Прогулки по Европе с любовью к жизни. От Лондона до Иерусалима

Дама рассматривает присутствующих мужчин со спокойным интересом — как если бы они были не слишком приятными насекомыми, выставленными на музейной витрине. Однако во взгляде ее (при всей отстраненности) есть нечто такое, что заставляет всех мужчин — за исключением итальянцев и, возможно, французов — чувствовать себя на удивление молодыми, полными сил и желаний.

Морской офицер, который на протяжении последних двенадцати месяцев любовался лишь эскадренными миноносцами, украдкой наблюдает за ней с почти профессиональным интересом. Кстати, любопытная деталь!

Элегантность этой женщины носит какой-то интернациональный характер — так, что любому из мужчин она кажется иностранкой.

Любопытно все же, кто она такая? Наверняка это известно только проводнику вагона, который держал в руках ее паспорт. Как, должно быть, интересно работать проводником спального вагона, подумалось мне. Ночь…

Все спят, а ты сидишь, пересматриваешь документы своих пассажиров и решаешь различные международные головоломки. Взять, к примеру, эту даму… Она вполне может оказаться засекреченным агентом чьей-нибудь разведки, или знаменитой актрисой, или великой женой великого мужа… По внешнему виду сказать невозможно.

Я даже допускаю, что она важный ученый, коллега Оппенгеймера — из тех, которые разъезжают на высокоскоростных автомобилях по горам и творят высокую политику.

Почему бы и нет, собственно говоря? Теперь, когда это предположение пришло в голову, оно мне нравилось все больше. В конце концов, никто не отменял такое явление, как международные интриги. Заманчиво было воображать, что эта дама способна возлагать короны на чьи-то головы и низвергать их одним лишь движением своего бледного, изящного пальчика. А, может быть, она относится к той редкостной, непостижимой породе женщин, из которых выходят морганатические супруги…

Как бы то ни было, а на протяжении всей поездки — пока европейские пейзажи сменялись за окном — эта женщина являлась главным объектом мужского внимания. Все мы заинтригованно посматривали в ее сторону — это касалось даже верных мужей, которые (усилиями своих жен) всегда оказывались сидящими спиной к незнакомке. Дама, несомненно, ощущала внимание и выглядела приятно взволнованной.

За окном простирался чарующий тосканский ландшафт. Мимо проносились крохотные селения, карабкавшиеся по склонам холмов, и одинокие фермы, где местные крестьянки в пышных юбках доставали воду из примитивных колодцев. Мы проезжали мимо риг, на которых рядами стояли стога сена непривычной для нас конической формы. Там и здесь виднелись живые изгороди вечнозеленых растений, за которыми высились горделивые пальмы. Я любовался маленькими провинциальными городками с их серебристыми оливковыми рощами и длинными приземистыми домиками под черепичными крышами. Возможно, именно из-за этих красных крыш или из-за стен особого зеленоватого цвета дома казались мне исключительно романскими. Несмотря на то, что стояла середина зимы, крашеные ставни везде были плотно прикрыты. Такова сила привычки!

На Тосканскую равнину опускались сумерки. Слева от нас простиралось Тирренское море, его холодные волны сердито бились о прибрежные скалы. Неожиданно поезд остановился на какой-то станции. Длинный, невыразительный перрон. Никаких опознавательных знаков.

Что это за место? В желтом свете электрических лампочек мне удалось прочитать несколько вывесок на стенах строений. Все они были на итальянском языке: «Ufficio Postale (Pacchi)», «Stazione di Polizia», «Commando di Stanzione». А рядом, конечно же, неизбежная в Италии реклама масла «Олио Сассо» и «Чинзано».

— Где мы находимся? — таинственная незнакомка задает свой вопрос по-французски.

Я готов себя возненавидеть за то, что не могу ответить.

Как унизительно не знать таких простых фактов! Растерянно пожимаешь плечами и чувствуешь себя полным идиотом. Это все равно как если бы к странствующему рыцарю обратились за помощью, а он принялся бы мямлить в ответ: «Прошу простить, мадам. Мне страшно неловко, но я забыл свой меч дома…»

— Так вы не знаете, где мы находимся? — в голосе незнакомки проскальзывают нотки нетерпения.

— Простите, мадам…

В этот момент на платформе появляется юный коробейник — совсем еще маленький мальчик с подносом на плечах. Он протягивает свой товар выглядывающим из окна пассажирам и что-то лопочет с умоляющими интонациями. В сгустившихся сумерках я пытаюсь разглядеть предметы на подносе. Они напоминают мне маленькие белые свечки… И тут меня осеняет:

— Ну, конечно же! Мадам, мы в Пизе!

Несчастный мальчишка минует нас и бредет дальше вдоль поезда в тщетной надежде продать хоть кому-нибудь свои фарфоровые фигурки Падающей башни. Напрасный труд! Это почти так же безнадежно, как торговать коврами в Монте-Карло.

В наступившей темноте мы приближаемся к Альпам.

Поезд спит… или пытается заснуть. Казалось бы, созданы все условия. В вагонах тепло, к тому же они снабжены рессорами, дабы уберечь путешествующих толстосумов от малейших неудобств. И тем не менее мы недовольны! Ночь в поезде — это так утомительно! Во имя всего святого, как же Цезарь добирался до Британии? Страшно даже подумать, чем оборачивалось подобное путешествие в древности! Вы только представьте, как намучился император Клавдий, пока доставил своих карфагенских слонов до Колчестера! Интересно, а как спит прекрасная незнакомка с кроваво-красными губами? Наверняка на особых шелковых подушках, которые она возит с собой по всему свету. Все кажется таким нереальным: голубые вагоны, несущиеся невесть куда в ночной тьме… и эти люди, которые лежат ничком на койках в темных купе.

Возможно, случись крушение поезда, и они обрели бы кровь и плоть, превратились бы в реальных людей, способных плакать и кричать от боли. Или так бы и остались абстрактными незнакомцами? Порой мне кажется, что лишь на краю гибели мы способны раскрыться, стряхнуть с себя пелену цивилизованной отчужденности…

Выйдя в коридор, я натыкаюсь на проводника — он печально восседает на откидном сиденьи в своем коричневом мундире и сдвинутой набок фуражке.

— Разве это жизнь! — горестно жалуется он. — На прошлой неделе я женился и с тех пор лишь дважды видел свою жену. Не успел приехать, как опять надо отправляться в Сиракузы!

— А кем вы работали до того, как стали проводником?

— Служил в Иностранном легионе.

О господи! На некоторых людей не угодишь, как ни старайся!

Я снова возвращаюсь в таинственный полумрак своего купе, к постели, приготовленной руками нашего легионера. Проворочавшись еще с полчаса, я наконец засыпаю, но на рассвете пробуждаюсь от резкого толчка. Наш поезд застыл на месте! Выглядываю в окошко и вижу людей, стоящих по колено в снегу.

— Что случилось?

— Локомотив обледенел!

Вокруг нас высятся заснеженные Альпы.

— Вот тебе и свадебный пирог! — ворчит себе под нос проводник; он на чем свет стоит костерит проклятые горы.

На соседних путях стоит еще один поезд, точный двойник нашего. Это встречный экспресс, направляющийся в Рим! Что ни говори, удивительные встречи случаются в зимних Альпах. Проводники, повара, официанты спешат перекинуться парой слов со своими коллегами. Я вижу человека, который, перепрыгивая через сугробы, бежит к нашему вагону. Он передает проводнику письмо, которое тот радостно прижимает к сердцу. Весточка от его молодой жены! С последними парижскими новостями и кучей поцелуев в конце. Наверняка она пишет, что ждет не дождется его домой… Несчастный проводник проклинает замерзший локомотив. Теперь мы точно опоздаем в Париж!

Ну что за жизнь!

Ночные тени уже сгущаются, когда мы двенадцать часов спустя наконец-то вползаем на Лионский вокзал.

Тайна дамы с карминными губами — волнующая за завтраком и уже невыносимо интригующая за обедом — так и осталась нераскрытой. В настоящий момент незнакомка стоит в коридоре, по самые глаза закутанная в пушистые меха. Поезд преодолевает последние метры тормозного пути и со скрежетом останавливается. К нему тут же устремляются носильщики в голубой униформе. Наша загадочная красавица торопится на выход. Вот она ступает на подножку и с рыданиями падает в объятия встречающего ее мужчины. Весь вагон с замиранием сердца взирает на этого счастливчика. О боже! Он выглядит совершенным уродом — жирный, с отталкивающими чертами лица…