По образу Его

22.

Хроническая боль

Очень редко, но все–таки случалось со мной и такое: я сталкивался с болью, не поддающейся объяснению. Создавалось впечатление, что такая боль бессмысленна. Но она поглощала все внимание человека, и он не мог думать ни о чем другом. Именно такая боль преследовала индианку Раджамму. К тому моменту, как она обратилась ко мне за помощью, я прожил в Индии чуть больше года. Во время врачебной практики в Лондоне, если ко мне обращался пациент с заболеванием не по моему профилю, я направлял его к другому специалисту. Но в Индии я не мог позволить себе такую роскошь.

Раджамма вошла в мой кабинет, еле передвигая ноги, с выражением страха на лице. Прежде чем сесть на стул, она обвела подозрительным взглядом мой кабинет, будто ожидая столкнуться в нем с врагом. Ее недругом становилось все, что могло вызвать испуг или стать причиной неожиданного пугающего шума. Это мог быть даже порыв ветра, дунувший ей в лицо. Передо мной сидела изможденная, худая женщина со впалыми щеками: она находилась в состоянии физического истощения. В глаза бросались круглые точечные следы ожогов на ее лице; я догадался, что это последствия лечения. Все ее лицо было каким–то неестественным и перекошенным и напоминало жесткую мездру кожи животных.

Такое заболевание называется невралгией тройничного нерва, или лицевой невралгией [74], причем у Раджаммы оно было в самой тяжелой форме. При этом заболевании человек периодически испытывает приступы спазматической боли, затрагивающей одну сторону лица. В мгновение ока лицо перекашивается. Или наоборот, мучительная боль возникает из–за того, что лицо приняло какое–то выражение. Это подергивание лицевых мышц называется «тик». Иногда он начинается без всяких видимых причин, а иногда его вызывает инфекция, например, гнилой зуб. Хотя Раджамма не помнила, чтобы у нее болели зубы, доктора на всякий случай удалили ей все зубы с поврежденной стороны лица.

Женщина медленно рассказывала мне все, что ей довелось пережить. Во время рассказа она старалась не закрывать до конца рот и очень осторожно шевелила губами, чтобы нечаянно не вызвать даже малейшего движения щек. Раджамма жила в небольшой земляной хижине вместе с мужем и четырьмя детьми. Она сказала, что ее дети больше не играют ни в доме, ни рядом с ним. Они ходят на цыпочках, никогда не смеются и не шутят из–за боязни спровоцировать неожиданный приступ маминой болезни. Куры (которые в индийских деревнях обычно беспрепятственно разгуливают по дому) помещены в специальный загон, чтобы не испугать хозяйку неожиданным хлопаньем крыльев или кудахтаньем. Раджамма страшилась даже есть, поэтому стала такой худой. Она боялась делать глотательные движения и жила на одной воде, не слишком горячей и не слишком холодной.

Несмотря на все меры предосторожности, бедняга оставалась в полной зависимости от мучительной боли. Приступы боли случались по нескольку раз в день, они полностью лишили женщину трудоспособности. Иногда от отчаяния она соглашалась на лечение деревенских «докторов»: они накаливали на огне металлическую трубку и прижигали ею болезненные места на лице женщины в надежде уменьшить боль. Ее душевное равновесие, естественно, тоже оставляло желать лучшего. Супруг поначалу мужественно переносил все это, пытаясь понять, откуда возникает такая беспричинная боль. Но бесконечное состояние напряженности, в котором постоянно находилась семья, начинало приближаться к критической отметке — взрыв был неминуем.

Я очень старался выяснить причину заболевания, но у меня ничего не получалось. Дважды я пытался умертвить саму область, которая являлась источником возникновения спазмов. Мне казалась, что она находится непосредственно перед костью правой щеки. В первый раз один лишь вид приближающейся к ее лицу иглы вызвал у Раджаммы один из самых тяжелых приступов. Вторую попытку я предпринял уже с применением анестезии, но успеха вновь не добился.

День и ночь я размышлял об этом случае. Наконец пришел к выводу: единственный надежный способ прекратить возникновение жуткой боли — сделать трепанацию черепа и перерезать нервы, расположенные в правой части лица. Это решение было для меня неприемлемым, так как я не только никогда не принимал участия в проведении нейрохирургической операции, но даже не видел, как это делается. Однако у меня не было другого выхода. К счастью, когда мы изучали анатомию, у нас была практика, на которой мне приходилось разрезать черепно–мозговые нервы. Я знал, в каком именно месте искать Гассеров нервный узел, расположенный на поверхности мозга сразу под черепом.

Я объяснил все это Раджамме и ее мужу, обратив особое внимание на то, что существует двойная опасность. Во–первых, может просто ничего не получиться, так как я не умею делать подобные операции. И, во–вторых, самое страшное: я могу случайно перерезать большее количество нервов, чем нужно. В этом случае глазное яблоко вместе со щекой потеряет чувствительность, что может привести к слепоте. В общем, я нарисовал подробную картину возможных последствий.

Однако ни одно из моих слов нисколько не поколебало решимость этих людей. Их страдания были настолько велики, что, если бы я им даже сообщил, что операция неизбежно приведет к потере глаза, они бы согласились на это, не раздумывая ни минуты.

В течение всей последующей недели я штудировал различные медицинские учебники и справочники, которые мне только удалось найти. Затем вместе с нашим анестезиологом доктором Гвендой Льюис мы распланировали стратегию проведения операции. Я хотел иметь возможность во время операции общаться с пациенткой, поэтому мы выбрали такое анестезирующее средство, которое обеспечило бы женщине возможность отвечать на мои вопросы. И вот наступил день операции.

Мы решили, что Раджамма должна находиться в сидячем положении — это сведет до минимума давление в венах головы. Ей была сделана анестезия, и через положенное время я начал рассекать ткани. Гассеров нервный узел находится в венозной полости, окруженной костью. Внутри этой полости образуется крестообразное пересечение вен и нервов, представляющее собой самый настоящий клубок спутанных ниток. При малейшем прикосновении к этой зоне скальпелем она полностью заливается кровью. Я отпилил кусочек кости, препятствующей проникновению в нужную зону, вошел в полость и стал продвигаться вглубь нее, проходя один слой за другим. Наконец моим глазам предстало основание полости. Сплетение нервной ткани сантиметра в два шириной и в полсантиметра глубиной лежало передо мной во всей своей красе, очень напоминая светящийся в ночи серп луны. Из него, будто притоки реки, веером расходились в разные стороны пять нервных волокон, направленных в сторону лица.

Одно из волокон являлось двигательным нервом, и любое, даже самое незначительное его повреждение привело бы к параличу челюсти пациентки. Изо всех сил я старался не задеть его. Но все остальные волокна выглядели абсолютно одинаково: они представляли собой пучок, в котором все было так переплетено и запутано, что я не мог разобраться, где какой нерв. Я проделал электростимуляцию одного из этих тончайших волокон и спросил Раджамму, что она почувствовала. Она ответила: «Вы дотронулись до моего глаза». В тот момент, когда я клал на место эту тонюсенькую нервную ниточку, мне на лоб стекло несколько капель пота.