Иисус Христос – величайшее чудо истории. Опровержение ложных теорий о личности Иисуса Христа и собра

Это изумительнейшие, самые необыкновенные притязания, которые когда-нибудь были сделаны. И Христос, отличнейший и смиреннейший из всех людей, постоянно и настойчиво повторяет их перед целым миром, даже в самый мрачный час Своих страданий. Он выражает их не высокомерным языком, которым всегда почти необходимо говорит ложная претензия, напротив, Он выражается естественно, как совершенно понимающий Сам Себя, как законный наследник говорил бы о происхождении и проявлении царского достоинства во дворце своего отца. Он никогда не оправдывает Своих притязаний и никогда не находит нужным объяснять их. Эти притязания являются у Христа как ясные сами по себе истины, которые высказываются собственно ради того, чтобы человечество поверило и подчинилось им.

Теперь представим себе на мгновение одного из чисто человеческих учителей, – будь он и велик и знаменит, представим себе, например, Моисея или Илию, Иоанна Крестителя или одного из апостолов: Павла или Иоанна, – не говорим уже о ком-нибудь из отцов Церкви, схоластике или реформаторе, – пусть он скажет: «я свет мира», «я путь, истина и жизнь»; «я и Отец – одно»; пусть он обратится к людям с таким воззванием: «следуйте за мною, подражайте мне, вы найдете жизнь и мир, чего в противном случае вы нигде не найдете». Не возбудило ли бы это общего чувства сожаления или негодования? Ни один человек на земле не может даже попытаться высказать ни малейшего из всех этих притязаний без того, чтобы тотчас не быть признанным за сумасшедшего или богохульника 69).

Но выходя из уст Христа, эти колоссальные притязания не возбуждают сожаления, не возбуждают даже простого чувства чего-нибудь неестественного и неприличного. Мы читаем и слышим их каждый раз безо всякого изумления 70). Они являются нам вполне естественными и достаточно подкрепленными в высшей степени необыкновеннейшей жизнью и необыкновеннейшими делами. Тут не находит себе места даже тень подозрения в тщеславии, гордости или самообольщении. Целые восемнадцать столетий миллионы людей всех наций и языков, всех классов и состояний, людей ученейших и могущественнейших, так же как и самых невежественных и самых низких, инстинктивным чувством признают, что Христос истинно был тем, чем Он выражал притязание быть.

Не есть ли это в высшей степени замечательный факт? Не есть ли это победоносное оправдание характера Христова и неопровержимое доказательство истинности Его свидетельства? И можем ли мы отвергать истину и не признавать Божества Христова, не разрушая истинности Его и не уничтожая в самом основании нравственной благости и чистоты Христовой, которые признаются вообще даже еретиками и неверующими? Если Он мудрейший, лучший, святейший из всех людей, величайший учитель и благодетель нашего рода, и, будучи признан таким общим голосом цивилизованного мира, Сам объявляет Себя единым с Отцом и по Своей воле и хотению, по существу и свойствам отождествляется с Вечным Богом в таком объеме и в таком смысле, каких ни один человек, Ангел или Архангел ни на одно мгновение не могут приписать себе, не рискуя быть признанными за богохульников или безумцев; если Он принимает божественное поклонение от Своих Собственных искренних учеников; то как можем мы, оставаясь разумными, отвечая на самые глубокие нравственные и религиозные инстинкты нашего сознания, как можем мы не повергнуться перед Ним с благоговением и вместе со святым Фомой, этим представителем честного, ищущего и любящего истину скептика между апостолами, из глубины нашей души не воскликнуть: Господь мой и Бог мой!?

Это есть testimonium animae naturaliter christianae, говоря знаменитыми словами Тертуллиана. Это есть свидетельство души, христианки по природе, души, которая сотворена для Христа и которая страстно жаждет Его, и ничто истинное, доброе и прекрасное не удовлетворяет ее бесконечному желанию до тех пор, пока, наконец, не уверует во Христа, – в этот путь, в эту истину и жизнь вочеловечившегося Бога в Его собственном и нераздельном лице.

Разбор ложных теорий

Итак, единственное удовлетворительное разрешение великой проблемы о личности Христа заключается в свидетельстве Христа о Самом Себе и в свидетельстве о Нем человеческой души-христианки; тут, говорим, заключается единственно удовлетворительное разрешение, которого не могут изобрести ни человеческая ученость, ни человеческое остроумие; и другого разрешения нет.

Во всех теориях о личности Христа неверующих или полуверующих сверхъестественное чудо, которого они хотят избегнуть, заменяется неестественным дивом. Допустить, что свидетельство Христа о Себе в том смысле, в каком принимает и понимает его общее верование христиан, ложно, – значило бы допустить не только большее чудо, чем чудо свидетельствуемой им истины, но значило бы допустить нравственную чудовищность и абсурд. Юм в своем знаменитом сочинении о чудесах говорит: «Если кто-нибудь расскажет мне, что он видел умершего человека снова оживленным, то я тотчас рассуждаю с самим собою: вероятнее, что или это лицо хочет обмануть, или оно само обмануто, или что факт, о котором оно рассказывает, должен был действительно случиться. Я взвешиваю это чудо против другого чуда и, смотря по тому, на какую сторону склоняются весы, высказываю свое решение, и всегда отвергаю большее чудо, т. е. признаю всегда меньшее чудо. Если бы неверность свидетельства была удивительнее самого события, о котором рассказывается, тогда, и не прежде как тогда, могут требовать от меня веры в него». Мы не боимся употребить этот образчик сомнения и можем в настоящем случае обратить его против Юма и против каждого скептика в рассуждении о лице Христа – этом великом чуде.

Мы подвергнем тщательнейшему исследованию различные попытки унитариев, рационалистов и пантеистов объяснить характер Христа – не допуская в Нем Божества.

Полуневерие древних социниан и новейших унитариев отличается поразительной непоследовательностью. Допуская беспорочное совершенство характера Христова и принимая достоверность Евангельской истории, за исключением чудес, и в то же время отвергая присутствие Божества во Христе, унитарии должны или обвинить Его за такие ненормальные, преувеличенные мечтания, что окончательно уничтожает всякое дальнейшее признание в Его характере нравственного совершенства, или должны ослабить и извратить свидетельство Христа о Его отношении к Богу до такой степени, что оно сделается абсолютно непримиримым ни с правилами грамматики, ни с требованиями здравого, трезвого толкования.

Доктор В.Е. Ханнинг, даровитейший защитник новейшего унитарианизма, предпочитает за лучшее обойти трудности, которых он не в состоянии разрешить. В своем известном трактате «О характере Христа», оправдывая и защищая Христа как дивного, самого чистого в необычайного человека, он рассуждает почти так же хорошо, как какой-нибудь православный богослов; но останавливается на половине дороги и умалчивает обо всех тех необыкновенных изречениях Иисуса, которые по чисто гуманистскому и социнианскому принципам необъяснимы. Он достигает иногда даже порога истинной веры, как это можно видеть из следующего достопримечательного места, которое мы считаем себя вправе процитировать, против его собственной системы: «Я признаюсь, – говорит Ханнинг, – что если бы был в состояния освободиться от мертвящей силы привычки и допустил бы подействовать на себя полному значению следующих, например, мест: придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я дам вам покой; Я пришел взыскать и спасти погибшее; всякого, кто исповедает Меня пред людьми, исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отречется от того и Сын человеческий, когда придет в славе Отца Своего, и святые Ангелы с Ним… В доме Моего Отца много обителей; Я иду туда, чтобы приготовить вам место, – я говорю, если мне удастся живо представить перед своей душой могущественное содержание этих мест, то я чувствую, что прислушиваюсь к такому существу, которого никогда, ни прежде, ни после, не было, и которое никогда на человеческом языке так не говорило… Священный трепет обнимает меня при чувстве величия, какое выражается в этих простых словах, и когда это величие я привожу в связь с доказательствами чудес Христовых, как я сделал в прежде появившемся своем трактате, тогда я вынужден воскликнуть вместе с сотником: «воистинну этот был Сын Божий» 71).