Но кому уподоблю род сей?

Есть, правда, и еще одно решение — признать свое фиаско в представлении о тайном учении. Но тут-то мы и обратим наше поражение в победу. Решение данной загадки таково: Иисус не говорил тайно ничего такого, что не было бы Им сказано и явно миру. Другое дело, что «те внешние» все понимали так, что своими глазами смотрели и не видели, своими ушами слушали и не разумели, им все было в притчах. Другие же знали, что за сказанным Им сокрыты тайны Царствия Божия. Иисус и продолжает потому: «Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил.» (Ин 18:21). В чем же наша победа? — Да в том, что все тайны суть в Писании. Хоть и в притчах, но они целы, не утеряны!

Подводя некий промежуточный итог в вопросе тайного языка, в вопросе о тайном учении Христа, мы хотели бы привести еще несколько выдержек из Нового Завета, говорящих о том, что есть не надежда, но уверенность, что эзотерическое учение Христа не исчезло, не потерялось, ибо, как говорил Иисус: «Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут.» (Мк 13:31; Мф 24:35). Он подчеркивает сим бессмертие тайного учения — и той его части, что была изложена Им ученикам и кажется ныне утерянной, и той его части, о которой сказано: «Но они ничего из этого не поняли; слова сии были для них сокровенны и они не разумели сказанного.» (Лк 18:34), и, наконец, той части учения, о которой Сам Иисус сказал: «Еще многое имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить.» (Ин 16:12).

Залогом бессмертия тайного учения Христа является свидетельство Его: «Доселе Я говорил вам притчами; но наступает время, когда уже не буду говорить вам притчами, но прямо возвещу вам об Отце.» (Ин 16:25). И еще мы очень верим в обетование Иисуса:

«Утешитель {же}. Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам.» (Ин 14:26); «Когда же придет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину.» (Ин 16:13). Верим мы и таким словам: «Все будут научены Богом. Всякий, слышавший от Отца и научившийся, приходит ко Мне.» (Ин 6:45; Ис 54:13).

Павел учит тому же, повторяя слова Иеремии (Евр 8:11): «Наступают дни,.. когда... не будет учить каждый ближнего своего и каждый брата своего", говоря: познай Господа; потому что все, от малого до большого будут знать Меня.» (Иер 31:31-34), «и всякий язык будет исповедывать Бога.» (Рим 14:11). Да и в более Древние времена мудрецы говорили то же: «Нельзя сказать: «что это, для чего это?», ибо все в свое время откроется.» (Сир 39:22).

В заключение сей главы невозможно не привести слова, которые чуть ли не ежедневно повторяют даже самые упрямые безбожники, часто и не ведая, что речены они Христом Иисусом Назарянином: «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу,» (Мк 4:22; Мф 10:26; Лк 8:17; 12:2), далее: «что вы сказали в темноте, то услышите в свете; и что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях.» (Лк 12:3). Так не пришло ли время открытия хоть части тайн?

Читатель, конечно же, уже отметил для себя, что глава эта в гораздо большей степени ставит перед ним вопросы, чем отвечает на возможные, даже обязательные вопросы. В самом деле, что же представляет из себя арифмология Христа? Какова символика пищи вообще и молока как пищи младенцев, и твердой пищи как пищи совершенных в частности? У читателя, не поленившегося заглянуть в Священное Писание в связи с нашим изложением, должны появиться и другие вопросы, связанные, к примеру, с тем, по отношению к чему Павел написал: кто почитает себя духовным, тот уразумеет, что пишу вам, а кто не разумеет, пусть не разумеет.

Ради ответов на эти и многие другие вопросы и написана эта книга, а ответы на них ждут читателя впереди. Итак, повторим: «Все в свое время откроется.» (Сир 39:22).

Будем ли мы тем временем сидеть в ожидании, как все само собой откроется, тайное соделается явным, а потаенное вдруг само собой выйдет наружу? Будем ли мы лихорадочно рыскать по библиотекам и музеям в поисках древних манускриптов, по большей части сохранивших лишь иллюзию их совершенства в тайном знании? Пойдем ли мы к последователям и преемникам Апостола Петра в попытках выделить тайное знание из церковных таинств? Будем ли тщиться отыскать тайных гностиков, которым, якобы, знания тайн достались в преемстве от Марии Магдалины?

Нет, ничего этого мы делать не будем. Ибо, как это часто бывает, пытаясь достичь далекого, человек не замечает того, что находится у него под самым носом. Посему, говоря образно, мы склонны отказаться и от телескопа, и от микроскопа, ибо предмет нашего исследования — тайны Царствия Божия заключены в Священном Писании, которое мы способны читать и невооруженным глазом. Залогом же будут «притчи разумные», если только глаза наши будут видеть, а уши слышать.

II УЧЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ

Еще видел я под солнцем место суда, а там - беззаконие, место правды, а там - неправда.

Книга Экклесиаста 3:16

И превозмог крик их.

Евангелие от Луки 23:23

Имеет ли христианская традиция нечто, могущее быть противопоставленным тому, о чем мы успели рассказать в связи с вопросом о простоте во Христе, о языке Священного Писания, о тайном учении, и, забегая вперед, в большой степени тому, о чем мы еще только собираемся поведать? По сути дела нет, ибо вопрос существования тайного учения Христа, например, арифмологии, виден в Священном Писании настолько ясно, что не оставляет никаких сомнений.

Но для некоторых людей, как ни странно, уже само по себе отсутствие у традиционного христианства каких бы то ни было аргументов является самым веским аргументом для того, чтобы откинуть любое ранее им или традиции неизвестное мнение. И кого-то из читателей, быть может, удивило часто повторяемое нами сочетание «традиционное христианство». Этим мы как бы подчеркиваем, что наше христианство нетрадиционно. Но может ли христианство вообще быть нетрадиционным? Ведь многие всерьез считают, что традиция христианства, или его предание, и старше, и более уважаемо, нежели Писание христианства. Однако же того, что такие люди говорят, они не знают. И превратить всякие споры с ними мы могли бы уже одним только упоминанием о Ветхом Завете, который несомненно появился не только до церковного предания, но и до рождества Христова. И именно на Писание мы находим ссылки в книгах, написанных тогда, когда о предании христианства знало одно лишь Божественное провидение (Мф 1:42; Мк 2:24; Ли 4:27; Ин 7:38; Иак 4:5; 1 Пет 2:6; 2 Тим 3:16).

Но мы все же продолжим рассуждения о взаимоотношениях Писания и предания. Говоря о последнем, мы не сможем не заметить, что оно в гораздо большей мере разнородно, нежели Писание, и по авторитетности, и по времени возникновения, и по наличию противоречий. Совершенно очевидно, что существует или существовало предание, Божие предопределение коего состояло в том, чтобы донести до будущих поколений то, что позднее стало Писанием Нового Завета, но было и такое предание, кое даже но своим собственным амбициям не могло встать вровень с Писанием. Ведь даже отцы Никейского собора, утвердившие в основном состав Священного Писания, не посмели и думать включить в него же свой «Символ веры».

Даже если встать на точку зрения наших оппонентов, то и тогда придется согласиться, что у блюстителей предания были, очевидно, веские причины признать в качестве Писания одно и оставить за пределами его другое. И, несмотря на все (и их, и наше) уважение к таким памятникам, как «Пастырь» Ерма или послания Игнатия Антиохийского, они не вошли в Писание, а это конечно же, не говорит об их превосходящей Евангелия ценности. Но если таковы наши рассуждения о том, что старо и согласно Писанию, то сколь же проще вопрос с тем, что в церковном предании либо прямо противоречит Писанию, либо написано во времена, когда авторитет Писания уже был на такой высоте, что даже и согласные с ним мнения не много ему добавляли.