Система природы, или О законах мира физического и мира духовного

Эти-то предрассудки и породили, по-видимому, те чудесные или, вернее, непонятные качества, которые, по мнению теологии, подобают владыке мира. Человеческий дух, доведенный до отчаяния своим непреодолимым неведением и своими страхами, породил смутные и туманные идеи, которыми украсил своего бога: для того чтобы угодить своему божеству, человек провозгласил его совершенно несоизмеримым и несравнимым со всем высочайшим и величайшим из того, что он знает. Отсюда это бесконечное число отрицательных атрибутов, которыми остроумные мечтатели украсили призрак божества, чтобы сделать из него существо, отличное от всех других существ и не имеющее ничего общего с тем, что способен познать человеческий ум.

Теологические, или метафизические, атрибуты бога действительно являются простыми отрицаниями качеств, имеющихся у человека или у всех известных ему существ: согласно этим атрибутам, божество свободно от тех слабостей и несовершенств, которые человек усматривает в самом себе или в окружающих его существах. Утверждать, что бог бесконечен, - значит, как мы уже видели, утверждать, что в отличие от человека или всех известных нам существ он не ограничен рамками пространства. По мнению Гоббса, "все, что мы воображаем, конечно и, таким образом, слово "бесконечный" не может соответствовать никакой идее и никакому понятию". См. "Левиафан", гл. III.

Один теолог выражается аналогичный образом. "Само слово бесконечный,говорит он,- спутывает наши представления о боге и делает совершеннейшее из существ совершенно непонятным для нас, так как слово бесконечный представляет лишь отрицание; оно означает то, что не имеет ни конца, ни границ, ни меры, следовательно, то, что не имеет положительной и определенной природы, а значит, не имеет вообще ничего". Он прибавляет, что "лишь привычка заставила нас усвоить это слово, которое иначе показалось бы нам лишенным смысла и противоречивым". Sherlock1, (Шерлок, В защиту троицы, стр.77.) Утверждать, что бог вечен,- значит считать, что в отличие от нас и всего существующего он не имел начала и не будет иметь конца. Называть бога неизменным - значит утверждать, что в отличие от нас и всего окружающего нас он не доступен изменению. Утверждать, что бог нематериален, - значит допускать, что его субстанция, или его сущность, обладает непостижимой для нас природой, которая должна совершенно отличаться от всего, что мы знаем.

Из хаотической груды этих отрицательных качеств получается теологический бог, это метафизическое целое, о котором человеку никогда не удастся составить себе представления. В этом абстрактном существе сочетаются бесконечность, безмерность, духовность, всеведение, порядок, мудрость, разум, безграничное могущество. Сочетая эти туманные слова или модификации, думали получить что-то осмысленное; расширительно истолковали эти качества и, думая создать бога, создали просто какую-то химеру. Воображали, что эти совершенства, или качества, должны подобать божеству, так как не подобают ничему из того, что мы знаем; полагали, что непонятное существо должно обладать непостижимыми качествами; вот из какого материала теология создала загадочный призрак, перед которым она повелевает падать ниц человечеству.

Однако столь туманное, непостижимое и далекое от всего, что могут знать или чувствовать люди, существо не могло стать предметом их беспокойного интереса; человеческий дух могут приковать к себе лишь качества, которые он способен понять и о которых может судить. Поэтому теология, создав с помощью своих утонченных умозрений этого метафизического бога, столь отличного от всего, что действует на чувства люден, Пыла вынуждена впоследствии приблизить его к человеку, от которого она его так отдалила; приписывая богу моральные качества, теология снова делает из него человека; она понимает, что в противном случае было бы невозможно убедить людей, что между ними и туманным, воздушным, неуловимым и незримым существом, которому их заставляют поклоняться, могут существовать какие бы то ни было отношения; она понимает, что этот чудесный бог способен занимать лишь воображение нескольких мыслителей, мозг которых привык оперировать химерами или принимать слова за реальность; наконец, она убеждается, что для подавляющего большинства сынов земли нужен бог более похожий на них, осязаемый, доступный познанию. В силу этого божеству, несмотря на его невыразимую божественную сущность, были приданы человеческие качества, причем никогда не обращали внимания на их несовместимость с существом, которое сделали радикально отличным от человека и которое, следовательно, не могло ни обладать свойствами людей, ни изменяться подобно им. Забыли, что нематериальный и лишенный телесных органов бог не может ни действовать, ни мыслить подобно материальному существу, способному благодаря своей собственной организации обладать известными нам качествами, чувствами, желаниями, добродетелями. Необходимость приблизить бога к его творениям заставила закрыть глаза на эти зияющие противоречия, и теология стала упорно тщиться приписать ему качества, которые человеческая мысль напрасно старается постигнуть или примирить друг с другом. Если верить учению теологии, приходится допустить, что чистый дух является двигателем материального мира; что необъятное существо может заполнить пространство, не исключая из него, однако, природы; что неизменное существо является причиной происходящих в мире непрерывных изменений; что всемогущее существо не может воспрепятствовать существованию неугодного ему зла; что источник порядка вынужден допустить наличие беспорядка. Одним словом, чудесные качества теологического бога на каждом шагу опровергаются данными опыта.

Не меньше противоречий и нелепостей мы находим в человеческих совершенствах, или качествах, которые пришлось приписать богу для того, чтобы человек мог составить себе представление о нем. Эти качества, которыми бог якобы обладает в высочайшей степени, на каждом шагу опровергаются свидетельством опыта. Нас уверяют, что бог добр; доброта, встречающаяся у некоторых существ нашего рода, представляет собой хорошо известное нам качество; мы особенно желаем видеть ее у тех, от кого зависим; нас уверяют, будто благость бога обнаруживается во всех его творениях; однако мы называем добрыми лишь тех людей, действия которых вызывают в нас желательный нам эффект. Обладает ли владыка природы такого рода добротой? Разве он не творец всех вещей? А в таком случае разве можем мы не считать его виновником страданий от подагры, жара, вызываемого лихорадкой, заразных болезней, голода, войн, столь губительных для человеческого рода? Когда я страдаю от мучительнейших болей, когда я влачу свое существование в лишениях и болезнях, когда я изнываю под чьим-то гнетом, - где благость бога по отношению ко мне? Когда благодаря нерадивости или испорченности правительства мое отечество нищает, пустеет, лишается своего населения и подвергается опустошению, то где благость бога по отношению к нему? Когда грозные катастрофы, потопы, землетрясения обрушиваются на значительную часть земного шара, то где благость этого бога и прекрасный порядок вселенной, созданный его мудростью? В чем обнаруживается заботливость провидения, раз все показывает, по-видимому, что оно издевается над человечеством? Что думать о любви бога, который посылает нам горести и испытания, находя удовольствие в том, чтобы доставлять неприятности своим детям? Где эти лживые конечные цели, эти пресловутые неоспоримые доказательства существования мудрого и всемогущего бога, который может сохранить свое творение, лишь разрушая его, и не в состоянии придать ему сразу все возможное совершенство и устойчивость? Нас уверяют, будто бог создал мир только для человека и пожелал, чтобы последний был царем природы. Жалкий царь!

Достаточно песчинки, нескольких атомов желчи или ничтожного перемещения соков в организме, чтобы уничтожить твое царство и тебя самого, между тем как ты утверждаешь, будто преблагий бог создал все для тебя! Ты хочешь, чтобы вся природа подчинилась тебе, и в то же время не можешь защитить себя от ее малейших ударов! Ты создаешь себе бога для себя одного, воображаешь, что он озабочен мыслью о сохранении твоего существования, думаешь, что он занят вопросом о твоем счастье, предполагаешь, что он создал все для тебя, и на основании этого горделиво утверждаешь, что он благ! Но разве ты не замечаешь на каждом шагу опровержений мнения о благости бога по отношению к тебе? Разве ты не видишь, что животные, которых ты считаешь подчиненными себе, часто пожирают твоих ближних; что огонь истребляет, а океан поглощает их; что стихии, порядком которых ты восхищаешься, делают их жертвой своего грозного беспорядка. Разве ты не видишь, что та сила, которую ты называешь своим богом и которая, по твоему мнению, трудится только для тебя, занята лишь родом человеческим, удовлетворена его поклонением и тронута его молитвами, не может быть названа благой, раз она действует необходимым образом? Действительно, даже согласно твоим взглядам, этот бог, будучи универсальной причиной, обязан думать о сохранении великого целого, от которого ты так безрассудно отделил его. Разве он не есть, даже по твоим собственным взглядам, бог морей, рек, гор, земного шара, на котором ты занимаешь такое ничтожное место, и всех других планет, вращающихся вокруг освещающего тебя солнца? Перестань же упорствовать и видеть лишь одного себя в природе; не льсти себя мыслью, будто человеческий род, исчезающий и обновляющийся подобно древесной листве, может присвоить себе все внимание и всю любовь универсального существа, которое, по твоему мнению, управляет судьбами всех вещей.