «О Вакх!» — то высоким напевом, то низким,

Басом густым, подобным четвертой струне тетрахорда.

Не был он ровен ни в чем. Иногда он так скоро, бывало,

10 Ходит, как будто бежит от врага; иногда выступает

Важно, как будто несет священную утварь Юноны.

То вдруг двести рабов у него; то не больше десятка.

То о царях говорит и тетрархах высокие речи;

То вдруг скажет: «Довольно с меня, был бы стол, хоть треногий,

Соли простая солонка, от холода грубая тога!»

Дай ты ему миллион, как будто довольному малым, —

И в пять дней в кошельке ничего! Ночь гуляет до утра;

Целый день прохрапит! Не согласен ни в чем сам с собою!