Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара

Генри В. Мортон

Прогулки по Испании

От Пиренеев до Гибралтара

Разноцветная Испания

С высоты одиннадцати тысяч метров Испания кажется безжизненной: сплошная коричнево-красная земля, волнами катящаяся в направлении океана, переход от таких же красновато-коричневых кряжей Пиренеев к холмистым равнинам Каталонии, Ла-Манчи и Эстремадуры почти незаметен. Но когда самолет начинает снижаться, ландшафт, словно по волшебству, обретает жизнь: появляются реки — полноводные Тахо, Эбро и Дуэро, которые сверху почему-то неразличимы, к коричневому и красному добавляются многочисленные другие цвета и оттенки, вспыхивает настоящее буйство красок; а когда лайнер останавливается и распахивается люк, первый же глоток свежего воздуха, щедро напоенного солнцем, со всей определенностью дает понять: здесь — настоящее изобилие жизни во всех ее проявлениях.

Как и едва ли не для каждой страны, для Испании в массовом сознании существует свой стереотип: коррида, фламенко, вино, Кармен… И, разумеется, как со всяким стереотипом, этими образами Испания не только не исчерпывается, но даже и не начинается. Она удивительно красива и многолика, эта страна между Пиренеями и морем: практичная, немного чопорная Каталония с ее бесшабашной столицей — Барселоной, строгий и дождливый север, протянувшийся от Наварры и Страны басков до Галисийского побережья (уже океана, не моря), чинный Арагон, «официальная Испания» — Кастилия и Леон и Кастилия — Ла-Манча, апельсиновая Валенсия, томящаяся от зноя Эстремадура и во многом по-прежнему мавританская Андалусия… А ведь есть еще острова — Балеарские, где неожиданно будто снова оказываешься в Каталонии, особенно на Майорке, и Канарские, этот кусочек Африки, волею судеб «притянутый» к Европе и совсем на нее не похожий. Совершенно одинаковая в иллюминаторе самолета, Испания на самом деле вся состоит из контрастов: вот Коста-Брава с ее уютными бухточками — и вот потрясающий массив Монтсеррата, вот словно затянутый в мундир Мадрид — и вот приволье Ла-Манчи, а рядом Толедо, картинка из истории Средних веков, вот Саламанка и знаменитый университет (шедевр, вычурный до помпезности) — и вот крошечный Бурго де Осмо, с замком на холме и грандиозным монастырем по соседству с современной автострадой… Какие стереотипы способны охватить это разнообразие, передать хотя бы толику очарования Испании и той радости полноценной жизни, которая тут ощущается во всем?

Неутомимый путешественник Генри Мортон приехал в Испанию не за стереотипами — как и во всех прочих своих поездках и походах, от поисков Лондона до путешествия по Святой Земле, он хотел увидеть страну изнутри, окинуть ее взглядом «доброжелательного постороннего», не для того, чтобы укорять, критиковать, высмеивать чужие нравы и порядки, но чтобы понять, принять и восхититься. «Испания» Мортона — книга такая же разноликая, контрастная, солнечная и сумрачная, величественная и карнавальная, чинная и вольная, как и страна, которой она посвящена.

Приятных прогулок по Испании!

Генри В. Мортон

ПРОГУЛКИ ПО ИСПАНИИ

Глава первая

Мадрид

Самолет снижался над ландшафтом, оказавшимся именно таким, каким я предполагал его увидеть. Деревья здесь исчезли века назад, большая часть верхнего слоя почвы сошла, и остов земли лежал под нами обнаженный и пустынный, окрашенные во все оттенки бурого. Этот пейзаж обладал неким унылым достоинством, присущим почти всем обширным и однообразным пространствам, а далеко-далеко, на краю небес, вставали сине-фиолетовые горы. Три или четыре облачных перышка — характерная особенность Кастилии, как мне предстояло узнать — висели в небе, словно клубы дыма, выдохнутые локомотивом; однако, возможно, это слишком приземленная метафора, ибо они также наводили на мысли о крыльях херувимов и серафимов. На фоне этой волнистой равнины Мадридский аэропорт имел вид задорный и нахальный — словно увеселительный пароходик на темных водах мрачного озера.

Стеклянная перегородка и дверь, охраняемая двумя вооруженными мужчинами в форме цвета хаки и черных лакированных кожаных шляпах, чей фасон навевал воспоминания о Наполеоне, отделяли путешественников от кафе, перетекавшего в полосу газона и белые ограждения. Здесь испанцы потягивали напитки и указывали на небо, когда алюминиевые скорлупки появлялись там и скользили вниз, к земле — из Лиссабона, Парижа и Рима. В здании таможни пахло, как в ночном клубе. Только что приземлился самолет из Южной Америки, и какая-то крикливая, роскошно одетая женщина открывала свой саквояж под взглядами двух волооких и меланхоличных представителей Гуардия Сивил.

Меня поразили белые хлопчатобумажные перчатки, которые таможенники натянули перед тем, как осматривать багаж. Скоро я понял, что белые перчатки являются символом испанского чувства приличия. Перчатка — символ аристократический, когда-то их носили только короли и епископы. Поскольку мир становится все более демократичным, перчаток мы видим все меньше, а сжатый кулак, конечно же, всегда гол.

В очереди в паспортное окошко стояли мексиканцы, перуанцы и другие южноамериканцы — conquistadoresнаоборот, вернувшиеся навестить старушку-родину; а я разглядывал их, размышляя о том, что Испания — одно из немногих мест, где «Америка» не означает непременно «Соединенные Штаты». Все Americanosбыли, разумеется, туристами — как и я. Слово « turista» в современной Испании значит примерно то же, что « peregrino» — паломник — в средние века. Оно описывает и охватывает все.

— Зачем вы приехали в Испанию?

— Turista!

На паспорт немедленно падает печать, вас печально оглядывает пара темных глаз, исполненных неистребимой меланхолии, как у всех, кому приходится работать с людьми; теперь вы свободны и можете вступить в Испанию.

Мои комнаты оказались совершенно безликими и могли бы находиться в Лондоне, Париже или Риме — в самом деле, единственным свидетельством испанского духа было изображение распятия над кроватью. Полуденное солнце ворвалось в комнату и завладело ею, когда я, после сражения с хитроумной веревочной системой, незнакомой менее солнечным странам, наконец приподнял деревянные ставни на ярд или два, открывая вид за окном. Я увидел столпотворение невысоких крыш, крытых красивой темно-красной черепицей удлиненной полукруглой формы — такая встречается в церквях византийской постройки по всей Греции. Чуть поодаль стоял уродливый бетонный многоквартирный дом, все окна его были закрыты: наверняка в каждой комнате предавался полуденной дреме какой-нибудь испанец. Слева располагалась, по всей видимости, большая семинария, где по галерее медленно ходил одинокий священник с требником в руке — единственный признак жизни посреди мадридской siesta, точнее, той ее части, что открывалась перед моим окном. Священник беззвучно шевелил губами. Он был молод, бледен и одет в новую, прекрасно сшитую сутану — вероятно, лучшую, какую можно купить. Очевидно, его недавно рукоположили — к вящей гордости семьи, которая собралась послушать, как он служит свою первую мессу. Черная фигура, расхаживающая туда-сюда, стала для меня символом Испании: неутомимый дух церкви, с презрением отвергающий покой и отдых даже в жаркий солнечный день. Этот священник мог бы так расхаживать перед еретиком, и так Филипп II мерил шагами коридоры Эскориала.