Киево-Печерский патерик

Братиа же, сущии в кѣлиахъ, слышаще глас пѣниа, и тии възбудивше сущих окрестъ себѣ, мнѣвше, яко игуменъ нѣ с которыми постригаеть и или уже преставилъся есть, и вси купно приидоша в кѣлию, идѣже болний лежа, и обрѣтоша вся спяща: отца же, и матерь его, и рабы. И с тѣми внидоша ко блаженному, и вси исполнишася благоуханиа, и видѣша сего весела и радостна, и облечена въ одѣжу мнишескую. И въпросиша того: «Кыим постриженъ бысть, и что слышахом глас пѣниа? Сии же родителие твои, у тебѣ бывша, и ничтожеот сего слышавше». Рече к ним болный: «Азъ мню, яко игуменъ, пришед съ братиею, постриже мя и Пимина мяимя нарече. И тѣхъ пѣниа бываше, еже вы слышасте, и свѣщи, рекоста, до 40 дьний и нощийгорѣти, власи же мои вземше, идоша въ церьковъ».

Иноки же, бывшие в кельях, слыша звуки пения, разбудили спавших вокруг, думая, что игумен с кем-то постригает Пимена или что тот уже скончался, и вошли все вместе в келью, где больной лежал, и нашли всех спящими: и отца, и мать, и рабов. И вместе с ними подошли к блаженному, и все ощутили благоухание, и увидели его веселым и радостным и облаченным в иноческую одежду. И спросили его: «Кто тебя постриг, и что за пение мы слышали? Вот родители твои были с тобой и ничего этого не слыхали». И сказал им больной: «Я думаю, что это игумен, придя с братиею, постриг меня и дал мне имя — Пимен. Их пение и было то, что вы слышали, и про свечу они сказали, что она будет сорок дней и ночей гореть, взявши же мои волосы, они пошли в церковь».

Сиа же от негослышавше, идоша въ церьковъ, и видѣша церьковь заключену, възбужше же пономаря и въпросиша их, аще кто входилъ есть въ церьковъ после павечерняа молитвы? Они же отвещавше, рекоша, яко никтожевходилъ есть в ню, но и ключа у иконома суть. Вземше же ключа, идоша въ церьковь и видѣша на гробѣ Феодосиевѣ въ убрусѣ власы его, възвѣстиша игумену, и поискавше тѣхъ, кто его есть постриглъ, и не обретоша. Разумно же бысть всѣмъ, яко се есть промыслъ, свыше от Бога бывающь.

Услышав это от него, пошли в церковь, и увидели, что церковь закрыта, и разбудили пономарей, и спросили их, не входил ли кто в церковь после вечерней молитвы? Они же отвечали, говоря, что никто не входил в нее и что ключи у эконома. Взяв ключи, пошли в церковь и увидели на гробе Феодосия в платке волосы Пимена, и рассказали обо всем игумену, и стали искать, кто постригал Пимена, и не нашли. И поняли все, что то был промысел свыше, от Бога.

Разумѣим же добрѣ о бывшем чюдеси, аще вмениться, рече, сему въ уставное пострижение? Понеже послушество имяше: церьки заключенѣ сущи, и власом ту обретшимся на гробѣ святаго Феодосиа, и свѣща, доволна единого дьни горѣнию, за 40 дьни и нощи непрестанно горѣ и не изгорѣ, и к тому пострижениа не сътвориша, глаголавше ему: «Довлѣеть ти, брате Пимине, от бога данный ти даръ и нареченное ти имя».

И стали раздумывать о бывшем чуде, говоря: «Может ли оно засчитаться Пимену за уставное пострижение?» Но так как свидетельство имелось: церковь была заперта, а волосы оказались на гробе святого Феодосия, и свеча, которой хватило бы только на день, сорок дней и ночей непрестанно горела и не сгорала, то и не стали совершать над Пименом пострижения, сказав ему: «Достаточен для тебя, брат Пимен, от Бога данный тебе дар и нареченное тебе имя».

Въпросиша же его: «Каковии бяше постригшеи тя?» Показавше ему книгы постриганиа, аще от сего не суть исправили. Пиминъ же рече: «Что мя искушаеши, отче! Ты сам съ всею братиею пришед и сътворивъ еже о мнѣ по написанному книгъ сих, и рек ми, яко: “Подобает типострадати в болѣзни, и егда будет исход твой, тогда здравие подасть ти ся и своима рукама понесеши одръ”. Но моли за мя, честный отче, да подасть ми Господь тръпѣние».

И спросил его игумен: «Как выглядели постригавшие тебя?» И показал ему книги, по которым свершается постриг, чтобы убедиться — может быть, что-то было сделано не по ним. Пимен же сказал: «Зачем искушаешь меня, отче! Ты сам со всей братией приходил, и совершил надо мной по написанному в этих книгах, и сказал мне: “Подобает тебе пострадать в болезни, а когда приблизится твоя кончина, тогда обретешь здоровье и своими руками понесешь постель свою”. Моли только за меня, честной отец, чтобы Господь подал мне терпение».

Пребысть же блаженный Пиминъ в тяжцей той болѣзни многа лѣта, яко гнушатися его и служащим тому, многажды бо оставльше его гладна и жадна два дьни или три. Сий же вся с радостию тръпяше, Бога о всѣм благодаряше.

И пробыл блаженный Пимен в той тяжкой болезни много лет, так что и служившие ему гнушались им, и много раз без пищи и без питья оставляли его по два и по три дня. Он же все с радостью терпел и Бога за все благодарил.

Инъ же нѣкто, такоже боленъ, принесенъ бысть в Печеру и постриженъ. Мниси же, на то устроени, болным служити, вземше и сего, несъше ко Пимину, да обѣма купно равно послужат. Небрежение же имуще о таковѣй службѣ, сию в забытие поверьгоша, и изнемогаша болнии безводием. Пиминъ же рече къ болящему: «Брате, понеже гнушаются служащеи намъ, смрада ради бывающаго от нас, то аще въставит тя Господь, можеши ли пребыти въ службе сей?» Болный же обѣщася блаженному до смерти своеа съ усердиемь послужити болнымъ. Пиминъ же рече к нему: «Се Господь отьемлет болѣзнь твою от тебѣ, и к тому здравъ бывъ, исполни обѣт твой и служай ми и подобным мнѣ. На нерадивыа же о службе сей наводит Господь болѣзнь лютую, яко да тѣмь наказани бывше, спасутся». И ту абие въста болный и служа ему, на нерадивыа же и не хотѣвшаа служити болным всѣхъ обиатъ недуг, по словеси блаженнаго.

Некто другой, больной таким же недугом, принесен был в Печерский монастырь и пострижен. Иноки же, приставленные служить больным, взяли его и принесли к Пимену, чтобы служить обоим одновременно. Но, относясь с небрежением к такой службе, они забыли про них, и больные изнемогали от жажды. Наконец Пимен сказал этому больному: «Брат, так как гнушаются нами прислуживающие нам из-за исходящего от нас смрада, то если исцелит тебя Господь, сможешь ли ты на себя возложить службу эту?» Больной же обещался блаженному до смерти своей с усердием служить больным. Тогда Пимен сказал ему: «Вот Господь снимает с тебя болезнь твою, и как только станешь здоров, исполни обет свой и служи мне и подобным мне. На тех же, которые не радеют об этой службе, наведет Господь болезнь лютую, чтобы могли, приняв такое наказание, спастись». И тотчас встал больной и начал служить ему, а на всех нерадивых и не хотевших служить больным напал недуг, по слову блаженного.

Исцѣлѣвый же брат от недуга мало нѣкогда съгнуси въ себѣ и уклонися от Пимина, и сего алчна и жадна остави, смрада ради утробнаго. И леже въ особной храминѣ, и внезапу огнь зажже его, и не могый въстати за три дьни, и не стръпѣ жажи водныа, и нача вопити: «Помяните тя, Господа ради, се бо умираю безъводиемь!» Слышавъ же въ друзѣ кѣлии, приидоша к нему и видѣша его одръжима недугомъ, възвѣстиша о нем Пимину, яко: «Брат, служай ти, умирает». Рече же блаженный: «Еже человѣкъ всѣеть, то и пожнеть: понеже остави мя гладна и жадна, и сам въсприалъ еси, сългавъ Богови и мою худость презрѣвъ. Но обаче учимы есмы не въздаати зла за зло, шедше, рците ему: “Зоветь тя Пиминъ, въставъ, прииде сѣмо”».

Исцелившийся же от недуга брат, спустя немного времени, стал втайне гнушаться Пименом из-за его смрада, пренебрег им и оставил его без пищи и без питья. Брат этот лежал в отдельной горнице, и вдруг огнем стало жечь его, так что он не мог встать три дня, и, не стерпев жажды, начал кричать: «Помогите мне, Господа ради, умираю от жажды!» Услыхали в другой келье, пришли к нему и, видя его в таком недуге, рассказали о нем Пимену: «Брат, прислуживающий тебе, умирает». Блаженный же сказал: «Что человек посеет, то и пожнет: так как он оставил меня голодным и жаждущим, то и сам получил это, солгав Богу и мою немощь презрев. Но так как нас учили не воздавать злом за зло, то подите и скажите ему: “Зовет тебя Пимен, встань и приди сюда”».