Письма

Что же говорит он? «Является в то время Иисус, Муж мудрый, если только надлежит назвать Его Мужем; потому что Он совершал дела удивительные, был учителем людей, охотно принимающих истинное. Он привлек к себе многих Иудеев, многих и из еллинства. Он был Христос. И когда Пилат, по обвинению первенствующих между нами мужей, осудил Его на крест, возлюбившие Его с самого начала не перестали любить Его. Ибо на третий день Он снова явился живым, как Божественные Пророки изрекли о Нем — и это, и тысячи иных чудных вещей. Общество же христиан, от Него получивших имя, не оскудело и доныне».

А я крайне удивляюсь правдолюбию Иосифа во многом, особливо же в сказанном: «Учитель людей, охотно принимающих истинное». Ибо некоторые по не сравнимой ни с чем беспечности (а таковы были и неверовавшие Иудеи) отвергают иное, весьма ясное и Божественное, и произносят приговор по причине собственной своей беспечности, а не по неясности самых дел. Если и враги не осмелились воспротивиться истине, кто не поверит тому, что яснее солнца?

128. Павлу.

О том, что людям, придерживающимся правых догматов, надлежит и жизнь проводить соответствующую учению.

Если еретиков, Еллинов и Иудеев мы побеждаем правотою догматов, то справедливость требует побеждать нам их и делами, чтобы они, побеждаемые в одном, не почли себя победителями в другом, и чтобы отрекшиеся от веры не стали выставлять нам на вид нашу жизнь, а также не могли сказать нам: «Вы, погрешающие в явном, почему требуете, чтобы вам поверили мы в неявном?»

Ибо если благочестие есть самое первоначальное и главнейшее дело, то оно имеет потребность и в правом образе жизни, чтобы добрая о нас слава достигла самого верха совершенства. Сие подтверждает и Божественное Писание, говоря: вера без дел мертва есть (Иак.2:26). Поэтому всеми силами побудим себя к строгому образу жития, чтобы, побеждая во всем, даже и молча заграждать нам уста сопротивникам, осмеливающимся говорить.

129. Комиту Ермину.

На слова: внемлите милостыни вашея не творити пред человеки, да видими будете (Мф.6:1).

Поскольку писал ты: «Возможно ли подающему милостыню не быть видимым?» — то ответствую, что Христос испытывает теперь намерение подающего. Поскольку, кому человек желает угодить, от тех и хочет получить себе похвалу, а вознамерившийся угодить Богу, хочет от Него получить похвалу, то и сказал сие Христос. Не всякий из тех, чью милостыню увидели, для того непременно и делает, чтобы это увидели, но только тот, кто желает похвал и для сего разглашает тайну. Хотя дело и не может укрыться, но подающий милостыню не должен сего выказывать, ибо так поступающий и тех, кто принимает милостыню, позорит, и сам себе провозглашает награду и похвалу.

130. Чтецу Палладию.

О различных образах, в которых Премудрый олицетворяет премудрость.

Поскольку спрашивал ты, по какой причине образы принимаются не во всех чертах, то отвечаю: по той, что они должны быть подобиями, а не тождеством. И оставив прочее, попытаюсь, насколько можно, объяснить сказанное.

Некто муж мудрый, разумею сына Сирахова, описавшего нам оную премудрость, не нашел возможности уподобить ее чему–то одному, не нашел ей олицетворения в каком–то одном растении. Но, чтобы представить ее красоту, высоту, благоухание и прочие качества премудрости, Премудрый перебрал, по возможности, все растения. От каждого он взял сообразное и наиболее приличествующее для ее изображения, и описал ее людям, от одного растения заимствуя красоту, от другого — высоту, от третьего — благоухание. И, как бы заключив в некую сокровищницу не все, что есть в растениях, но одно то, что требовалось для изображения, дал нам способ представить в уме нечто, достойное премудрости. А чтобы не показалось, будто бы я скрытно делаю тебе упреки в невежестве, не привел я самых изречений, которые, вероятно, у тебя под руками.

131. Зосиме.

О пришествии Божием.

Врачевство грехов человеческих — пришествие во плоти Сына Божия — устрашило всех: и людей и демонов. Одних — уверив в том, что дана пощада человеческому естеству, как соединенному с Богом, а других — принудив воздержаться от злоухищрения против человеков, ибо естество сие сделалось уже безгрешным.

Но тебя все сие не смягчило и не заставило устрашиться, и не научило уцеломудриться. Посему, если ты человек, да вразумит тебя первое; а если демон, то второе да научит прекраснейшего естества не употреблять во зло ради угождения страстям. Ибо пойдешь на Суд дать отчет во всем этом и за продолжительную бесчувственность понести продолжительную казнь.

132. Епископу Алфию.

О Сеннахириме.

Поскольку Сеннахирим угрожал Езекии тем, что выше человеческого естества и человеческих сил, то и познал посему ничтожество собственной своей немощи. Ибо, понадеявшись при первом нападении набегом взять Иерусалим и, без войны и битвы потеряв почти все войско, признал для себя вожделенным спастись одному. Но, убежав домой, был умерщвлен своими домашними, чтобы и немощь свою познать, и, вместе с тем, не избежать наказания.

133. Антиоху.

В телах соки от преизбытка портятся, ибо, когда составные начала выступают из своих пределов, доходят до излишества и превышают меру, — тогда приключаются болезни и жестокая смерть, — так бывает и с душами. Если после целомудренной жизни впадем в гнев, то бываем и кичливы, и раболепны. И первое делает нас ненавистными, а последнее — смешными; потому что, смешав в себе два противоположные порока — безрассудство и лесть — возбуждаем к себе ненависть и подвергаемся осмеянию.

Когда же отсечем избыток страсти, тогда будем и в точности смиренны, и безопасно высоки. Ибо таково наше любомудрие: в одной душе она соединяет и смиренномудрие, и высоту; смиренномудрие — чтобы ни пред кем не превозноситься, а высоту — чтобы не иметь готовности кому–либо льстить.

134. Епископам Ермогену, Лампетию и Леонтию.

Зосима, Евстафий и Марон — люди, которые и сами не приобрели ничего доброго, и не научились тому из самых обстоятельств, и не принимают совета других, но впали в явную погибель. И хотя вы считаете излишним и рассуждать с ними об обязанностях, однако же справедливо будет помолиться о них Богу, чем, может быть, извлечете их из глубины порока. Ибо, как известно, это Божие дело.

135. Павлу.

Если богатство, красота, сила, слава, владычество и все мнимые блага скоро увядают и рассеваются, как дым, то кто будет столь неразумен, чтобы что–либо одно из сказанного считать великим и признавать для себя честью? Ибо если и тот, кто имеет все в совокупности, иногда и при жизни, непременно же по смерти, оставляет это и лишается всего, то не имеющий всего в совокупности (всему и быть у одного человека невозможно) не подвергается ли осмеянию, хвалясь тенями, сновидениями и неясными призраками?

136. Пресвитеру Зосиме.

Самым делом, наилучший, надлежит убеждать слушателей в том, что есть царствие небесное, и услышавших обращать к вожделению оного. Убеждаются же слушатели, когда видят, что учитель делает дела, достойные царствия. А если тот, кто, подобно тебе, делает дела, достойные осуждения, станет любомудрствовать о царствии, то как ему убедить слушателей? Ибо поступает он подобно человеку, который убеждает возлюбить какую–то вещь тех, кого убедил в том, что этой вещи и не существует.

137. Комиту Домитию.

Не смерть на брани есть поражение, премудрейший, но если кто убоится неприятеля и бросит щит. А если вожделевающего доблестных подвигов подвело тело, по закону включают его в число победителей. Ибо и те, кто распоряжается игрищами борцов, умерших во время самого состязания предпочитают оставшимся в живых.

А если это действительно так, то по какой причине почитаешь мучеников побежденными только потому, что они умерли, и не провозглашаешь скорее их за то победителями? Цель этой борьбы — не сохранить тело, которое, когда по видимости и живет, умерщвлено, но не погубить славу добродетели.