Mojo. Как его получить, как его сохранить и как вернуть, если вы его потеряли

Есть одна область, в которой буддизм дает мне преимущество перед всеми, кого я знаю. Он вылечил меня от того, что я называю «великой западной болезнью».

«Великая западная болезнь» заражает любого, кто пользуется фразой: «Я буду счастлив, когда…» Дальше можно заполнять пропуск.

Этот список бесконечен, поскольку это список человеческих аппетитов и желаний. Однако это иллюзия. Когда мы получаем миллион долларов, то на этом не успокаиваемся: мы хотим еще один миллион. Когда дети вырастают и покидают дом, мы не обретаем желанной свободы. У нас все равно остаются какие-то другие обязанности, например уход за больными родителями. Когда мы худеем на восемь килограммов, то перед нами встает другая, более сложная задача – удержать новый вес.

«Я буду счастлив, когда…» – это очень западный образ мышления. Мы верим в то, что достижение цели сделает нас в каком-то смысле счастливей, и при этом игнорируем тот факт, что наша цель постоянно удаляется. Иногда вы отодвигаете ее сами. В этом нет ничего плохого. Не имея целей, мы бы вообще ничего не достигли. «Великая западная болезнь» заключается в том, что мы зацикливаемся на будущем, забывая радоваться текущей жизни.

Последнюю мысль трудно ухватить западному человеку, поскольку она требует незападного образа мышления и освобождения от десятилетий западного (или культурного) программирования.

Совсем недавно жизнь напомнила мне об этом, когда я планировал встретиться с моим клиентом по имени Майкл в лондонской гостинице. Майкл был очень занятым руководителем, который, как я понял, всюду опаздывал на 15 минут. Выглянув из гостиничного окна за несколько минут до 10.00, на которые была назначена встреча, я вдруг понял, что на улице – весна! У меня так поднялось настроение, что я решил не ждать Майкла в номере, а спустился в холл и уселся на очень удобном диванчике.

Солнечные лучи лились через огромные окна холла, и я кожей ощущал их тепло. За окном я видел людей, спешащих на работу по оживленной лондонской улице. Я словно смотрел какой-то фильм. Мне стал безразличен этот мир, и я не думал о том, что произошло накануне. Я не думал о том, что будет завтра. Я даже не думал о Майкле.

Майкл явился, как я и предполагал, с опозданием на 15 минут. Он поспешил ко мне, на ходу бормоча дежурные извинения, произносимые им, вероятно, не раз в течение дня. «Извините, что заставил вас ждать, Маршалл, – произнес он, – вы даже не представляете, какие пробки на Трафальгарской площади, и…» Дальше я уже не слушал, поскольку меня это не интересовало.

Майкл нарушил приятное ощущение утра, которым я наслаждался. Я не обратил внимания на его опоздание, хотя и был рад, что он все-таки приехал. Поскольку Майкл был моим клиентом и мы должны были работать вместе в течение нескольких месяцев, мне захотелось, чтобы он узнал, что я думаю.

«Не беспокойтесь, – ответил я ему, – я знал, что вы приедете, только не знал, во сколько. Пока вас не было, я наслаждался этим прекрасным утром».

Я не всегда бываю так откровенен и тут почувствовал, что Майкл решил, будто я расстроен его опозданием. Он никак не мог понять, что не в моих правилах расстраиваться.

Рассказывая об этом случае, я не хочу утверждать, что достиг какого-то высокого уровня просветления, при котором к любому опозданию и разочарованию могу относиться с совершеннейшим спокойствием. Я далеко не совершенен (как и вся моя семья) и могу так же обижаться на мелкие несправедливости жизни, как и любой мой персонаж. Я отличаюсь от многих тем, что, когда свершается несправедливость и с этим ничего нельзя поделать, прилагаю немало усилий к тому, чтобы принять такую несправедливость без причитаний и жалоб. Я воспринимаю ее как данность. Именно с этих позиций нужно понимать эпизод, произошедший в фойе лондонской гостиницы, хотя Майкл решил, что я разозлен его опозданием. Я же принял этот факт и стал жить дальше.

Я привел этот пример, чтобы обратить ваше внимание на то, что во всей этой книге ни разу не отступил от своего принципа приятия, особенно когда речь заходит о нашем прошлом или будущем. Я это делаю не потому, что хочу заставить людей думать так же, как я, а потому, что наши сожаления о прошлом или переживания о будущем разрушают наше моджо. Это угнетает нас эмоционально и не позволяет принимать правильные решения. Нас охватывает сожаление, которое может привести к самобичеванию. Такой образ мыслей присущ всем – и богатым и бедным, и успешным и неуспешным.

Например, я летел на самолете из Цюриха в Нью-Йорк и оказался рядом с богатым инвестором, который обнаружил, что заплатил слишком много за одну небольшую высокотехнологичную компанию. Он не переставая говорил об этом со мной. Моего попутчика разозлил основатель компании, неверно информировавший его о сделке. Обещанные прорывные технологии так и не были реализованы, планы по доходам оказались невыполненными, а переговоры – провальными. Сам основатель компании, поначалу произведя сильное впечатление, оказался слабаком, не имевшим мотивации и нарушившим свои коммерческие обязательства.

Я спросил своего соседа, как долго этот парень его злит. «Месяц за месяцем», – услышал я ответ сквозь стиснутые зубы.

Я не впервые сталкиваюсь с подобным. У каждого есть знакомые, чье поведение выводит из себя, заставляет чувствовать себя виноватым или печалит. У нас уходят часы на переживания из-за чужой невнимательности, неблагодарность или неискренности. Одна мысль о таком человеке лишает нас равновесия.

Не впервые мне попадаются люди, у которых «есть все» и которым ничего не стоит забыть о раздражающем его человеке. Мой попутчик – мультимиллионер, в Швейцарии у него прекрасный дом, где живет его семья. Он вложил деньги в несколько прекрасных компаний. На фоне этого позитива он должен был бы испытывать счастье, но рядом со мной сидел несчастный человек.

Я высказал предположение, что он испытывает злость не к основателю компании, а к самому себе за то, что не рассмотрел партнера и не провел должную финансовую проверку.

Мой сосед признал такую возможность и тут же стал укорять себя: «Обычно я осуществляю такие сделки интуитивно. Не пойму, как я в этот раз вляпался?»

Мне не понравился ход нашего разговора, в котором мой собеседник делал два шага вперед и шаг назад. Теперь он считал виноватым во всех ошибках себя, что само по себе так же бесполезно, как и злиться на основателя компании.

Я решил напомнить ему, что, несмотря на свою ошибку, он все равно очень успешен. Даже предложил забыть об этой неудачной сделке и считать ее «платой за учебу», потому что в следующий раз он уже такой ошибки не совершит. Однако я не был уверен, что это остудит его гнев на себя и на того парня. Ему не только пришлось бы смириться с ситуацией, но и простить всех участников сделки.

– Позвольте мне задать вам вопрос, – продолжил я. – Понятно, что этот парень вам серьезно насолил. Так вот, сколько бессонных ночей он провел из-за вас?

– Ни одной, – усмехнулся мой сосед.

– Тогда кто ж из вас наказан и кто исполняет наказание? – спросил я.

– В обоих случаях – я, – последовал ответ.

Только сейчас он понял то, что я хотел сказать. Однако, даже злясь, он оставался практичным, поскольку не хотел, чтобы эта злость его одолела. Приятие (и прощение, его спутник) – вот кратчайший путь к решению проблемы.

– Что вы предлагаете? – спросил мой сосед.

– Ну, я бы либо выгнал основателя, либо продал компанию. Но сначала поработал бы над тем, чтобы простить себя.

Он обдумывал это довольно долго, но наконец понял.

Когда мы не можем смириться с ситуацией и отказываемся простить людей, ответственных за случившееся, то кому в итоге делаем хуже? Конечно, самим себе. Давая волю чувствам, мы унижаем себя. Мы лишаем себя возможности жить счастливо и осмысленно. Мы убиваем наше моджо.