Метроном. История Франции под стук колес парижского метро

Двадцать лет спустя племянник Константина, будущий император Юлиан проходит путь в обратном направлении… Рожденный и воспитанный в христианстве, но страстно увлеченный философией, он внушил себе, что мудрость Платона намного превосходит библейское учение о монотеизме. Он возвращается к культу богов, составляющих греческий пантеон, и пишет сочинение «Против галилеян», в котором резко ополчается против христианской «секты»: «Показалось мне уместным изложить для всеобщего разумения те доводы, на основании которых я пришел к выводу, что секта галилеян — злокозненная, чисто человеческая выдумка, не имеющая ничего божественного, но сумевшая соблазнить слабые умы, используя любовь человека к басням, придавая оттенок истинности и убедительности самым нелепым вымыслам». Его аргументация мудро покоится на символике античных мифов: «Рассмотрим, может ли сказанное Платоном трактоваться как сновидение или видение. Этот философ называет богов, которых мы можем видеть, Солнце, Луну, Звезды и Небеса, но все эти явления есть лишь подобия бессмертных Существ, которые мы постигнуть не в состоянии. Когда мы видим Солнце, мы смотрим на образ постижимого явления, которое мы не можем обнаружить: то же самое происходит, когда мы бросаем взор на Луну или любое другое светило. Все эти материальные тела — лишь подобия Существ, которые мы можем постичь только разумом. Итак, Платон прекрасно знал все эти невидимые божества, которые созданы по воле Бога и в Боге, который их породил. Творец Неба, Земли и Моря есть также творец Звезд, которые представляют нам невидимые божества, подобиями которых они являются».

Фактически, догмат о едином Боге, в которого верят те, кого Юлиан именует галилеянами, неизбежно ведет к «отвержению других божеств»… Но именно от этого молодой философ отказывается! Возможно, он согласился бы признать Бога-Отца, Бога-Сына и Святого Духа божественными формами, но при условии, что они займут свое скромное место рядом с бесчисленными языческими божествами. Для него монотеизм — и христиан, и евреев — это производное от нетерпимости, которую он не принимает и не соглашается с ней. Чтобы доказать это, он порывает с религией, в которой был воспитан, возвращается к старой вере и удаляется в Афины. На этой древней земле философии он надеется обрести мудрость и возвыситься до уровня тех, кто его вдохновляет.

Увы, мыслителю вскоре приходится оставить дорогую его сердцу науку: император Констанций, который предпочитает управлять восточной частью своей империи, назначает Юлиана вице-императором и приказывает ему отправиться в Галлию, чтобы осуществлять административную власть и бороться с опасными варварами. Для Юлиана это чудесное возвышение сродни катастрофе! Как? Ему придется заняться настоящей жизнью, отречься от размышлений о положении богов в небе, прекратить чтение перипатетиков прошлого? Надо будет надеть панцирь, сесть верхом на лошадь, командовать легионами? Юлиан поднимается в Парфенон, умоляет Афину избавить его от этого испытания, требует, чтобы она вмешалась и изменила ход земных событий…

Но богиня упорно отмалчивается, и молодой человек с грустью занимает второй по значению титул империи.

Странная судьба бережет этого философа, ставшего воином: в шкуре ненавистного ему человека он выказывает себя энергичным, блестящим, эффективным. Против всякого ожидания, эфирный теоретик оказывается молнией войны! Он осмеливается проникнуть со своими легионами в густые германские чащобы, куда ни одна из римских армий не заглядывала уже триста лет, и где никого не будет после него. Он громит алеманнов в битве при Аргенторатуме (Страсбург), отбрасывает врагов за Рейн и кладет конец налетам грабителей… В империи царит энтузиазм: этот юноша, которого все считали принцем-созерцателем, спас римские территории! Солдаты провозглашают его триумфатором и готовы умереть по одному его слову.

Между битвами и маршами Юлиан приезжает отдохнуть в Лютецию, внутреннюю столицу, которую он избрал себе с января месяца 358 года. Он пока один: его супруга Елена осталась в Риме, чтобы там разрешиться от бремени. Конечно, Юлиан часто уезжает — нужно воевать то там, то здесь, но как только может, он возвращается на берега Сены…

На оконечности острова Сите возвышается римская вилла, представляющая собой укрепление. Она словно кусок Италии в центре Галлии. Охряные стены и черные колонны образуют квадратный двор, засаженный фиговыми деревьями возле бассейна, где течет ясная вода.

Внутри этой роскошной резиденции банкетный зал украшен позолоченными орлами и фресками с изображением Вакха: здесь задаются пиры, которыми не пренебрег бы любой богатый римлянин. Здесь собирается цвет патрициев, разодетых в тоги с тщательно уложенными складками. А в резиденции Лютеции гостей принимать умеют: три перемены блюд за каждой трапезой. Сначала подают яйца и оливки с хлебом и медвяным вином, затем разнообразное мясо, наконец, фрукты…

Власть осуществляется на среднем уровне, где располагается администрация. В самом деле, Юлиан окружил себя группой советников и исполнителей, составляющих строгую иерархию, на которую опирается власть военного вождя. Префект претория, квестор, главный камергер, военные трибуны, секретари завалены работой. Они управляют Галлией — от Бретани на севере до Испании на юге. Юлиан здесь абсолютный и признанный вождь.

Но чтобы сохранить свою власть, вице-император должен, прежде всего, оставаться воином. Он регулярно участвует в тренировке легионов. Однажды, когда он вел учебный бой, противник рассек ему щит ударом кинжала, от которого осталась только рукоять… Мелкий инцидент, если не помнить о суеверности римлян! Солдаты удручены, они видят в этом зловещее предзнаменование. И тогда… Одним словом Юлиан разрешает ситуацию. Обратившись к своим людям, он твердо произносит:

— Успокойтесь, я не выронил щита!

Эта фраза усмиряет все страхи и сомнения. Юлиан-воин умеет обращаться с солдатами, а Юлиан-философ начинает ценить власть. Но больше всего он любит гулять по этому городу, который упорно именует Лютецией, хотя сами жители называют его уже городом паризиев или просто Парижем…

Итак, Юлиан — любующийся Парижем горожанин, первый из императоров, кто любит город независимо от требований военной тактики или демонстрации императорской власти. Он любит Париж как остров, близкий и далекий одновременно, доступный и уединенный. Он любит Париж, когда река течет спокойно, он любит Париж, когда воды ее внезапно становятся бурными, надуваются и подходят лизать фасады домов, выстроившихся на берегу. Он любит Париж, когда бродит, как простой легионер, по грязным переулкам, когда в витринах открытых лавок выставляются гроздья окороков, связки кровяной колбасы, свиные головы, когда на лотках появляется свежевыловленная рыба и круги сыра, когда чудесные запахи забродившего ячменя и мяты вырываются из мастерской, где готовят цервезию, кельтское пиво, страстно любимое паризиями. Он любит Париж, когда весело окликает торговца: