Святые в истории. Жития святых в новом формате. XII–XV века

Богословские прения проходили в 1355 году в Константинополе, во дворце, в присутствии императора, его семейства, великого логофета, папского легата Павла Смирнского, чиновников и многих ученых-богословов.

Сохранившееся «Краткое изложение диспута Факрасиса Протостратора… который состоялся в палатах перед лицом императора», дает нам представление о том, как происходили такие собрания.

В своем сочинении Факрасис дал противникам спора нарицательные имена: Фессалоникиец (Григорий Палама) и Философ (Никифор Григора), что еще больше подчеркивает характер азартного единоборства.

Сам Факрасис был «паламитом», но в описании хода дискуссии старался соблюдать объективность «арбитра».

Диспут начался с того, что Никифор Григора попросил императора сжечь томос недавнего церковного Собора, на котором, как сторонник Акиндина, он тоже был предан анафеме. Но император не согласился так быстро решить дело и, как пишет Факрасис, возразил: «…Тогда я не присутствовал и соглашаюсь выслушать вас, дабы и самому уяснить, в чем же дело».

Противники начали очередной спор о Божественном свете.

Фессалоникиец утверждал, что этот свет есть благодать, слава, озарение, Божественная энергия, которая доступна всем, кто очистит свое сердце силой Иисусовой молитвы. «Ибо благочестие состоит не в речениях и не просто в писаниях, но в делах наших, согласно богословам, за которых я и прежде, и ныне сражаюсь», – передает Факрасис его слова в ходе диспута.

Философ, человек начитанный и изощренного ума, ему возражал, заглядывая в свою дощечку для записей, где были выписаны подходящие цитаты. «Нетварно все, что принадлежит Богу: вечность, простота, неизменность, Божественное промышление, воля и тому подобное…» – говорил Фессалоникиец, и многие присутствующие в зале разделяли его веру.

Видя, что «паламиты» близки к победе, противники пошли в наступление. «Сторонники Философа принялись скорее шуметь, чем отвечать Фессалоникийцу, и не получилось ничего, кроме перепалки. Их сдерживали начальники и сам император, говоря: „Только лишь этим двоим дозволено беседовать друг с другом"», – рассказывает Факрасис.

Сам Никифор Григора тоже оставил описание этого диспута и в своей «Истории ромеев» рассказывает о его ходе совершенно иначе. Григора пишет, что его совершенно неожиданно вызвали во дворец, и он не успел подготовиться (тогда откуда в его руках взялись таблички с выписками?), и вообще в тот день у него был приступ мигрени, он был не в форме… И это вовсе не его сторонники, а ученики Паламы шумели в зале и мешали ему говорить.

Теперь мы, конечно, уже не узнаем всех подробностей, зато известен результат: в ходе исихастских споров Григорий Палама одержал победу. «Человек, благодаря своему видению Бога, без всякого телесного экстаза может быть возведен до уровня личности, которая может говорить с Богом и может стать другом и соработником Бога» – такое мнение Григория Паламы, выраженное в одном из его сочинений, во многом определило дальнейшую историю Православной Церкви.

После третьего диспута Палама снова вернулся в Фессалоники и погрузился в дела своей паствы.

Во время междоусобной войны между Кантакузеном и императором Иоанном Палеологом в 1354 году Паламу, как признанного защитника благочестия, попросили выступить посредником в мирных переговорах.

Григорий Палама отправился в Константинополь, но во время плавания корабль, на борту которого он находился, захватили пираты. Почти год турки держали епископа Фессалоникийского в плену, пока не получили выкуп. По некоторым сведениям, все это время Григорий Палама убеждал мусульман обратиться в христианство.

Ко всем своим болезням и немощам Григорий Палама относился спокойно, с мудрым смирением. «Тем, что человек переносит страдания, связанные с болезнью, он как бы уплачивает долг за соделанные грехи», – говорится в одной из его омилий.

Святитель Григорий Палама умер 14 ноября 1357 года (долгое время общепринятой была дата смерти 1359 год).

Последние слова его были: «К высотам!»

Преподобный Сергий Радонежский

(† 1392)

Преподобный Сергий Радонежский. Икона. Россия. XVI–XVII вв.

В «Житии Преподобного Сергия Радонежского», написанном Епифанием Премудрым, есть рассказ о некоем греческом епископе, приехавшем из Константинополя в Москву. В Византии этот епископ был наслышан о русском монахе-молитвеннике Сергии, но не поверил всем этим рассказам, подумав: «Разве может явиться такой светильник веры в этой стране, особенно в наше последнее время?»

Грек захотел своими глазами увидеть Сергия Радонежского и отправился в монастырь. Приблизившись к Троицкой обители, он почувствовал страх и какое-то смятение, а когда вошел в монастырскую ограду и взглянул на святого, то внезапно ослеп. Преподобный Сергий взял греческого епископа за руку, привел в свою келью, а там принял исповедь и исцелил от слепоты.

Эту историю можно воспринимать и как некую притчу о встрече любопытного, «внешнего» человека с монахом-исихастом. Невыносим, невместим оказался для греческого епископа тот Божественный свет, о котором в то время спорила вся Византия. Одно дело – рассуждать о природе этого света на диспутах и совсем другое – реально соприкоснуться с его силой.

Преподобный Сергий сказал тогда греческому епископу: «Вам, премудрым учителям, подобает учить нас, как должно поступать, – не высокомудрствовать, не превозноситься над смиренными. Ты же что полезного принес нам, неученым невеждам? Ты пришел, чтобы искушать наше неразумие, но Праведный Судия все видит». Эти слова укора на удивление близки тому, что звучало во время богословских споров в Константинополе. Греческий монах-исихаст Григорий Палама говорил о том же: «Внешняя мудрость, противопоставив себя мудрости Бога, стала глупостью».

Епископ из Византии был ослеплен как бы собственной гордостью и превозношением, как он думал, над малообразованными, живущими в дремучих лесах русскими монахами-исихастами, в чем признался на исповеди в избушке Сергия. Как говорится в житии, он исповедовал игумену «свое неверие, называя себя окаянным, сбившимся с правого пути».

Удостоившись подобающих его сану почестей и получив пользу от встречи с Преподобным Сергием, епископ отправился в обратный путь. И наверняка, рассказывал другим, как встретил в далекой Руси, «в наше последнее время», в монастыре Святой Троицы человека ослепительно чистой веры.

В начале мая 1314 года в селе Варницы, что неподалеку от Ростова, у ростовских бояр Кирилла и Марии родился сын, названный Варфоломеем.

С самых первых дней младенец рос не таким, как его старший брат Стефан, а затем и младший Петр, многое в этом ребенке было необычного. И то, что новорожденный отказывался от груди по средам и пятницам, и знамения в храме, а позднее – необычайная для малого дитяти серьезность и умение часами, с большим вниманием, стоять на церковных службах.

Вот только грамота Варфоломею почему-то никак не давалась, хотя ее без особого труда освоили его братья Стефан и даже младший Петр.

Как-то отец послал Варфоломея искать лошадей, и мальчик встретил на поле монаха, «некого черноризца, старца святого и чудного, саном пресвитера». Священник стоял под дубом и сосредоточенно молился. Варфоломей подошел к нему и пожаловался на свои неудачи в учебе, попросив, чтобы старец тоже за него помолился, а потом пригласил к себе домой в гости. «Родители мои очень любят таких, как ты, отче», – сказал незнакомому священнику отрок.

Придя в село, старец первым делом зашел в часовню и стал петь часы, а Варфоломею велел по книге читать псалом. Тот удивился – в школе у него это никогда не получалось. Но теперь, вместе со священником, Варфоломей начал петь легко и стройно, его вдруг озарило, как складывать буквы в слоги и слова. С этого времени он стал понимать, что написано в любой книге, и полюбил чтение.