«Остров». Подлинная история

– Живой-то живой, а ведь мог и погибнуть! – сказал иеромонах.

– Ну что ты говоришь, отец Трифон? – удивился старец. – Нам с тобой надо было две души спасти... Я же молился все время, зачем ты боялся?

Отец Севастиан запретил иеромонаху рассказывать об этом, и случай стал известен только после его смерти.

Интересно, как скрывал старец случаи исцелений по его молитвам. Он очень редко помогал больным “напрямую”, как это было в случае с мальчиком. Чаще он сам ставил диагноз и отправлял в больницу. “Лечиться не грех”, – говорил он. Его диагноз всегда подтверждался, и оперировавшиеся по его благословению выздоравливали. Впрочем, иногда он запрещал ложиться на операцию.

П.И. Косинова пришла к нему с сильной болью в пояснице – просить благословение на операцию. (У нее обнаружили рак.) Старец сказал:

– Не торопись под ножом умереть. Поживи еще, у тебя дети.

Она трижды подходила, но ответ был один: операцию не делать. Отец Севастиан посоветовал заказать молебен с водосвятием, а также купить алоэ, сделать состав и пить. Через три месяца больная пришла в диспансер для контрольного исследования. При новом осмотре обнаружили, что опухоль уменьшилась, а вскоре исчезла совсем.

В 1960 году к отцу Севастиану приехала Пелагия Мельник из Ижевска. Около полугода она не могла есть ни хлеба, ни картофеля, ни других продуктов. Питалась только молоком и сырыми яйцами. Она сильно ослабла и с трудом передвигалась. У кельи старца было много народу, и она стала просить, чтобы ее пустили вне очереди. Неожиданно дверь отворилась, отец Севастиан вышел и сказал:

– Пропустите, она очень больна.

Войдя в келью, Пелагия опустилась на колени и расплакалась.

– Не плачь, – сказал старец. – Все у тебя пройдет.

Он дал ей свежую просфору, яблоко и стакан воды; Пелагия стала говорить, что уже давно не ест хлеба.

– Ничего, я благословляю.

Пелагия ушла в крестильную и там легко все съела. После этого она проспала сутки и была совершенно здорова...

Паломничество верующих в Михайловку не могло укрыться от властей. Старец все время опасался, что церковь закроют. Говорил: “Не за себя боюсь, за вас боюсь. Я знаю, что мне делать. А что вы будете делать – не знаю”.

В храме у него было много молодежи, только на клиросе пело до семнадцати девочек. Когда с проверкой приезжал уполномоченный, все прятались, в храме оставались только старушки. И все-таки карагандинское начальство не раз порывалось закрыть церковь в Михайловке. Старца вызывали в отдел, но при виде его совершенно терялись и не знали, что говорить: он обезоруживал своей тихостью и смирением.

– Пусть пока постарчествует, – говорил уполномоченный. – А как старчество его пройдет, так и церковь закроем.

Однажды в облисполкоме стали требовать, чтобы отец Севастиан перестал выезжать с требами в город Сарань и поселок Дубовку, так как они относились к другому району. Это требование передали старцу, и на следующий день он вместе со старостой приехал в облисполком.

– Товарищ уполномоченный, – сказал отец Севастиан. – Вы уж нам разрешите совершать эти требы по просьбе шахтеров. Иногда просят больную мать причастить или покойника отпеть.

Уполномоченный растерялся и неожиданно сказал:

– Пожалуйста, отец Севастиан, исполняйте, не отказывайте им.

Советы старца

С разными людьми отец Севастиан вел себя по-разному. Некоторых сурово отчитывал даже в присутствии посторонних, иным никогда не говорил о их недостатках прямо, рассказывал какую-нибудь назидательную историю, терпеливо ждал, пока человек сам поймет свои ошибки. Молиться советовал на всяком месте: стоя, сидя, лежа, во время работы, в пути.

Часто напоминал о прощении обид, любил повторять: “Бог гордым противится, а смиренным дает благодать”. О гордых говорил: “Ярому коню – глубокая яма”.

Жалующимся на болезнь напоминал: “Одно пройдет, другое найдет! Болеть нам необходимо, иначе не спасемся. Болезни очищают душу от грехов”.

Другим внушал беречь свое здоровье. В большие холода советовал одеваться теплее. “Берегите свое здоровье, оно – дар Божий. Злоупотреблять своим здоровьем грешно перед Богом”.

Молодым девушкам он часто предлагал поработать в больнице. “Самое жестокое сердце, глядя на таких страдальцев, может смягчиться. От этого зависит спасение души”.

Старец не советовал девушкам одеваться в черное, чтобы их... не поносили напрасно. “Черное не спасет и красное не погубит”, – говорил он. Отец Севастиан не советовал молодежи одеваться со вкусом и вообще следить за внешностью. Тех, кто завидовал богато живущим, он брал на требы к людям, живущим в землянках. “Посмотри, – говорил, – как они живут! Вот где спасение! Вот где школа сострадания и доброделания!”

Говоря о нестяжательстве, он приводил в пример священника, у которого после смерти ничего не осталось – ни денег, ни вещей. “Как хорошо! Как легко умирать, когда нет ничего лишнего! И будет приют в Царстве Небесном”.

Он не советовал брать на себя большие молитвенные подвиги, порицал чрезмерную ревность. Рассказывал о людях, которые начинали горячо молиться и строго поститься, а потом охладевали к вере. Советовал двигаться по духовному пути спокойно, с терпением и постоянством. Часто повторял: “Не дорого начало, не дорога середина, а дорог конец”.

Старец много говорил о супружеском долге, о верности, доверии и терпении. Он упрекал неблагодарных детей, говорил, что Бог лишит их счастья. Не раз и не два он делал замечания родителям за чрезмерную привязанность к детям, за то, что родители чуть ли не готовы молиться на них. “Сами малограмотные, одеваются абы как, недоедают, чтобы детей своих одеть, обуть и выучить. А дети, выучившись, начинают презирать малограмотность и нищенское одеяние родителей, даже стыдятся их”.

“Что дороже всего на свете? – говорил отец Севастиан. – Время! И что теряем без сожаления и бесполезно? Время!.. Когда самую ничтожную вещь потеряли мы, то ищем ее. А потеряем время – даже не осознаем. Время дано Господом для правильного употребления его во спасение души и приобретения будущей жизни. Время должно распределять так, как хороший хозяин распределяет каждую монетку – какая для чего. Так и время будем распределять полезно, а не для пустых забав и увеселений, разговоров, гулянок. Взыщет Господь, что мы украли время для своих прихотей, а не для Бога и не для души употребили”.

Часто повторял: “Раб, знавший волю господина и не сотворивший ее, бит будет больше, нежели раб, не знавший воли господина”. Некоторым говорил прямо: “Вот ты знаешь все, а Бога на мир променял!”

О страстях учил так: “В наших грехах и страстях не виноваты ни вино, ни женщины, ни деньги, ни богатство, как иные хотят себя оправдать, а наша неумеренность... Богом устроено все премудро и прекрасно. Но от нерадивого употребления и пользования вещами получается зло”.

И еще: “До самой смерти бойтесь падений и не надейтесь на свои силы, а только на помощь Божию, призывая его в молитве со смирением... Самая лютая страсть – блудная. Она может побороть человека на болезненном и даже смертном одре, особенно тех, кто прожил жизнь земную до старости невоздержанно. Эта страсть в костях находится, она бесстыжее всех страстей. Никто сам по себе не может избавиться от нее. Только Господь может избавить...”

Однажды он сказал: “Между нами, монахами, и миром глубокая пропасть. Миру никогда не понять нашей жизни, а нам – их. Если бы монахи знали заранее, сколько их ждет искушений и скорбей на узком, но спасительном пути, то никто бы не пошел в монастырь. А если бы мир знал о будущих благах монашествующих, то все пошли бы в монастырь...”

Последние годы

Шли годы, отец Севастиан стал ослабевать. Нарастали одышка и боль во всем теле. Врачи проводили лечение, но общее состояние не улучшалось. Однако богослужебное время старец всегда проводил в храме. Он ежедневно служил панихиды, но литургию уже совершал только по праздникам. В храме ему отделили перегородкой маленькую комнатку, которую назвали “каюткой”. Здесь стояла кровать, на которой он отдыхал во время службы. Иногда, дав возглас, он ложился на койку, а под ноги ему подкладывали валик. Иногда он ектенью тоже говорил лежа, но на Евангелие всегда вставал.