Диадема старца: Воспоминания о грузинском подвижнике отце Гавриле

В храм, построенный отцом Гавриилом, меня привела одна женщина. Храм, полный икон, был разделён на несколько частей — я никогда ничего подобного раньше не видел. Старец благословил меня и принял с большой любовью. Стоя перед таким человеком, я считал себя счастливейшим из смертных.

Отец старца Гавриила был похоронен на территории храма святой великомученицы Варвары. Его семья проживала неподалёку от этого храма. Отец Гавриил, будучи ребёнком, часто ходил в церковь и присутствовал на богослужениях. Он очень переживал, что его отец участвовал в разрушении церквей, и часто заказывал панихиду по нему, много молился о спасении его души.

Однажды мне выпала честь вместе с отцом Гавриилом отслужить литургию в Преображенском храме Самтаврийского монастыря. Трудно передать радостные переживания того счастливого дня! Чтобы это понять, надо своими глазами увидеть благоговейное служение старца. Для меня это был незабываемый день!

Я никогда не сомневался в духовной силе отца Гавриила, дарованной ему Богом. Я всегда с большим удовольствием вспоминаю о часах и даже минутах, проведённых вместе со старцем. Его безграничная любовь всё время со мной.

Старец Гавриил… архимандрит Гавриил… редкий синтез цветущего средневекового монашества и гонимого монашества двадцатого века. Своим обликом старец напоминал подвижника из святоотеческих книг. Для малоопытных христиан он был сладкоголосым путеводителем, а для уже опытных христиан суровым, но любвеобильным обличителем.

Март 1992 года, начало Великого поста… По воле Божией я встретился с отцом Гавриилом, когда мне было уже пятьдесят пять лет: пришедший к «одиннадцатому часу», на закате лет, имеющий опыт и знание мирской жизни, но духовно новоначальный, с неясными представлениями о церковной жизни, о монашестве, плохо знающий церковные порядки и правила поведения в церкви. Старец Гавриил для меня оказался редким духовником, путеводителем, наставником, показавшим дорогу, которая ведёт к храму. Он был наставником для всех, кто имел желание жить по Божиим заповедям.

Я, соблазнённый великолепием соборов Германии, Австрии и Венгрии, очарованный богослужениями монахов–бенедиктинцев [19], наполненный незабываемыми впечатлениями от органной музыки Баха и католических песнопений, оказался абсолютно не подготовленным к прозорливости отца Гавриила.

Помню свою первую исповедь и первое Святое Причащение в Самтаврийском монастыре… Первое коленопреклонение и испрошение благословения у отца Гавриила, спустившегося из своей кельи в храм на всенощное бдение. Все верующие хорошо знали о его высоко духовной жизни. Я не случайно вспомнил о бенедиктинских монахах. Если сравнить их с восточнохристианским монашеством, достойным представителем которого и был старец Гавриил, можно увидеть колоссальную разницу. Такую же разницу можно увидеть между песнопениями в сопровождении органной музыки и древнегрузинскими песнопениями; между тем, кто молится, сидя на скамье, и тем, кто молится в храме стоя, невзирая на усталость в ногах.

Слова отца Гавриила, проникнутые духом Священного Писания, запоминались особо. Невозможно было равнодушно пройти мимо старца: он как бы притягивал к себе. В сердцах людей, случайно приходивших в храм, не знающих Православия, он сеял семена благой веры. А многочисленных гостей, приезжавших из Тбилиси и из других уголков Грузии, утешал и наставлял.

Отец Гавриил жил в соответствии с монастырским уставом и в свободное от бдения и молитв время трудился. Даже тогда, когда кого‑то принимал или с кем‑то говорил, он трудился: реставрировал, чинил иконы, мастерил рамки для них, чистил церковную утварь. Для него не существовало значительного и незначительного дела, всё было важным, и всё делал он во славу Божию.

Отца Гавриила все знали как очень требовательного и сурового старца, который в нужное время прямо в глаза говорил любому человеку правду.

Так случилось, что на Светлой седмице, всего лишь через несколько недель после моего воцерковления, духовник ввёл меня в алтарь и надел на меня стихарь. Это для меня было большим событием, и, переполненный благодарностью, в тот же день после литургии я остался и вымыл пол в алтаре и на амвоне. Отец Гавриил несколько раз заходил и смотрел, как я усердствую, но на его лице я ничего не мог прочесть: ни укора, ни одобрения — а сам он ничего не говорил… Прошло несколько месяцев. Перед праздником Преображения Господня отец Гавриил позвал меня к себе и тепло сказал: «Ты без благословения устроил генеральную уборку на Пасхальной неделе — это неправильно. Мы делаем уборку перед праздником. Скоро Преображение Господне. Думаю, мы с тобой справимся». Два или три дня, не поднимая головы, мы убирались в храме и во дворе монастыря. Мы вычистили всё: начиная со стен и заканчивая церковной утварью. Отец Гавриил, засучив рукава, усердно полировал медные и бронзовые подсвечники и лампады.

Очень быстро сбылись его слова: «Твоё призвание — быть духовником в миру». Четырнадцатого октября 1992 года, в день праздника Хитона Господня — «Светицховлоба», Католикос–Патриарх всея Грузии Святейший и Блаженнейший Илия II рукоположил меня в диаконы, а потом и в священники.

В это время отец Гавриил был очень слаб, редко выходил из кельи, но с терпением переносил тяжёлую болезнь. Всегда был спокоен и благодушен. В моей памяти навсегда останется лучезарное лицо старца Гавриила.

Меня с отцом Гавриилом связывала сорокалетняя дружба. В молодости он был не только моим другом, но и духовником.

Для меня он всегда был олицетворением честности и любви. Всех, кто приходил к нему за помощью, отец Гавриил принимал с большой сердечностью. Ему было всё равно, богат или беден пришедший к нему человек, простой рабочий он или высокопоставленный чиновник. Старец всех угощал просто, но вкусно, сам же ел и пил очень мало, а когда ему приносили еду, сразу же отдавал её кому‑то другому.

Старец очень рано вставал, и Ангел Хранитель наставлял его на добрые дела. Он почти каждый день ходил на свалку, искал среди мусора иконы, церковную утварь. Там он не раз находил старинные иконы и очень радовался, возвращаясь домой с находкой. Он чистил иконы, приводил в порядок и размещал в церковке, которую построил своими руками.

Я всюду следовала за отцом Гавриилом: куда он собирался, туда за ним шла и я. По понедельникам мы бывали в Дидубеком храме [20], по вторникам — в храме Святой Троицы [21], по средам — в Кашуети [22], по четвергам — на Мтацминда в церкви святого Давида Гареджийского [23], а в остальные дни — в Сионском соборе. После литургии он выходил из церкви и садился на скамейку. Вокруг него сразу собирался народ. Все что‑то спрашивали, а он не спеша отвечал. Удивительно было то, что всё сказанное им всегда сбывалось.

У меня была подруга Мариам. После революции она переехала в Константинополь, а в глубокой старости вернулась в Грузию. Мы очень любили друг друга, и её кончина для меня была большой утратой. Я молилась, чтобы Бог послал мне пожилого человека, за которым я могла бы ухаживать в память о своей подруге Мариам. Своим помыслом я ни с кем не делилась, только в сердце его повторяла. Однажды после моей молитвы в церкви Мтацминда отец Гавриил тихо сказал: «Я тебе покажу человека, который нуждается в уходе». Это был одинокий престарелый человек, который не мог ходить. Я ухаживала за ним до его смерти, а когда он скончался, его отпевал отец Гавриил.

В Тбилиси отцу Гавриилу жилось трудно. Старец просил меня съездить в Мцхету к митрополиту Илии (нынешнему Патриарху) за разрешением жить ему в келье Самтаврийского монастыря. Мне было очень неловко обращаться с такой просьбой к митрополиту, но старец со слезами на глазах просил: «Сестра, если ты меня любишь, исполни мою просьбу». Я не смогла ему отказать, поехала к владыке и передала просьбу отца Гавриила. Владыка внимательно выслушал и сказал: «Я обязательно выполню вашу просьбу, когда у меня будет возможность».