Тибетская книга мертвых (сборник)

Касаясь своих усилий по сохранению тибетской культурной традиции перед лицом китайского вторжения в Тибет и попыток искоренить тибетское духовное наследие, Его Святейшество Далай-лама сказал: «Если в нашей традиции есть нечто ценное для человечества, то наша обязанность сохранить ее перед лицом любых трудностей. Духовная культура – это то, что проходит сквозь расовые, национальные границы и даже время. Мирская культура, сколь бы она ни была изощренной, не имеет вечной ценности, как духовная. Поэтому те стороны тибетской культуры, которые были просто порождениями времени и места старого Тибета, не нуждаются в спасении. Но если есть традиции действительно ценные для человечества ныне и в будущем, мы были бы слабыми, глупыми и безответственными, позволив им утратиться или разрушиться. Я верю, что наши мысли и методы познания природы ума и развития духа принадлежат к той категории, что полезна для человечества. Они не принадлежат тибетцам, мы просто их хранители. Поэтому я и мой народ сделаем все, что в наших силах, дабы увидеть, что эти грани нашей культуры не утрачены с потерей Тибетом самостоятельности. Они должны быть вручены нашим детям и детям наших детей и переданы в сокровищницу человечества, где они будут служить на благо всем» [438].

В то или иное время буддизм был религией почти для половины народов мира, а Тибет, как никакая другая страна, был хранилищем классического индийского буддизма. Весьма вероятно, что кое-что из этих древних учений понадобится современному человеку. Наша технология настолько изменилась, что превратилась в игрушку, которой мы забавляемся. Но фундаментальная природа человеческого тела и мозга та же, что во времена Будды. Природа ума, взгляда и мира, обозреваемого сознательным взглядом, не изменились в своей коренной основе. Мы можем прожить лет на десять больше, чем большинство людей во времена Будды, – хотя сам Будда дожил до весьма солидного возраста, до 82 лет, – но мы также встречаем смерть, которая для нас не менее реальна, чем для людей прошлого.

Современная эпоха – это время, когда мир становится все меньше и меньше, а различные мировые культурные центры обмениваются знанием с поразительной скоростью. Тибет был одним из четырех великих культурных центров Азии, но из-за его естественной географической изоляции от западного мира он одним из последних вступил на международную арену. Эта изоляция имела также определенное преимущество, позволившее ему выйти в современную эпоху в относительной культурной чистоте. Нам обязательно следует посмотреть, что могут сказать нам философы и созерцатели этой глубоко духовной страны, и поискать, тщательно просеять тибетские культурные сокровища, чтобы определить, есть ли там нечто, способное помочь человечеству на пути взаимопонимания. Восток сейчас перенимает с Запада все, что может, и будет пожинать соответствующие плоды. Мы, со своей стороны, должны преодолеть наш культурный снобизм и посмотреть, нет ли чего-либо на Востоке, что послужило бы нам на благо. Ключ к познанию и развитию – это открытость ума и интеллектуальное любопытство. Интеллектуальное или духовное тщеславие никогда не помогало развитию. Тибетская традиция способствовала развитию культуры глубокой мысли и духовности в течение многих столетий и служила Меккой для буддистов-махаянистов задолго до того, как Америка появилась на европейских картах. Ее прошлое дает свидетельство ее величия. Мы обязаны посмотреть на открытия учителей Тибета и проверить их идеи в свете современной мысли.

Работа над этой книгой принесла мне много радости. Я надеюсь, что найдутся те, кто также будет читать и изучать ее с радостью. Смерть и умирание – это только на первый взгляд мрачная тема, в ней есть своя чудесная и поразительная сторона. Тибетские мыслители разработали уникальный способ воззрения и проникновения в это, путь, где на каждом шагу и смех, и слезы. Они хорошо понимают мрачность и трагедию смерти, но они также видят в ней свет и свободу. Их отношение настолько же идеализировано, насколько и реально, полно надежды и печали. За 12 лет, проведенных с тибетскими беженцами в Северной Индии, я был свидетелем смерти многих светских людей и монахов и видел реакции тибетцев. Глубина, с какой эта культура вжилась в исповедуемую ею философию, поистине трогает. Однажды в Бодхгайе Далай-лама проводил неделю проповедей и посвящений, и более ста тысяч человек собралось там из разных гималайских княжеств. Там рождались дети и умерло несколько стариков. Однажды вечером я увидел старика, сидящего под деревом. Он сидел спокойно и безмятежно, тихо повторяя свои молитвы и радуясь счастливой судьбе, что оказался в таком святом месте, как Бодхгайя, в столь замечательный момент. Он взглянул на группу, с которой я был, и наградил нас лучезарной улыбкой, а спустя несколько минут, все так же сидя в медитационной позе, прислонился спиной к дереву и скончался. Его лицо выражало совершенное удовлетворение. Когда его семья узнала, что он умер, они послали за семейным ламой. Тот пришел еще с несколькими ламами, и они начали читать нараспев молитвы и медитировать, расположившись вокруг мертвеца, но оставив его также сидеть под деревом. На рассвете они положили его на носилки и отнесли на берег реки. Там в присутствии семьи останки кремировали. После кремации семья собрала пепел и развеяла его под деревьями, что растут у великого храма в Бодхгайе, проронив несколько молчаливых слез. В полдень они вернулись на проповедь Далай-ламы, как будто ничего не случилось, но, видя, как они слушают беседу Далай-ламы, каждый мог почувствовать их осознание потери своего деда, осознание, принимающее потерю с такой красотой, силой и достоинством, которые напоминали выражение удовлетворения, бывшее прощальным приветом этого старика своему народу.

Тибетцы – сильный, сердечный и здравомыслящий народ, а их культура – одна из наиболее духовных культур, существовавших на земле за ее писаную историю. Я испытываю огромное удовольствие, живя с ними столько лет и имея честь знать Далай-ламу и четырех его гуру – ныне все четверо уже скончались, – и чувство ответственности за то, что́» столь долго изучал с величайшими учителями, пришедшими из Страны снегов [439]. Невозможно ни выразить испытываемое мною уважение к этим редким образцам человеческой природы, ни отплатить за доброту, выказываемую ими в течение многих лет, но в знак уважения и моей глубокой благодарности я посвящаю этот труд им, а также памяти покойного д-ра У. И. Ивэнса-Вентца, первым осуществившего точные переводы тибетских материалов для Запада и заложившего основы для многого, что совершилось с тех пор в области тибетологии.

В завершение я хотел бы добавить замечания о системе транслитерации санскритских и тибетских терминов и имен. Я не использовал диакритических знаков в санскритских словах в самом тексте. Мне кажется, что они только создают помехи для читателя, не знающего, что с ними делать, а знающий санскрит в них не нуждается.

Тибетские слова всегда создают проблему при транслитерации. По всему тексту я привожу их только так, как они произносятся. Транслитерация (воспроизведение по буквам) используется только в примечаниях и словаре. Тибетский язык изобилует непроизносимыми префиксами, суффиксами, подписными и надписными буквами, и правила их произношения непостижимы. Например, Бло-бзанг-грагс-па произносится просто Ло-занг-тра-па, а бстанг-па как тен-па. Нечитаемые буквы только смущают непосвященного. Отметим также, что, когда буква «г» появляется в начале слога, я транслитерировал ее в тексте как «г», но в конце слога она обычно оглушается при произношении и транслитерируется как «к».

Глава I