История религии. Том 1

поколения участников и свидетелей Тридцатилетней войны" (Там же. С. 199). Он

жил и действовал в обстановке крайней политической напряженности, окруженный

противниками. На него давила католическая Испания, его тревожило положение

на протестантском Севере. Неудачный союз со шведскими протестантами,

натянутые отношения с Венецией - все это ставило Римское государство в

необычайно затруднительное положение.

Между тем в протестантском мире стали распространяться слухи, будто

папа - враг Божий и Антихрист, поскольку он поддерживает ложное учение

Коперника. Этим моментом и воспользовались недруги Галилея. Они стали

убеждать папу, что споры о вращении Земли будоражат умы, вносят соблазны и

нездоровый дух в круги мыслящих людей, что коперниканство - это не научно

доказанная теория, а лишь гипотеза, которая не имеет точного подтверждения.

Было выдвинуто требование наложить цензурный запрет на гелиоцентрическую

литературу, приносящую, по их мнению, лишь вред. Галилей, со своей стороны,

сделал все, что мог, чтобы отстоять коперниканство. Но, по свидетельству

современника, он "больше полагался на собственное мнение, чем на мнение

своих друзей" (Там же. С. 124). Его убеждали действовать в сложной

обстановке придворных интриг спокойно и без горячности. Галилей не внял этим

советам. Он был тепло принят папой, и это придало ему бодрости; но не

дремали и его враги. Правда, они не добились объявления гелиоцентризма

ересью, и все же в результате их усилий был наложен цензурный запрет на

книги о гелиоцентризме. Согласно декрету они должны были быть "временно

задержаны вплоть до их исправления" (Там же. С. 122). "Исправление", по

мысли цензоров, обязано было подчеркнуть умозрительность и гипотетичность

выводов гелиоцентризма. Декрет был подписан 5 марта 1616 года.

Тем временем споры, возникшие вокруг гелиоцентризма, приняли угрожающий

размах, и интриги против Галилея продолжались. В конце концов противники

ученого добились вызова его в Рим для суда. На этом процессе Галилей

полностью отказался от всех своих взглядов.

В отличие от "дела Бруно" процесс Галилея уже не был связан с

какой-либо философской доктриной. Речь шла о пропаганде научной теории,

которая не была допущена церковной цензурой. Но и противоположная точка

зрения была тоже научной, хотя и ошибочной. Ведь еще раз напомним, что

геоцентризм был не религиозным, а чисто научным учением. Когда же

гелиоцентризм стал доказанной теорией, он перестал смущать и волновать кого

бы то ни было. И теперь нам кажется нелепостью - как могли придавать такое

огромное идейное значение астрономической теории.

Нечего говорить, вмешательство политики и идеологии в развитие науки -

явление отрицательное. К счастью, во взаимоотношениях науки и религии это

был редкий случай. Что же касается атеизма, то он всегда превращал это

вмешательство в систему. У всех еще в памяти те дни, когда имели место

явления, по своей позорности оставляющие далеко позади процесс Галилея.

Давно ли современная генетика клеймилась как лженаука и десятки ученых в

своем покаянии повторяли судьбу Галилея? Были запрещены психоаналитические

направления в психологии, семантика - в лингвистике, "теория кругов" - в

исторической науке, теория расширения Вселенной - в космологии. Имена

выдающихся ученых Менделя и Моргана стали почти бранными словами. В этом

отношении подлинным шедевром обскурантизма может считаться учебник "Общая

биология", вышедший в 1963 году. Там все еще полностью игнорировались все

достижения современной генетики и продолжалась упорная защита псевдонаучных

доктрин. Читатель ни слова не найдет там ни о ДНК, ни о работах Менделя, ни

о многом другом, что в то время было уже принято в отечественной науке. И

все это - не в глухое средневековье, а в середине XX столетия. Имеет ли

после всего этого атеизм право оперировать примерами далекого прошлого? Не

запятнал ли он себя лишь совсем недавно?

Что же касается исторических взаимоотношений науки и религии в

дальнейшем, то они более не нарушались такими инцидентами, какие были

рассмотрены выше. Ньютон и Декарт, Кеплер и Паскаль в XVII веке не ощущали

на себе никаких "конфликтов" науки и религии. Они совершали свои научные

подвиги, оставаясь искренне религиозными людьми и богословами. Даже в

вольнодумном XVIII веке такие ученые, как Ломоносов, Гершель, Эйлер,

исходили в своем изучении природы из религиозного мировоззрения. В XIX веке

мы видим такую же картину. Религиозными людьми были Либих и Пастер, Кювье и

Уоллес, Лайель и Фарадей, Майер и Рентген, 0м и Максвелл и многие другие. Мы

не будем останавливаться на вопросе о дарвинизме, который рассмотрен в

другом месте (См. гл. VI и приложения N 5 и 6), а также на высказываниях

выдающихся ученых о религии (См.: Табрум А. Религиозные верования

современных ученых. М., 1912; Кургуа. Что говорят о Боге современные ученые?

Брюссель, 1960; Hirsch Е. Ch. Das Ende aller Gottesbeweise?

Natur-wissenschaft und Antworten auf die Religiose Frage. Hamburg, 1975).

Отметим только, что в XX столетии тема "конфликт науки и религии"

теряет фактически всякое значение.

"Между наукой и религией, - пишет американский философ Хокинг, - в

настоящее время нет никакой войны. Есть кое-какие ученые с горячими

головами, которые хотели бы сдать религию в музей древностей. Такие явления

нельзя считать типичными. В том, что существуют среди религиозных деятелей

горячие головы, имеющие желание подавить науку или считающие, что это

возможно, - я сомневаюсь".

x x x

Обратимся теперь к самой проблеме соотношения религии и знания.

Прежде всего: могут ли религия и наука свободно развиваться, не

препятствуя друг другу?

Положительный ответ на этот вопрос проистекает из качественного

различия объектов, на которые они направлены. Наука изучает видимый мир.

Объектом ее исследования является материальная Вселенная. Религия же есть

духовное устремление к миру сверхчувственному, который не может быть

постигнут чисто научными методами.

Наука никогда не должна останавливаться в своих исследованиях, она

должна стремиться объяснить как можно большее число явлений. Но при этом

необходимо помнить, что, даже если наука окажется способной объять весь

материальный мир, сфера нематериального останется для нее закрытой.

Следовательно, ученый должен быть весьма осторожен в философских выводах из

известных ему фактов. Особенно опасен в науке догматизм, который не только

вторгается в чуждые науке сферы, но и тормозит ее развитие. Примером такого

догматизма может являться система Эрнста Геккеля, который хотел утвердить в

науке положения, якобы незыблемые во все времена (См.: Соловьев Н. М.

"Научный" атеизм. М., 1915. С. 27).

Имеется достаточное число примеров, когда одни научные положения

заменялись другими. Здесь нет никакого "кризиса науки", кризис возникает

лишь тогда, когда старые истины незаконно абсолютизируются.

По существу своему наука нейтральна в отношении религии и философии.