Иисус Христос или путешествие одного сознания (главы 1 и 2) (СИ)

"Ладно, ты считаешь, - думал я. - Но ведь счет, чтобы тебя не обманули, должен предполагать и наличие мнения или тех же прав в делаемом тобой, что и у тебя самой у того, с кем ты общаешься".

Я же у себя этих прав не чувствовал. Точнее, я не чувство вал, что в своей душе матушка отводит место правам на такие же действия с моей стороны. Кашель ее раздавался часто. Сам же я на него не отвечал, кроме тех случае, когда он сам просился.

Закрывать душу мне просто было не нужно. Этого делать я и не умел. Сказать прямо я стеснялся, и считал, раз матушка это делает, то это ей нужно, хотя бы для ее душевного покоя и здо ровья. Иногда я чувствовал, что она неправа и неправильно меня понимает: кашель раздавался тогда, когда к этому совсем не было причин, принося мне боль недоверием, лежащим в его основе.

Однажды произошел конфликт по поводу ее закрываний. У меня накопилось столько, что я не стал себя сдерживать и сознательно нанес ей энергетический удар. Она заплакала и ушла в зал.

Я сидел на кухне и смотрел в окно. Жалости к ней, которая бывала иногда, когда ее я обижал незаслуженно, сейчас не было. Сейчас я был чист и прост. Оставалась только моя постоянная душевная боль. Внезапно от нее из зала ко мне прилетело огром ное облако-диск белой энергии и окутало меня любовью и покоем. Оно всколыхнуло у меня все мои чувства, которые оставались задавленными, вызвав у меня в мыслях выражение о молоке матери. Качество этой энергии было словно создано специально для меня. Словно ее микроструктура комбинацией микрочастиц зеркально точно подходила к микроструктуре моей души. Я понял, что пробил ее поле, сделав ей сглаз. Я утонул в блаженстве. После тех мук, которые я переживал буквально мгновение назад, сейчас я был в нирване. Все мои боли разом поглотились.

У меня перехватило дыхание от понимания причин моих болей. "Так вот в чем дело!" Я не стал вставать с ней больше разби раться. Не хотелось нарушать покой. Чувствовалось, что он будет недолгим, и хотелось им насладиться. Но к слезам матушки к простоте моего взгляда сейчас примешалась усмешка.

Однажды я взорвался.

-Да сколько времени это может продолжаться? Я уже по комнате прохожу, приготовившись к твоему кашлю. Как молотком по голове: "Кхе-кхе".

Матушка спохватилась. Ей стало стыдно, и кашля стало меньше на девять десятых. И он стал мягче и покрытым белой энергией. В доме стал воцаряться покой. Я почувствовал, что мои плечи расправляются, а я начинаю оживать.

Я смотрел в себя и не мог понять. Мое сознание скользило внутри себя, но меня там не было. Правую половину тела занимала плоть Вадима, неизвестно каким образом там очутившаяся. Это было не чувство. Это была плоть. Самая настоящая физическая плоть. Понятно, что когда я сознанием перемещался туда, я начинал проявлять собой все настроения Вадима. Я исчезал, а все мои действия и чувства делал и проявлял он. Он делал, он хотел. От меня оставался только страх, в котором я бросался вниманием в противоположную сторону. Но она была занята матушкой и несла все то же, только ее. Было чувство прямой соединенности левой половины моего тела с ней. Правая половина тела Вадима - переходила в левую - матушкину.

Вскоре после ее приезда я начал чувствовать нечто новое в ее отношении ко мне. Изменился ее взгляд. Часто он как будто нес вопрос: понимаю я нечто или не понимаю. Этим нечто было ее влияние на меня. По крайней мере мне так казалось.

Зная желания матушки меня вкусно покормить, я смотрел на то, как она идет на кухню готовить обед, с настороженностью. Она готовила, а после звала меня. В воздухе после этого появлялось белое пятно, рождающее у меня зверский аппетит, хотя за мгновение до этого я был спокоен. Раньше матушка была проще, зовя меня на кухню, а сейчас она словно специально освобождалась от своего зова, и при этом в ней чувствовалась какая-то уверенность в своих действиях по отношению ко мне. Но больше всего смущал аппетит, резко появляющийся у меня после ее слов.

-Ты влияешь на меня? - спросил я у нее однажды.

Ее ответ меня не удовлетворил, хотя она сказала "нет". Меня смутил "элемент хитрости" проявившийся сейчас в какой-то повышенной скорости ответа. Что мне оставалось делать, кроме как начать свои проблемы решать своими силами?

Я не боялся человеческого влияния. Я боялся влияния эгоис тического или бессознательно эгоистического - с позиции силы. Человеческое влияние оставляет за тобой право поступать потвоему. Это даже не влияние, а предложение. Но когда человек, пусть даже из самых альтруистических чувств, внушает тебе то, что желает он, а почувствовав, что он остается нераскрытым в своих действиях, утверждается в своих силах и начинает действовать на энергетическом уровне открыто, думая, что приносит этим добро, становится ли это добро добром? Правая половина тела и мои собственные спартанские установки диктовали мне экономить на еде - не есть чрезмерно. Более того - я не работал, хотя мое дело и положение стоило того, чтобы меня обслуживали. Осознавая тем не менее, что я в силах пойти работать, я чувствовал угрызения совести, что сижу на шее у матушки. Она же покупала дорогие деликатесные продукты, и рождала у меня к ним аппетит. Даже если бы они и лежали просто, я бы прикасался к ним раз в неделю побаловаться. Ее же желания принуждали меня, проклиная себя за отсутствие силы воли, есть их во время каждого приема пищи. Чувствуя в своих желаниях не свои настроения, я начинал просто злиться по поводу такой бездумной траты ею таких денег при такой элементарной возможности столько их экономить. Для этого ведь просто ей надо было меня понять, понять то, что я говорю и перестать навязывать мне свои желания. Сама же она все дорогостоящие продукты ела буквально раз в неделю.

И кем должен считать себя ты, когда тебе как марионетке раз за разом внушают, что ты должен делать, и от чего ты не способен отказаться. Если откажешься - баланс внутри тебя уже нарушен, мозг зациклен на вкусной пище - будешь испытывать муки голода, к тому же сопровождаемые взглядами, соответствующими твоей "неразумности".

Я сидел в зале. Матушка готовила обед на кухне. Мы только что что-то обсудили. Наполняющая меня энергия стала наливать меня радостью, и я пришел к какому-то открытию, которым захотел поделиться с матушкой. Я бросился к ней на кухню. Она стояла у плиты. Едва я произнес то, что хотел, как она вдруг резко с негативом повернулась в мою сторону. Я чуть не схватился за сердце. Сказав ей то, что считал сказать нужным, я пошел в свою комнату, лег на кровать и, проклиная ее и жалея себя, таким образом стал проводить время. Я бы не стал делать последнее, если бы не чувствовал, что проваливаюсь в бездну или вишу над ней. Левая половина моего тела стала черной и как-то ра зомкнулась на составляющие ее части, похожие на психические каналы. Между этими каналами виднелась глубина. Параллельно с этим я начал чувствовать схождение с ума. Я был в предпсихозном состоянии.

Пролежав до обеда, я вдруг стал обнаруживать, что с ума не только не схожу, но и то, что наполняющая меня энергия отодвигает все мои негативы и страхи и опять делает меня собой, а мое настроение радужным.

Я встал и пошел заниматься своими делами. На матушку я смотреть не хотел. Пустоты зияющей бездны заполнила моя энергия и существование бездны подо мной стало мне безразличным. Я вспомнил, что подобный опыт я переживал после общения с Павитриным, который подвозил мне картошку этой весной. Приближался мой день рождения и он пригласил меня обсудить книгу "На пути к сверхчеловечеству" Сатпрема. Как я был уверен, пригласил для того, чтобы не идти ко мне на день рождения, а поздравить меня у себя дома. На день рождения он ко мне не пришел и не поздравил по телефону.

"Не отвечать" стало моей догмой. Общаясь с людьми, я стал пытаться экономить даже на приветствиях, хотя здороваться со всеми не переставал. Люди не переставали меня поражать. Для меня было аксиомой - "хочешь взять - отдай", равно как и свобода действий и духовная чистота. Не захоти они здороваться и пройди мимо - я бы и просто это воспринял и не стал бы "загибать пальцы" - я умею уважать и плохое настроение. Да мало ли у человека причин не открывать свою душу. Только если он, не здороваясь, в чем-то заблуждается, он сам себя обделяет.