Но кому уподоблю род сей?

Обратим внимание, что первые нанятые работники трудились на ниве Господней с самого раннего утра - честь им и хвала за это (от людей). И в этом смысле они весьма близки старшему брату блудного сына, но их склонность к ропоту также роднит их со старшим братом.

Вторая группа работников приходит на работу около третьего часа, что можно толковать как приход к Отцу, побуждающим мотивом которого является вера, надежда и любовь.

Третью и четвертую группы можно условно объединить словами «около шестого и девятого часа». (Эти часы уже встречались нам в эпизоде о казни Иисуса.) Сии суть те, кто приходит, будучи разделен между Богом и миром, будучи несовершен (шесть), но все-таки получив озарение (девять).

Наконец, есть и пятая группа работников, пришедших на виноградник около одиннадцатого часа, что означает тех, кто является пред Богом, будучи сугубо несовершен и греховен.

Попутно отмечаем, что господин выходил нанимать работников пять раз на дню, то есть призвание к лучшей участи происходит как тайна Царствия Божия. А это призывами с действительно составляет тайну: «Никто не может придти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня.» (Ин 6:44,65). И получается, что изволение Божие в избрании действительно «не от дел, а от призывающего» (Рим 9:12). Каким образом происходит это - воистину великая тайна Отца.

Этим, однако, не исчерпывается арифмология сей притчи. Для того, чтобы открыть самое главное, нам придется проделать простейшую арифметическую операцию, дающую ответ на вопрос о времени расчета хозяина с работниками, нанятыми за один динарий. Последние работники, как мы помним, пришли около одиннадцатого часа, а из ропота пришедших первыми выясняется - «эти последние работали один час» (Мф 20:12), - то есть господин вознаграждал всех работников своих около двенадцатого часа. Надо ли нам говорить еще что-нибудь?! Имеющий уши да услышит! Здесь мудрость!

В заключение истолкования притчи мы можем отметь еще одну, причем немаловажную деталь, хотя она и не имеет отношения к арифмологии. Состоит сие наблюдение в том, что призывать работников с торжища на виноградник хозяин - опять же понятно, что он символизирует Бога, Призывающего, - выходил сам. Что же касается расчета с работниками, то хозяин делает это через посредника. Мы надеемся, что читатель уже уяснил, Кто является Посредником между Богом и человеками. Никто не может получить вожделенного одного динария иначе, как из Его рук.

В главе, посвященной апокатастатическому пути, мы установили связь персонажей притч о блудном сыне, о работниках на винограднике и о господине, раздавшем имение свое рабам. К одному из арифмологических аспектов последней притчи нам необходимо вернуться вновь, дабы у читателя не осталось повода к соблазну.

Вспомним слова хозяина, обращенные к лукавому и ленивому рабу: «надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью; итак, возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов... а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов.» (Мф 25:27,28,30). Итак, обладатель одного динария, как мы видим, оказывается во тьме внешней - плачевный финал, но еще большее сожаление для арифмолога вызывает то, что тот самый один динарий, которым он столь сильно дорожил, что сокрыл в земле из страха перед хозяином потерять его, сей-то динарий у него отнимается и отдается имеющему десять динариев. И уж он-то, как никто другой, может оценить величие сего приобретения.

До сих пор мы практически только напоминали сказанное ранее, но теперь скажем нечто новое, обратив внимание, что, как может показаться, последний из рабов в итоге становится обладателем одиннадцати динариев, а сие вряд ли вызовет зависть с арифмологической точки зрения. Обладание одиннадцатью динариями есть повод для большого соблазна. Но мы избавлены от него, ибо, хотя последний и назван имеющим десять динариев, на самом-то деле он в итоге единственным из всех рабов становится обладателем именно одного динария, потому что те десять динариев, что были у него, и тайна коих не вызывает затруднений, он отдает хозяину, дабы тот получил свое с прибылью. Так что в итоге он становится обладателем именно одного заветного динария.

В одной из первых глав мы приводили притчу о смоковнице. Ныне пришла пора взглянуть на нее с новой точки зрения, обращая внимание на числа: «Некто имел в винограднике своем посаженную смоковницу, и пришел искать плода на ней и не нашел; и сказал виноградарю: вот, я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби ее: на что она и место занимает? Но он сказал ему в ответ: господин! оставь ее и на [один] этот год, пока я окопаю ее и обложу навозом, - не принесет ли плода, если же нет, то в следующий год срубишь ее.» (Лк 13:6-9).

Изложенная арифмология не должна оставлять сомнений в символе ожидания Господом плода веры, надежды, любви в третий год. Нас тут должен заботить другой вопрос: каков будет диалог между господином и виноградарем по прошествии еще одного года, то есть на четвертый год? Будет ли необходима новая отсрочка?

Ответ на сей вопрос заключается в преодолении ограничений мира (космоса), что наступает по прошествии четырех - месяцев ли, лет ли - сие в арифмологии не очень важно: «Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и настанет жатва?» (Ин 4:35). Иначе говоря, если мы представим себе этот диалог спустя буквально понимаемый год, то содержание его ничуть не изменится. По прошествии же четырех символических лет не нужно уже будет просить отсрочки.

Вернемся теперь к одной недоговоренности, оставшейся нам от притчи о неверном управителе. Итогом его догадливости, как помнит читатель, остались долги «сынов света», составившие восемьдесят мер масла и пятьдесят мер пшеницы. О символах масла и пшеницы мы уже не находим нужным говорить в связи с арифмологией, а числа восемьдесят и пятьдесят заслуживаю именно ныне пристального внимания. Прежде всего представим восемьдесят как 80 = 8 Х 10, а пятьдесят как 50 = 5 Х 10. И тут нам становится ясно, что невозможно требовать от всех сынов света, должников, преображения (12) - им не остается иного, нежели погашать оставшийся долг, отрабатывая в круге палингенезии (10), отрабатывать копая, познавая тайны Царствия Божия (5), в чем им незаменимую услугу окажет откровение (8). Все просто, как видит читатель. По сути же здесь вновь, только в иной формулировке видима тайна евхаристии: хлеб (учение о тайнах Царствия Божия - 5) и вино (откровение - 8).

Взглянем еще на один эпизод, на сей раз Ветхого Завета, описывающий деяния пророка Елисея сразу после сотворения им уже истолкованного чуда об оздоровлении вод (4 Цар 2:19-22): «И пошел он оттуда в Вефиль. Когда он шел дорогою, малые дети вышли из города, и насмехались над ним, и говорили ему: иди, плешивый! иди, плешивый! Он оглянулся и увидел их, и проклял их именем Господним: И вышли две медведицы из леса, и растерзали из них сорок два ребенка.» (4 Цар 2:23,24).

Чудовищное несоответствие мелкого проступка малых неразумных детей наказанию их, перед жестокостью коего бледнеют даже зверства фашизма и мучения ранних христиан, поражает воображение читателя, не правда ли? Но не будем торопиться проливать слезы по поводу невинно убиенных по слову пророка Елисея младенцев, ибо мы всецело стремились убедить читателя в необходимости образного понимания Священного Писания. Мы говорим сейчас о Ветхом Завете, а значит имеем более чем обоснованное право воспользоваться мудростью Моисея Маймонида. Напомним ее: «Всякий раз, как в наших книгах встречается история, реальность которой кажется невозможной, повествование, которое противоречит и рассудку, и здравому смыслу, можно быть уверенным, что сия история содержит иносказание, скрывающее глубоко потаенную истину; и чем более нелепость буквы, тем глубже мудрость духа.» Здесь именно такой случай.