Святые в истории. Жития святых в новом формате. IV–VII века

О его жизни, в особенности до событий, связанных с монофелитской полемикой, известно очень мало.

Примерно в 613 году Максим оставил общественную деятельность при дворце императора Ираклия и принял монашеский постриг в монастыре Хрисополя, города на азиатском побережье Босфорского пролива, напротив Константинополя (современный турецкий город Ускюдар).

Во время завоевания персами Малой Азии игумену монастыря Максиму с его верным учеником монахом Анастасием пришлось бежать. Считают, что какое-то время они жили на Крите и Кипре, а затем поселились в Западной Африке, в Карфагене. Скорее всего, в карфагенском монастыре Эвкратис, где подвизался и святой Софроний, избранный в 634 году патриархом Иерусалимским.

В этот период жизни Максим углубленно изучает творения Григория Нисского и так называемые «Ареопагитики», пишет собственные богословские творения. К одному из его ранних сочинений относят «Главы о любви» – оно состоит из коротких и емких афоризмов о том, что такое любовь человека к Богу.

«Блажен человек, который всякого равно любить может» («Главы о любви»).

Аскетический образ жизни, знание церковной истории, умение четко выражать свою позицию по самым, казалось бы, запутанным вопросам – все это принесло игумену Максиму большой авторитет в монашеской среде и в народе. В то время императоры, многие военачальники, знатные сановники имели «своих» монахов и старцев, у которых спрашивали совета перед началом больших дел, а то и требовали предсказаний. Но даже среди этих монахов игумен Максим считался человеком особенным – к его мнению все прислушивались, оно было очень весомым.

Собор Святой Софии, Константинополь (современный Стамбул, Турция).

Есть такие люди в каждом веке, которых принято называть совестью нации. Они могут очень редко появляться на людях, но при этом как будто всегда остаются у всех на виду.

В VII веке в Византии таким человеком был, несомненно, монах и писатель Максим Исповедник, который вовсе не принадлежал к высшей церковной иерархии и сознательно удалился из императорского дворца.

Авторитетное мнение игумена Максима потребовалось и тогда, когда ближе к середине VII века в церковной среде появилось новое учение – монофелитство.

Его идейным вдохновителем был константинопольский патриарх Сергий, духовный наставник императора Ираклия, человек во многом незаурядный. Это был большой патриот, вдохновлявший императора Ираклия на войну с персами, апофеозом которой стало возвращение из персидского плена в Иерусалим Животворящего Креста Господня. Поддержка патриарха Сергия была не только моральной. Накануне войны с персами все церкви Константинополя и окрестных земель сдали в казну свои сокровища и золотые украшения, которые были переплавлены в металл для чеканки монет для поддержки государства.

Патриарх Сергий соединял в одном лице и духовного иерарха, и крупного государственного деятеля. Ему давно хотелось примирить правоверных и монофизитов.

После Четвертого Вселенского собора, созванного в 451 году в Халкидоне, продолжалось постепенное разделение Церкви. На западе большинство церковных кафедр придерживались решений Четвертого Вселенского собора, на котором учение монофизитов было осуждено. Но в Сирии, Палестине и Египте учение монофизитов по-прежнему распространялось.

Ересь монофизитов признавала Христа настоящим Богом, но не признавала Его настоящим человеком, и это меняло всю сущность христианства.

«Бог вочеловечился, чтобы человек обожился», – говорил святитель Афанасий Великий – борец с арианами, и эти слова объясняли всю глубину богословского спора.

«Соединяет ли Он действительно Бога и человека или же между ними все та же пропасть и человек обречен на рабство греху, смерти и разделению?» – пишет об этом современный богослов Александр Шмеман.

Когда воевавший с персами император Ираклий пожелал во время остановки в Эдессе причаститься, то Эдесский митрополит Исаия отказал ему в принятии Святых Даров до тех пор, пока император не осудит Халкидонский собор и Томос римского папы Льва Великого – документ, в котором были изложены православные догматы.

В государственном уме патриарха Сергия родилась идея нового вероисповедования, которое, как ему казалось, должно было примирить монофизитов и диофизитов (халкидонитов).

Слово «монофизит» происходит от греческих слов «монос» (один) и «физис» (природа). Новое учение монофелитов, казалось бы, лишь немного корректировало заключенную в этом слове богословскую формулу. Монофелиты признавали две природы (божественную и человеческую) во Христе, но при этом говорили о единстве в Нем действия и воли: во Христе человеческая воля самостоятельно не проявлялась, но полностью поглощалась волей Божественной.

«Монофелиты опасались признать „естественную" жизнеспособность человеческого во Христе, смешивая ее с „независимостью", а потому человеческое оказывалось для них неизбежно пассивным», – объясняет скрытую опасность такого взгляда на христианское учение протоиерей Георгий Флоровский.

Сейчас, в век роботов и радиоуправляемых игрушек, нам легче увидеть абсурдность такого взгляда на природу Христа, но тогда эта идея увлекла многих. Это был некий, как пишут историки Церкви, «теплохладный компромисс», который в чем-то устраивал монофизитов и слишком уступчивых правоверных, которые находились под обаянием личности патриарха Сергия и стремились к перемирию.

Один из главных сторонников монофелитства – Колхидский митрополит Кир был назначен на Александрийскую кафедру, после чего стал активно распространять свои идеи в Египте.

Игумен Максим с самого начала однозначно не принял монофелитов. Их учение, выросшее в недрах императорского дворца ради государственных мирных целей, незаметно «урезало» личность Иисуса Христа.

«Как возможно, чтобы знали Христа, или чтобы Он давал себя знать как истинного Бога и человека, без Божеского и человеческого действия? Ведь лев, по учению отцов, потерявший способность рыкания, не есть лев, и пес – способность лаять, не есть пес, и все другое, потеряв то, что составляет его природу, не есть уже то, что было…» – выразит Максим свое мнение позднее, во время беседы в Константинополе («Диспут с Пирром»).

Противниками монофелитства стали иерусалимский патриарх Софроний, многие западные епископы. В письмах к патриарху Сергию и патриарху Киру патриарх Софроний умолял их отказаться от выражения «одно действие» как не православного.

Но патриарх Сергий действовал с присущей ему активностью, используя все государственные связи и влияние на императора Ираклия. Ему удалось привлечь на свою сторону и римского папу

Гонория, который увидел в монофелитстве некий примирительный компромисс.

Вскоре патриарх Сергий составил особый эдикт – Эктесис («Изложение веры»), под которым подписался император Ираклий и он сам. Таким образом, монофелитская ересь получила статус государственной доктрины.

В конце 638 года Эктесис был вывешен в Константинополе на стене храма Святой Софии для чтения народом и принятия всей Церковью.

После смерти императора Ираклия, патриарха Сергия и римского папы Гонория начался пересмотр Эктесиса, особенно на западе, и Максим Исповедник принял в этом процессе самое непосредственное участие. На протяжении последующих лет его позиция по отношению к монофелитству оставалась неизменной, и теперь у него появилась возможность публично ее озвучивать.

В 645 году он выступил на публичном диспуте против Пирра, бывшего константинопольского патриарха, одного из главных идеологов монофелитства. Запись этого спора является важным историческим свидетельством о монофелитской смуте. Монофелитство было осуждено несколькими церковными поместными соборами в Африке.

Вскоре игумен Максим переехал на запад, в Рим, где у него было больше единомышленников.