Труды

И каждому из нас Господь это говорит. Поэтому, когда мы произносим: Да приидет Царствие Твое, – вот о чем мы говорим: не о том, чтобы устроить приходскую общину, где бы не было сплетен и вражды, а о том, чтобы приходская община была бы такой глубины, широты и величия, чтобы Христос мог в ней жить как один из ее членов, светя, миротворя, преображая каждого из нас, чтобы каждый из нас вышел в мир и творил то же самое. И это мы можем творить по обетованию Христову – была бы вера, была бы готовность положить жизнь свою за други своя (Ин 15:13).

Вот что содержат слова: Да приидет Царствие Твое. Конечно, многое другое можно бы сказать, но хоть это мы могли бы запомнить. Если мы неспособны жить в такую меру, мы могли бы хоть стремиться к этому, знать, что это – наше призвание: начать с Царства внутри нас и распространить его на одного человека, на второго, на третьего и дальше.

Потом мы просим о том, чтобы воля Божия совершилась: Да будет воля Твоя. Воля Божия – спасение всех, и в этом отношении мы посланы ко всем. Воля Божия – наше спасение тоже. И когда люди говорят с притворным или неразумным смирением: «Я о себе молиться не могу; что я собой представляю перед Богом, чтобы Он меня спасал? Но конечно, я о других молюсь», – это очень печальная ошибка. Потому что Царство Божие никогда не будет полно, если хоть один из нас будет вне его. Мозаика состоит из множества маленьких камешков, некоторые из них ничего как будто и не представляют, они и не золото, и не цвет. А вынь один из этих камешков – и постепенно мозаика начнет разрушаться и вся рассыплется. Таково Царство Божие: спасение всех.

Мы должны бороться за себя, за свое спасение, потому что Господь отдал Свою жизнь за каждого из нас, без исключения: не только за моего ближнего, но и за меня. И если я это понимаю, то я должен всей своей благодарностью отозваться на Божию любовь ко мне и эту любовь распространять дальше. Воля Божия так ясно раскрыта нам в Священном Писании, так ясно раскрыта в личности Христа, так ясно раскрывается в личности святых. Я не говорю – в конкретном их житии, которое, может быть, нам и не по плечу, и не по обстоятельствам, но в том, что они собой представляли, как они стояли перед Богом, перед своей совестью, перед людьми, как бережно они относились ко всему, что их окружало. Святой Исаак Сирин говорит: не может молиться чистым сердцем тот, кто не примирится с Богом, со своей совестью, со своими ближними и даже с предметами, которыми он пользуется, – потому что они все Божии. Весь этот материальный мир создан Божественной любовью. Это не мертвый мир, это мир, из которого Господь совершает чудеса: хлеб делается Телом Христовым, вино делается Кровью Христовой, вода делается купелью возрождения и так далее. Все призвано быть пронизанным Богом, когда придет конец времен и Бог будет все во всем (1 Кор 15:28).

Воля Божия в том именно, чтобы мы так заботливо относились ко всему. И когда мы говорим: Да будет воля Твоя, мы часто это произносим как бы в защиту себе. Мы просим о чем-то и заканчиваем молитву – «однако да будет Твоя воля», то есть: если Ты со мной не можешь согласиться, ну, так и быть, поступи по-Своему. Нет! Не о том мы просим! Наша устремленность, наша мечта и воля должны быть в том, чтобы наша воля и воля Божия стали одно, чтобы одно проникло в другое.

Есть смелое место у одного духовного писателя, кажется Марка Подвижника, где он говорит: если и Бог станет перед Тобой и скажет: сделай то или другое – и твое сердце не может ответить «Аминь!» – не делай этого, потому что Богу не нужен твой поступок, Ему нужно твое сердце.

Вот о чем мы должны думать и как переживать слова молитвы: Да будет воля Твоя. Да! Пусть она будет и во мне! Пусть так соединится моя воля с Твоей, чтобы, когда Ты что-нибудь желаешь, это было бы и моим желанием, чтобы не было противоречия, столкновения или расхождения между нашими волями, чтобы Твоя воля и моя были как гармония между двумя музыкальными нотами, чтобы было единство между Твоей волей и моей. И это задача, которую мы должны решать, читая, вчитываясь в Священное Писание, вчитываясь в то, что Христос явил в Себе и сказал о том, каков настоящий человек.

И тогда мы можем вырасти в эту меру.

Зов Божий и путь спасения {216}

С каждым годом мне представляется все более трудным сказать на наших говениях что-то новое: мы столько лет живем одной, общей церковной жизнью, столько лет делимся чувствами и мыслями, столько лет слышим те же евангельские чтения и врастаем в них вместе, что, кажется, я могу лишь повторять то, что столько раз говорилось.

А вместе с тем, если задуматься, какой плод мы принесли за годы нашей жизни оттого, что слышали слова Самого Бога, ставшего Человеком, то приходится признать: нет, надо вновь и вновь говорить то же и о том же! И говорить надо, и особенно надо принять в собственное сердце, что Господь зовет, молит, убеждает, требует – а мы остаемся такими бесчувственными и глухими. Мы привыкли даже к таким страшным вещам, как повесть о распятии Христовом; когда мы ее слышим, в глубине души что-то нам говорит: да, но Он воскрес! – и поэтому ужас этого события, темнота страшной ночи Великой пятницы еле-еле доходят до нашего сознания, до нашего чувства.

Когда я говорю «нас», я именно думаю о всех нас и о себе в первую очередь. Когда я впервые читал Евангелие, я был до глубины души, до самых недр своего существа потрясен, казалось: теперь, когда я это знаю, вся жизнь должна стать иной, жить, как все живут, невозможно! И оглядываясь на свою жизнь, я с болью сознаю, что хоть чувство это не потухло, но жизнь не изменилась в такой абсолютной мере, в какой она могла и должна была бы измениться.

Евангельские события часто кажутся нам далекими, почти призрачными, а вместе с тем они обращены к каждому из нас в каждое мгновение. Мы ищем в Евангелии утешения, подбодрения – и проходим мимо строгости, непреклонности евангельского слова, того, как нас призывает Господь. Сейчас мы находимся перед Рождеством Христовым. Какой могла бы и должна бы быть для нас радость, что Бог так возлюбил мир, что вошел в этот мир, воплотился, так возлюбил человечество, что стал одним из нас! Но раз Он стал одним из нас, мы должны бы быть на Него так похожи! Должны бы всем существом стремиться, чтобы Ему не было стыдно, больно от того, что Он нам сродни, свой. Когда в семье есть человек, которого мы почитаем, на кого дивимся – он такой чудный, что хотелось бы преклониться перед ним, – как мы стараемся его не осрамить перед лицом окружающих людей! И даже не перед окружающими – мы стараемся, чтобы ему самому не было стыдно, что мы не похожи на него, не стремимся к тому же, к чему стремится он, и что высокий идеал, красота, смысл, которыми он живет, нам безразличны.

Наверное, каждый из нас знает, как больно бывает, когда что-то нас глубоко трогает, волнует и мы своему близкому другу расскажем об этом, а он пожмет плечами, потому что ему это просто неинтересно, ему до этого дела нет, – и переведет разговор на другую тему. Тема Христа – Его любовь к нам, любовь Божия к нам, любовь Божия, обращенная к каждому из нас. Эта тема – то, ради чего Он стал человеком, и ради чего Он все претерпел безмолвно, и ради чего Он умер, говоря: Прости им, Отче, они не знают, что творят… И перед лицом этого мы живем, как будто ничего из этого никогда не случалось, как будто не было Воплощения, как будто и не раскрылась перед нами Божия крестная любовь. Мы словно говорим Ему: нам это неинтересно, у нас другие заботы, свои, нас интересует наша земная жизнь, какая она есть, мы к ней привязаны, не говори нам о том, что она может разверзнуться и охватить и небо, и землю, и вечность и что имя ей должно быть – «любовь». Причем любовь не такая, которая на мне или во мне сосредоточена, а любовь просторная, способная охватить все более широкие круги людей, событий, вещей.