Евангелие в памятниках иконографии

163 Формы крестов

Липсиус [2160] и Гретцер [2161], основываясь главным образом на словах Григория Турского [2162], отвечают утвердительно; Цестерман [2163] не считает свидетельство этого автора надежным показателем древней практики распятия и потому не решается высказаться прямо в ту или другую сторону; И. Космин [2164] и Фульда отвечают отрицательно; последний полагает, что подножие могло быть целесообразным при распятии лишь короткое время, пока Распятый был еще в силе; затем, когда колени Его ослабевали, вся тяжесть тела должна была поддерживаться одними пригвожденными руками [2165]. Штокбауэр [2166], подобно Цестерману, не находит древних указаний на подножие. Шонермарк думает, что подножие в изображениях распятия имеет то же самое значение, что и в других изображениях Спасителя и вообще великих людей, и означает согласно византийскому церемониалу величие, достоинство изображаемого лица [2167]. Как бы то ни было, остается несомненным фактом общая уверенность византийских художников в его существовании. Она не только повторяется во всех византийских и русских изображениях распятия [2168], но и признается необходимым, достойным поклонения [2169] атрибутом креста, пророчественно предвозвещенным в Ветхом завете: миниатюристы псалтырей барбериновой, ОЛДП [2170] и угличской изображают поклонение «подножию креста» [2171] при словах псалма CXXXI, 7: «поклонимся на место, иде же стоясте нозе Его». Подножие это не то, что sedile — отрог креста, на который сажали распятого и который, по свидетельству Иустина Мученика [2172] и Иринея Лионского [2173], имел место при распятии Христа, но которого нет ни на одном памятнике христианской иконографии. На крестах русских косая балка по своей форме, по-видимому, близко подходит к sedile; однако она есть не что иное, как видоизмененная форма древневизантийского подножия креста, удержавшая свое первоначальное место. Видоизменение формы совершилось постепенно в период времени от IX до XI в. Во фресках Киево-Софийского собора кубическое древнее подножие уже превращено в широкую доску, как и следовало ожидать от художника, мало знакомого с линейной перспективой; во фресках нередицких уже трудно узнать первоначальное назначение подножия: широкая доска удлинена и поставлена наискось. Быть может, русский иконописец таким поворотом доски хотел указать, что тело Христа, равно как и голова, склонены были на правую сторону; или же здесь мы имеем дело с простым неуменьем изобразить надлежащим образом подножие… Форма эта полюбилась русским иконописцам, которые и стали повторять ее с замечательной последовательностью, а русские книжные люди под влиянием тенденциозной наклонности к символическим толкованиям придали ей высшее значение. «Вопрос: чесо ради у креста Христова подножек пишут десную страну подымшуся, а шуюю поникшу, да и главу Христос приклони на десно. Ответ: того ради Христос облегчи десную ногу, и подъяся кверху подножек, да отдаст грехи верующим Ему и во второе пришествие вознесутся горе во сретение Ему; а шуюю ногу того ради обнизи подножек, да неверующие Ему отягчают и снидут во ад.

164 Форма подножия и креста

Главу преклони на десно, да приклонит вся языки веровати и поклонятся Ему·) [2174]. Символика эта не захватывает первоначального возникновения «подножия» и должна быть отнесена к объяснениям post factum. Никаких указаний на нее в древнейших памятниках письменности, как уже замечено св. Димитрием Ростовским [2175], нет, а памятники вещественные свидетельствуют, что до XII в. она была невозможна по отсутствию объекта для нее. Названная символика явилась в письменности не ранее XVI–XVII вв.

В древнейших памятниках распятия (двери Саб.; сир. Ев.) нет доски для надписи вверху креста, хотя ее существование при распятии Спасителя предполагается в рассказе Евангелия об этом событии (Мф. XXVII, 37; Мк. XV, 26; Лк. XXIII, 38; Ин. XIX, 19), а при распятии преступников вообще доказывается свидетельствами древности [2176]. В первый раз встречаем ее на кресте монцском; в памятниках последующего времени восточных и западных она обычна; но ни ее положение на кресте, ни мелочные видоизменения в ее форме не имеют той важности, какую представляют соединяемые с ней надписи. Древнейшей формулой надписи на дщице следует признать ИС ХС [2177]: ее встречаем на крестах монцском и датском; она повторяется и на позднейших памятниках греческих и русских до XVI в. включительно, как видно, например, из надписи на таблетке ярославского Спасопреображенского монастыря. Не позднее XII в. появляется надпись ΒΑΣΙΛΕΥΣ ΤΗΣ ΔΟΗΗΣ (парижск. аворий). Надпись латинская полная и сокращенная J. Ν. R. J. впервые появляется на Западе, хотя сами эти памятники и носят на себе ясные следы Византии; таковы мозаики папы Иоанна VII [2178] в Монреале и фреска в церкви Урбана [2179]. В неполном виде она находится на британском авории; в более полном на фреске в катакомбах Валентина (Jesus rex iudeorum) [2180] и на крестах Ромула (EGO SUM IIIC NAZARENUS REX IUDEORUM) и Лотаря (HIC EST HI(ESUS) C(HRISTUS) NAZARENUS REX IUDEORUM. Она встречается также в западных миниатюрах X–XII вв. в лекционарии брюссельском и миссале парижском [2181]; а в периоды готики и Возрождения надпись J. N. R. J. становится обычной [2182]. В памятниках греческих латинская надпись появляется не ранее XVII в.; и первый из известных нам памятников этого рода представляют стенописи Афоноиверского собора. Ее рекомендует и подлинник Дидрона. Впрочем, и в это позднее время греки воздерживались от латинского титла, заменяя его сходным греческим I. N. В. I.; как это можно видеть, например, в подлиннике Константинида, на иконе XVII–XVIII вв., писанной неким Феодором и изданной Аженкуром [2183], и на иконе 1771 г. в музее С.-Петербургского археологического общества [2184]. В памятниках русских XVII в. надпись эта обычно изображается в виде славянских монограмм I. Н. Ц. I. (крест патр. Никона, царя Феодора Алекс. [2185]; сийское Евангелие и проч.). Встречаются в XVIII–XIX вв. в России распятия и с латинским титлом без перевода. Как четыре монограммы греческие и латинские у греков, так славянские и латинские у нас явились под воздействием западной формы изображения титла. Ввиду этого бракоборческий протест против надписи I. Н. Ц. I., выраженный в епистолии инока Асафа к К. Голубову «правоверные люди в русской земле от лет князя Владимира и до нас так содержали крест без надписи таковой» [2186], несостоятельный с точки зрения догматической, отражает в себе древнерусское иконографическое предание. В старообрядческих изображениях «истинного креста и распятия», находящихся в лицевых тетрадках [2187], надпись эта также не показана.