Но кому уподоблю род сей?

И сколь же велика глубина пропасти того греха, в котором оказываются те, кто, познав Единого и Всемогущего Творца и Его праведный суд, заменили истину ложью, славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и поклонялись и служили твари вместо Творца! Ведь Иисус, будучи человеком совершенным, все же был человеком: «Един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус.» (1 Тим 2:5); «но посредник при одном не бывает, а Бог один.» (Гал 3:20), — последнее означает, что посредник является промежуточным звеном меж одним и другим, и, если Христа считать Богом, то Он не сможет Сам у Себя быть посредником.

Как же назвать то, что самое светлое учение оказалось превращенным, если не в самый низменный, то уж, во всяком случае, в самый опасный вид идолопоклонства? Не перегнули ли мы палку? В чем же заключается столь высокая опасность такого рода идолопоклонства? — Да в том, что оно более чем искусно замаскировано. И в качестве наилучшего ответа на поставленный нами вопрос можно привести выдержку из Игнатия Антиохийского, в которой, как понимает читатель, под ересью мы понимаем нечто отличное от того, что вкладывают в это слово ортодоксы, под ересью мы понимаем то, что воистину оставлено расти до жатвы — саму ортодоксию. На самом-то деле она никакая не ортодоксия вовсе, а красивое имя может присвоить кто угодно. Итак, Игнатий Богоносец писал: «Прошу вас, не я, но любовь Иисуса Христа, — питайтесь одною христианскою пищею, а от чуждого растения, какова ересь, отвращайтесь. К яду своего учения еретики примешивают Иисуса Христа, чем и приобретают к себе доверие; но они подают смертоносную отраву в подслащенном вине. Не знающий охотно принимает ее, и вместе с пагубным удовольствием принимает смерть... Итак, убегайте злых произрастаний, приносящих смертоносный плод: кто вкусит от него, тот немедленно умирает.» (Трал 7,11).

Предупреждая известного рода критику, мы должны сказать, что, действительно, Иисус Христос упразднил «закон заповедей учением» (Еф 2:15), однако не странно ли, что те, кто заменил истину ложью, воспользовались этим, дабы одними из первых изъять из обращения первые две заповеди Моисеевы:

«¹ Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства: да не будет у тебя других богов пред лицем Моим.

² Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им.» (Исх 20:2-5).

Первая заповедь была обойдена просто грубым подлогом — в теологический обиход был введен неизвестно откуда появившийся чуждый Библии «Бог-Сын», а Сын Божий был приравнен к нему, и, дабы исключить подозрение новоявленного «бога-сына» в подрыве первой Моисеевой заповеди, было провозглашено, что Бог-Отец и «бог-сын» единосущны (вновь небиблейский термин). Вышел этот казус на кратко описанном нами первом Вселенском соборе в Никее, где всемирно известный святой и чудотворец, желая быть законоучителем, но не разумея ни того, что говорил, ни того, что утверждал (ср. 1 Тим 1:7), видимо, слишком оригинально понимая заповеди Иисуса Христа (ср. Флп 3:16), кулаками доказывал свою правоту в споре с Арием, пытавшимся утвердить подчиненное положение Сына по сравнению с Отцом. Вторым после кулака аргументом в защиту «единосущности» Отца и Сына была Иисусова формула: «Я и Отец — одно.» Теперь-то мы знаем ее истинный смысл.

Что же касается второй Моисеевой заповеди, то она без излишних церемоний и шума было просто предана забвению — в области искусства слишком глубоки были традиции языческой Греции (а христианство оказалось именно в греческой среде). Так что не приходится удивляться, если в иной церкви видишь икону с изображением седого старика со строгим взглядом, над или под которым для полной определенности самоосуждения написано: «Богъ Отецъ». Ко всему этому иконописцев, при всем величии некоторых их имен, очевидно, нисколько не смущал тот факт, что Бога «никто из человеков не видел и видеть не может.» (1 Тим 6:16; Ин 1:18; 1 Ин 4:12).

Кому было дело, что в действительности Христос не может быть нигде, кроме как внутри человека? Сын Божий стал сперва богом-сыном, а затем идолом. Может показаться, что тип идолопоклон­ства только слегка видоизменился, не меняя своего качественного содержания — жены вновь, как было уже много раз ранее, наделали для себя мужских изображений, призванных быть заместителями посредника в общении с Богом. Ведь и к новым реликвиям можно отнести слова пророка: «Они — как обточенный столп, и не говорят; их носят, потому что ходить не могут. Не бойтесь их, ибо они не могут причинить зла, но и добра делать не в силах... Все до одного они бессмысленны и глупы; пустое учение — это дерево.» (Иер 10:5,8). Это об обращении к ним говорит премудрость: «о здоровье взывает к немощному, и о жизни просит мертвое, о помощи умоляет совершенно неспособное, о путешествии — не могущее ступить, о прибытке, о ремесле и об успехе рук — совсем не могущее делать руками, и о силе просит самое бессильное.» (Прем 13:18,19).

Однако, приглядевшись пристальней, мы увидим совершенно новые, не встречавшиеся в иудаизме черты: в обычай стало входить поклонение не только и не столько бессмысленному дереву, хотя и без него нельзя было обойтись, но и людям, которые часто из корыстных или политических, как император Константин, соображений причислялись к святым; в обычай стало входить поклонение образам людей, изображенным на дереве, поклонение их останкам-мощам.

Но предположим, что, к примеру, Николай Чудотворец, быв воистину образцом святости, справедливо побил кулаками Ария и достоин всяческого уважения, — можно пойти в церковь и помо­литься ему, прося помощи и заступничества. Однако же, читаем в Писании: «Проклят человек, который надеется на человека и плоть делает своею опорою, и которого сердце удаляется от Господа.» (Иер 17:5). Нелишне добавить и, что «Боязнь пред людьми ставит сеть, а надеющийся на Господа будет безопасен.» (Прит 29:25); «Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков.» (1 Кор 7:23). Последнее означает, что не для того Иисус уплатил цену, явив Слово миру, дабы, будучи распяту, разорвать внутреннюю завесу в человеке, и, будучи вознесену, вселиться в сердце человеков посредником к Богу, чтобы человек отвратился от внутреннего к миру, где почитаются Николай и иже с ним, не для того, чтобы жена отвратилась от мужа к...

Постойте, постойте! А к кому обращается жена в молитве Николаю или другому весьма святому человеку? Что сие значит на символическом языке? Да ведь жены стали поклоняться не Богу, находящемуся в том или ином «святом», но всего лишь внешнему человеку названного «святого», символическое имя коему — жена. Иначе говоря, мы имеем новую символику блуда жен с женами, о чем и говорит Павел: «женщины их заменили естественное употребление противоестественным, {оставив естественное употребление [мужского] пола, разжигались похотью друг на друга}» (Рим 1:26), — «Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело [с князем мира сего], ибо сказано: два будут одна плоть. А соединяющийся с Господом есть один дух с Господом.» (1 Кор 6:16,17)

Не исключаем, что кем-то из читателей, относящихся к иконоборческим направлениям христианской ортодоксии, сказанное в отношении последнего вида греха будет воспринято как реверанс в их сторону. Но мы уклонимся от объятий. Сделаем мы это по двум причинам. Во-первых, многие конфессии христианства на словах и в поверхностных делах лишив «святых отцов» их ореола святости, восприняли почти целиком их человеческие учения. Мы даже не будем говорить о Троице. Приведем другой пример: протестантские направления, отменив святость человеческую, признали непогрешимость их решений в части состава Священного Писания. Но дабы быть святее пап, сократили число Священных текстов, вместо того, чтобы расширить его.

Второй причиной уклонения от объятий протестантизма является вопрос о храме. Ведь храм рукотворенный, даже будучи лишен каких бы то ни было украшений, остается столь же искусственным местом поклонения Всевышнему, как и иные святые места, и находится ли человек в храме или в цирке, — Бог пребывает в нем. Именно об этом говорит Иисус: «Поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Вы не знаете чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся, ибо спасение от Иудеев [т.е. от исповедников единобожия]. Но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть Дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине.» (Ин 4:21-24).