Акедия

Он нашёл этому слову вполне точный латинский эквивалент, однако при этом чаще всего прибегает к простой транслитерации греческого слова acedia (в таком виде оно употребляется как специальный термин в западной богословской литературе). Итак, что именно Евагрий обозначает словом уныние? Он даёт ему следующее определение:

Уныние есть изнеможение души, а душа в изнеможении не имеет того, что ей естественно, и не выдерживает мужественно искушений [115].

Позже он опять возвращается к этой мысли: Монах в унынии (…) ослабел в силах душевных [116]. Об этой «расслабленности» Евагрий говорит следующими словами:

Бес уныния, который также называется «полуденным» [117], – тяжелее всех. Он приступает к монаху около четвёртого часа и осаждает его душу до восьмого часа [118].

Используемый образ говорит сам за себя; его легко может понять тот, кому приходилось бывать на Востоке. Промежуток времени от 10 до 14 часов – «мёртвая точка» дня. Солнце стоит в зените, нестерпимый зной, все силы души и тела изнемогают. Человека покидает всякое желание что бы то ни было делать. Жизнь на несколько часов замирает, в эти часы бывают закрыты магазины. Именно тогда «бес полуденный» [119] совершает свою стражу.

Отметим, что монахи в древности не имели обыкновения полдничать и утоляли голод только один раз в день, примерно в девятом часу (в 15 часов).

Итак, уныние – это прежде всего «расслабленность», своего рода упадок, «гипотония» (??????) всех природных сил души, когда человек уже не способен сражаться с «помыслами», которые его в этот момент яростно осаждают.

От этого состояния общей расслабленности возникает чувство пустоты и скуки, неприязни, тошноты, неспособность что-либо удержать в уме, изнеможение, «сердечная тревога» (Иоанн Кассиан); все эти душевные состояния включает в себя понятие уныния. Но кто же осмелится утверждать, что эти состояния знакомы только пустынникам? В древности они были хорошо известны, об этом красноречиво свидетельствуют, например, творения Оригена. В наши дни Романо Гвардини считает уныние «едва ли не самым болезненным состоянием человека», с течением времени оно стало ещё более сильным и глубоким. В тоске Паскаля, меланхолии Кьеркегора есть нечто мучительно щемящее, и что заставляет нас содрогнуться [120].

Чрезвычайно интересным было бы сопоставить идеи Евагрия со взглядами современных авторов, которые, в отличие от позднейших духовных писателей, не испытали на себе его влияния. Быть может, у читателя возникнет желание исследовать это самому. Мы же рассмотрим здесь лишь наиболее важные, оставившие след в истории христианства, представления отцов-пустынников.

В заключение этой главы отметим, что уныние во всём многообразии своих проявлений вообще свойственно человеческому роду.

Уныние вошло в этот мир одновременно с человеком.

3. Происхождение и характерные особенности уныния

Чтобы успешно врачевать болезнь, необходимо точно установить её происхождение и природу. То же самое относиться и к «недугам» души, вот почему Евагрий придаёт большое значение точной диагностике психических процессов.

Надлежит научиться различать духов, отметить обстоятельства, при которых они появляются, какие из них настойчивы, озлоблены, а какие – более лёгкие, какие из них нападают внезапно, а какие склоняют ум к кощунству [121].

Приведённый текст объясняет природу этих связей. Помыслы возникают от соприкосновения с предметами материального мира, из тех впечатлений, которые предметы производят на наши чувства [122]. Чтобы стать нечистым помыслом, эти внешние впечатления должны быть восприняты «со страстью» [123], иными словами, они должны претерпеть эгоистическое отчуждение.

Все страсти по самой своей сути имеют двойное происхождение, что соответствует двойственной природе человека: соматической (телесной) и психической (душевной) [124]. «Глава» души [125], – ум также бывает поражён страстями, например, кощунством, о чём говорилось выше. Кощунство – это типичное выражение гордыни [126], последняя происходит от тщеславия [127], когда с самодовольством воображают себе, будто победа над остальными бесами была одержана лишь благодаря своим собственным силам. Дух кощунства склоняет ум к клевете на Бога.

Этот пример нам показывает, что помыслы тонко «переплетены» между собой [128]; восемь общеродовых помыслов сцеплены в определённой последовательности: в начале самые грубые и самые чувственные с их непосредственными последствиями; и наконец, невещественные, которые обычно приходят, когда человек достиг высот духовной жизни и грубые помыслы бывают уже побеждены. Тщеславие и гордыня – типичные пороки «совершенных», «преуспевших», в то время как уныние бывает следствием как грубых, так и тонких страстей. Тщеславие и гордыня непременно возвращают ум к самым низменным страстям: так, тщеславие приводит к гордыне или к печали, иногда даже к блуду [129], гордыня, в свою очередь, ввергает в гнев и печаль, а иногда ведёт к полному расстройству ума [130]. Из печали и гнева, как мы увидим, рождается уныние.

Поэтому необходимо хорошо понять механизм действия помыслов, если мы не хотим стать игрушкой в руках собственных прихотей. Лишь посредством сурового самонаблюдения, укоренённого в молитве, стяжается дар различения духов [131]. В одном из своих посланий [132] Евагрий признаётся, что это отнюдь не легко. В том, что касается эмпирического познания, не следует ожидать от Евагрия стройной и логически безупречной системы. Его произведения охватывают временной промежуток в 14 лет, то есть априори его знание в области сокровенных движений души непрерывно углублялось. Поскольку он сам не оставил после себя законченного изложения своих взглядов в области психологии, нам не представляется ни возможным, ни желательным разрабатывать его на основе сохранившихся произведений.

Однако в том, что касается уныния, его взгляды оставались практически неизменны.

Итак, уныние входит в число восьми «общеродовых» помыслов, но по своей природе существенно отличается от всех остальных. Если другие помыслы, в сущности, есть не что иное, как звенья цепи, которые соединяются в любой последовательности и в самых различных сочетаниях, то уныние в этой цепи всегда оказывается замыкающим звеном, поскольку после него уже не приходит никакой другой помысел. Следует подробнее остановиться на этом.

Существует тесная связь между унынием и печалью: печаль неизбежно переходит в уныние. Можно впасть в уныние по причине печали, которая случается, например, в момент сильного искушения блудом [133], когда начинает казаться, что этому искушению невозможно противостоять. Поэтому Евагрий часто ставит уныние и печаль в один ряд [134]. Так, он приходит к следующему заключению: