Пир мудрецов

Ну я-то, получив необходимое,

Избыток ненавижу: ведь приносит он

Не радость, но одну лишь расточительность.

В "Обманщике" [Kock.II.392]:

Избыток ненавижу: ведь приносит он

Один убыток, а не наслаждение.

В "Сводных братьях" [Kock.II.376]:

Как сладко все, что в меру! Удаляюсь я

[с] И не голодный, и не переполненный,

Но чувствуя приятность: Мнесифей сказал,

Что надо избегать всегда излишнего. {14}

{14 Ср.54b.}

Философ Аристон пишет во второй книге "Любовных сходств", что академик Полемон советовал отправляющимся на пир заботиться о том, чтобы было хорошо не только сразу после выпивки, но и назавтра. Когда Тимофей, сын Конона, с пышных обедов у стратегов попал на пир в [d] Академию к Платону и был им принят просто и со вкусом, он сказал, что от Платонова обеда и назавтра хорошо. И Гегесандр пишет в "Записках" [FHG.IV.420], что встретив на следующий день Платона, Тимофей сказал: "Твой обед, Платон, вкуснее всего не тотчас, а назавтра". Тот же автор рассказывает, что когда знакомый угостил Пиррона Элейского пышно, но безвкусно, тот сказал ему: "Если будешь так принимать [е] меня, то больше я не приду к тебе, чтобы и мне не огорчаться, глядя, как ты тратишься без нужды, и тебе не мучиться от безденежья. Право, нам ведь больше радости от беседы, чем от стольких угощений, из которых большую часть все равно украдут рабы".

15. Антигон Каристийский, описывая в своей "Жизни Менедема" распорядок пирушек этого философа, говорит [р.99 Wilamowitz], что угощался он легкой закуской с одним-двумя друзьями, а остальные должны были подходить, уже пообедав, - такая уж была у Менедема [f] трапеза. Только после этого в пиршественную залу приглашались к столу подошедшие, а кто пришел слишком рано, те прохаживались перед домом и расспрашивали выходящих рабов, что на столе и как продвигается угощение. Если слышали, что на столе овощи да соленая рыба, то расходились, если же мясо, то входили в специально приготовленное (420) помещение. Летом на скамьи стелили циновки, зимой - овчины; подушки нужно было приносить с собой. Круговая чаша была не более кружки, на закуску обычно были стручки люпина или бобы; иной раз по сезону - летом груша или гранат из свежих плодов, весной - горох, а зимой сушеные смоквы. Это подтверждает и Ликофрон Халкидский в сатировской драме "Менедем", где Силен говорит, обращаясь к сатирам [TGF.2 817, cp.55d]:

Могучего отца сыны пропащие!

О, дети Пана, нынче я, как видите,

Над вами торжествую: ведь, свидетели

Все боги, никогда я не отведывал

Обеда столь прекрасного, ни в Карий,

Клянусь вам, ни на Родосе, ни в Лидии.

И продолжая [TGF.2 817, cp.55d]:

Но чашу для воды с вином

Всего за пять оболов с половиною

Ленивый раб едва таскал; проклятый же

Люпин мужицкий так в нас и отплясывал,

Товарищ верный нищего триклиния.

Далее Ликофрон говорит, что за выпивкой обсуждались всякие вопросы {15} [TGF.2 818]:

{15 ...обсуждались всякие вопросы... — Возможно, вроде Тибериевых «кто была мать Гекубы? как звали Ахилла среди девушек? какие песни пели сирены?» (Светоний. «Тиберий». 70).}

Был умный разговор для них закускою.

И зачастую они засиживались подолгу, так что "уж птица заставала их рассветная, когда они беседой не насытились".

16. Когда Аркесилай однажды принимал гостей, раб подал ему знак, что хлеб кончился. Аркесилай захохотал и воскликнул, хлопая в ладоши: [d] "Вот так попойка у нас, любезные друзья! Даже хлеба вдоволь не куплено. Беги же [за ним], малый!" Все это он говорил, смеясь, и все хохотали в ответ; началось веселье и забавы, так что бесхлебье стало приправой к обеду. В другой раз Аркесилай велел своему приятелю Апелле процедить вино, а тот по неопытности одно взбаламутил, другое пролил, и вино сделалось только мутнее. Тогда Аркесилай сказал с улыбкою: "Я попросил его процедить вино, а он, видно, как и я, не различает сущностного Блага. {16} Поэтому пусть этим займется Аридик, а ты уходи и берись лишь за дела сторонние". Это до того позабавило и развеселило гостей, [e] что всем стало хорошо.

{16 ...не различает сущностного Блага... — «Аркесилай утверждал, что ничего на свете нельзя познать, даже того, что оставил для познания Сократ» (т.е. «я знаю, что ничего не знаю»), — пишет Цицерон (Academica 112, 45).}

17. А в наши дни устроители обедов, в особенности в прекрасной Александрии, только и знают, что кричать да браниться с виночерпием, прислужником, поваром, а кругом визжат рабы, которых лупят слева и справа. Впрямь гостям от такого обеда мало радости. Когда же [перед пиром] приносят жертву, [f] то сам бог закрывает лицо и покидает не только дом, но и город: смешно ведь, когда хозяин призовет к благоговейному молчанию и тут же сам начнет клясть и жену и детей. Вернее бы ему возвестить гостям [Ил.II. 381; ср.364а]:

Ныне спешите обедать, а после начнем нападенье!

Ибо дом у него [Софокл "Эдип-царь" 4]

Одновременно фимиамами,

(421) Моленьями наполнен и стенаньями.

На эти слова кто-то из гостей откликнулся: "Из сказанного следует: не надо наедаться до отвала. Скромный обед не приводит ни к пьяному буйству, как утверждает Амфид в "Пане" [Kock.II.244], ни к дракам, ни к обидам, как свидетельствует Алексид в "Одиссее-ткаче" [Ibid. 354]:

- Каждодневное застолье с частыми попойками

Нудит пьяных тешить душу злобными насмешками,

От которых больше горя, чем бывает радости.

[b] А начало - злое слово: скажешь раз, услышишь два

И начнется брань и драка, как бывает за вином.

- Точно так оно и вышло: надо было ли гадать?

18. И Мнесимах в "Филиппе", глядя на безмерную заносчивость едоков, сравнивает их пир с военными приготовлениями - с оружейной лавкой, как сказал бы изящный Ксенофонт. {17} Говорит он так [Kock. II.441]: {18}

{17 ...как сказал бы изящный Ксенофонт. — См. Греческая история. 3,4,17 (о городе Эфесе в продолжение приготовлений Агесилая к войне).}

{18 О нравах наемников Филиппа см.166f.}

[c] Не представляешь ведь,

Какие предстоят тебе противники:

Мы острые ножи глотаем запросто,

Огнем их запиваем смольным факельным,

В закуску нам приносят стрелы критские,

Горох наш - острия от копий ломаных,

А в головах у нас - щиты и панцири,

В ногах - пращи и луки, а за выпивкой

Мы лбы себе венчаем катапультами.

[d] И Феникс Колофонский говорит [PLG.4 frag.3]:

Для Нина бочка - меч его, копье - кубок,

Густые кудри - лук, ряды врагов - чаши,

Вино - лихие кони, клич - "налей мирро!"

Алексид в "Парасите" пишет о каком-то обжоре [Kock.П.364]:

Все молодые парни кличут ласково

Нахлебником {19} его, а не обжорою.

{19 ...Нахлебником... — По-видимому, вместо Обжора.}

А он жует, молчит подобно Телефу,

[е] А спросят - лишь кивнет; уж так неистов он,

Что эту бурю впору успокаивать

Твердя самофракийские заклятия.

Дифил же в "Геракле" сказал об одном таком же вот так [Kock.II. 556]:

Не видишь, что я выпивши?

Что раздражен, и хмель ударил в голову?

Двенадцатью уж пирогами сырными,

Побольше астерийских, я позавтракал?

Поэтому прекрасно сказал Бион Борисфенский, что радость надо получать не от кушаний, а от здравого ума. Однако Эврипид говорит [TGF.2 423 (frag.2134, из "Антиопы")]:

[f] Он услаждал уста негодной трапезой.

Очевидно потому что удовольствие от приема пищи получается преимущественно через рот. И Эсхил в "Финее" [TGF.2 83]:

Обманчивую снедь свирепо клювы рвут

Из уст, едва успевших дрогнуть радостью.

В "Сфенебее" же Эврипид говорит о бережливости [TGF.2 571]:

Ловцы морских порфирниц полной трапезы

Не ведают: у них еда прибрежная.